— Траутман, я тебе могу сообщить вполне определенно, что не планирую выполнять просьбу Ханады.

На следующий день Роберт Карлович вернулся, а Петров наоборот исчез. На мой вопрос, куда, Роберт Карлович только пожал плечами.

Я рассказал наставнику, как безуспешно пытался разобраться с базой данных секвенций, и он пообещал в скором времени всё показать. Потом, вспомнив о пометке Smart в описании секвенции, я поинтересовался, что она означает. Роберт Карлович, не отрываясь от своего монитора, объяснил что-то про «секвенцию с нечетким таргетом и не предопределенным методом достижения целевого воздействия», чем я и удовлетворился. Потом мы целый день занимались испытанием и каталогизацией секвенций. Как и раньше, мы их не доводили до завершения, просто убеждались, что возникает грэйс. По своим норам расползлись как всегда поздно. Последующие рабочие дни походили один на другой, но это никак не отражалось на моем воодушевлении. Ничего не может быть лучше интересной работы, особенно, если выполнить ее можешь только ты.

В четверг я проснулся по звонку будильника и понял, что вставать мне совсем не хочется. Я ощущал, что не выспался — накопленная усталость давала о себе знать. Пролежав лишних две минуты в постели, я убедил себя, что дух сильнее плоти, поднялся и побрел под душ.

Предыдущие десять дней мы с Робертом Карловичем продолжали исследование секвенций из нашего депозитария, работая по четырнадцать часов в сутки. Петров не появлялся, но, судя по всему, продолжал активную деятельность где-то вдали от нас. Об этом можно было судить по тому, что не прекращали поступать рецепты со всего мира. Роберт Карлович объяснил мне, что, если в личных коллекциях, доставшихся Секвенториуму в качестве вступительных взносов, встречаются одинаковые рецепты, этот факт специальным образом фиксируется, и Петров извещает владельцев дубликатов, что за кем-то из них есть долг перед организацией. Если я правильно понял, такая ситуация не приводила к немедленному лишению членства в Секвенториуме, но снижала учетную стоимость вкладов всех владельцев дубликатов до тех пор, пока они не договорятся о чем-то друг с другом.

Несмотря на легкое отупение, пришедшее вместе с многодневной усталостью, я не переставал удивляться тому, что может выступать в качестве элементов секвенций и разнообразию мираклоидов. Мой наставник к тому времени научил меня читать зашифрованные рецепты и регистрировать их в базе данных. Теперь я в принципе мог бы работать вполне самостоятельно. В этот день Роберт Карлович обнаружил какой-то особенный рецепт. Он сказал, что, кажется, кое-что слышал об этой секвенции и предложил довести ее до конца, пообещав продемонстрировать нечто забавное. Мне вспомнилась Ирина, рассказывающая про боль и разрушения, которые приносят секвенции, и я попросил этого не делать. Вообще-то Иру я вспоминал часто, по нескольку раз в день. Вдобавок по ночам она пару раз участвовала в качестве основного персонажа в моих снах абсолютно нецеломудренного содержания. Я часто думал, что мне очень хотелось бы с ней встретиться.

После обеда я вдруг вспомнил, что у меня есть собственная квартира, в которой я за последние два года побывал всего лишь один раз, и то был оттуда умыкнут Петровым. Мне захотелось переселиться в собственное жилище, и я спросил Роберта Карловича, что он об этом думает. Наставник ответил, что особой опасности в этом не видит. Правда, когда я уже собрался уходить, он предложил заменить СИМ-карточку в моём телефоне, мол, береженого Бог бережет. Я прикинул, что ни от кого звонков не жду и согласился.

От машины я отказался. Удивительно, но вдруг почувствовалось, что за два года я соскучился по московским улицам, метро и даже магазинам. До дома я добрался с заходом в пару супермаркетов, в результате зашел в свою квартиру, таща в руках два объемных пластиковых пакета с провизией. Как будто гостей жду, сам себе удивляясь, отметил я.

Дома я принял душ, надел один из двух белых махровых халатов, обнаруженных в ванной, и отправился на кухню. Придя туда, препоясал чресла кухонным фартуком с двумя большими карманами (расцветка фартука в точности соответствовала оформлению кухни, он явно был частью «комплексного колористического решения») и приступил к готовке.

У меня всегда была слабость к всякого рода кухонным аксессуарам. Даже в не слишком обильные времена медведковской коммуналки я был владельцем двух дорогих тяжелых сковородок и набора отличных поварских ножей. Оказалось, что моя новая кухня под завязку нафарширована не только всяческой посудой и бесконечным числом ножей и ножичков разного назначения, но массой кухонных электроприборов. Я узнал хлеборезку, кофеварку со встроенной кофемолкой, мясорубку и посудомоечную машину. Последней мне не приходилось никогда в жизни пользоваться, но я утешил себя тем, что домашние хозяйки как-то с этим справляются.

Я выгрузил все приобретенные продукты за исключением мяса, которое собрался готовить, в огромный холодильник. Одну из двух бутылок красного вина засунул в морозилку, чтобы поскорее охладить до вожделенных пятнадцати градусов (то, что этих градусов должно быть именно пятнадцать, я не поленился прочитать на контрэтикетке бутылки). Оглядев кухню хозяйским взором, я обнаружил еще одну дверцу, в которую прежде не заглядывал. Я открыл ее и увидел десятки винных бутылок, разложенных по полочкам в горизонтальном положении. В шкафу было ощутимо прохладнее, чем на кухне. Оказывается, ко всему прочему я еще и владелец винного погреба. Вытащив из морозилки только что помещенную туда бутылку, я поместил ее в винный шкаф на место пыльного сосуда, который бережно достал и поставил на стол. При ближайшем рассмотрении оказалось, что я достал бутылку темного стекла, покрытую не только пылью, но и известковыми разводами и, кажется, даже плесенью. Я как-то раз наблюдал, как ловко с похожей бутылкой расправлялся официант. Пыль и всё прочее положено удалять большой полотняной салфеткой. Салфетку, к слову сказать, мне в тот раз предложили забрать из ресторана с собой.

Я был уверен, что на моей замечательной кухне есть нужные салфетки, но совершенно не представлял, где их искать. Поэтому, чувствуя себя не изысканным гурмэ, а обжорой-гурманом, я не только вымыл пыльную бутылку, но и вытер ее полотенцем. После этого открыл пробку, чтобы соблюсти классические традиции и дать вину «подышать». Я ничего не могу сказать про профессиональных дегустаторов, отличат ли они надышавшееся вино от только что открытого. Зато в себе я полностью уверен — вероятность того, что я правильно укажу на насыщенное кислородом вино, составляет ровно пятьдесят процентов. Спросите, почему я, тем не менее, стараюсь соблюдать этот и некоторые другие ритуалы? Ответ прост: мне это просто нравится, и не вызывает затруднений, а главное, я получаю от этого удовольствие. Почему бы не побаловать хорошего человека, согласны?

Мясо, охлажденную свиную вырезку, я решил просто отбить и пожарить. Единственной пряностью, которую я использовал, стал молотый черный перец — чем проще, тем лучше. Когда через десять минут мясо уже было готово, я бросился искать бокал для вина. На кухне мне его отыскать не удалось, и передо мной встала дилемма — пить вино из правильного бокала, который я найду неизвестно когда, или вкушать шипящее мясо, которое только что выложено со сковородки. Я предпочел второе и налил коллекционное вино в высокий стеклянный стакан, обнаруженный на кухне, и приступил к трапезе. После ужина я решил прилечь, добрался до спальни и плюхнулся на широченную кровать. С удивлением обнаружил у себя в ногах огромный телеэкран, примерно как у Петрова в кабинете; странно, что в прошлый раз я его не заметил. Я не поленился и встал, чтобы отыскать пульт, включил телевизор и пощелкал каналами. С недоумением обнаружил, что доступны только стандартные программы, которые и в Медведкове ловились на домовую антенну. Такой скудный набор явно не вписывался в прочую обстановку шикарной квартиры. Я остановил свой выбор на биржевом канале. Там ведущий небольшого роста, бритый наголо мужчина в очках, задорно наскакивал на двух, не то бизнес-аналитиков, не то на политтехнологов, сидевших по обе руки от него. Те очень вяло отбивались, но под напором очкарика уже были склонны признать, что чему-то там присущи не только отдельные недочеты, но и системные недостатки. Я доброжелательно подумал, что ведущий похож на небольшой, но весьма дееспособный мужской орган. Потом я начал размышлять, на кого в таком случае похожи аналитики, и неожиданно для себя заснул.