— Вот и не делаем ни хрена…
— …В том числе и для себя. Зачастую. И ни для кого. И когда этот Юрген сунулся к владельцу хозяйственного магазина за какими-то тремя голимыми пластмассовыми ведрами для детсада… того, к слову, детсада, в который ходил сын этого владельца и ел там Юргеновы обеды… так хозяин его обматерил и вытолкал чуть не пинками! Приперся, типа, тут за халявой, лох!.. Тоже реальность!
— А он, значит, все равно гнет свое…
— Потому что он — оттуда! В смысле — отсюда, — еще один жест в пространство. — И это суть ЕГО натуры: «Делай, что должен, и будь, что будет». В Европе ведь сформулировано. А у нас: «Не верь, не бойся, не проси»…
Антон вдруг понял, что́ ему напоминает Лехина история — разговор с Никешей в прошлом месяце, когда тот звонил ему, еще из Израиля. Очкастый Никеша рассказывал про нового своего знакомого, тоже двинувшегося на принесении людям пользы, страшно в этом разочаровавшегося, удравшего в сердцах в Израиль и ушедшего там в запой в его компании…
— Ну так, а что, по-твоему, лучше? — осведомился он.
— Что значит — лучше?
— Правильней?
— А где критерий? Есть ли он вообще единый? Я думаю, нет. Это, собственно, и был бы главный вывод, если б я все-таки написал, что хотел…
Вот и пиши, а не трепись, подумал Антон, косясь на непьющую Альку, давно сидевшую с демонстративно скучающим видом.
— Два типа отношения к жизни… — покивал он.
— Два типа фатализма…
— Только, по-моему, — пожал Антон плечами, — европейское или русское воспитание тут ни при чем. Все равно это история шизы — о’кей, благородной. Но обычные, нормальные люди — они, знаешь, во всем мире действуют одинаково. А у ненормальных, в любом смысле, все равно у каждого чисто индивидуальная мотивация, если уж ты об этом. Свое абсолютно кино, из которого никаких универсальных выводов ты не сделаешь…
Он заметил, как Алька молча завела глаза. Да, подумал, пора завязывать…
— Обычные люди… — повторил с пьяноватой гримасой Леха, — ты уверен, что они такие вообще бывают?.. Нет, я не в том морализаторском смысле, что всякая индивидуальность априори уникальна и бла-бла-бла…
Тут Антону снова живо вспомнился Никеша.
— Я понимаю, — сказал он. — Ты о выморочности самого понятия нормы… Просто у одного моего знакомого это, типа, постоянная телега. Насчет того, что нет никаких «обычных» людей, «нормальных» — изначально. Что норму мы сами себе придумали и подгоняем себя под искусственный стандарт…
— Еще бы понять, зачем…
Алька пихнула Антона под столом. Но он уже чувствовал знакомый зуд — направление, которое принял вдруг дурацкий этот разговор, к чему-то словно обязывало. И хотя в прошлый раз толку от Лехи не вышло, сейчас Антон снова привычно оскалился, потупясь (как бы извиняясь за заведомую бредовость озвучиваемого), и сказал:
— Он, знакомый этот мой, вообще утверждает (может, даже всерьез), что в любом человеке есть уникальные таланты. Что мы просто не хотим отдавать себе в этом отчета.
— Так-таки в любом?
— Ну, помнишь фильм про Икс-мэнов? Там была каста мутантов с фантастическими способностями — то ли элита, то ли маргиналы. А что, если все мэны, люди, — на самом деле «иксы»? Если это не мутация, а, так сказать, видовая норма?
Леха задрал брови: эк, дескать, загнул…
— Чего ж мы их не используем — способности свои?
— Кто-то, может, и использует… Только большинство не верит в реальность этого. Или, чаще, не хочет осмыслять. Не решается. И о своих собственных способностях не задумывается…
— Слушай, мне пора, — не выдержала Алька. Поджала губы, ни на кого не глядя заерзала, как бы собираясь.
Антон извинительно развел перед Лехой руками и оглянулся в поисках официанта: попросить «куэнту».
В метре от балкона и метром ниже начиналась крыша одноэтажного хозстроения из тех, что, сбившись вплотную, заняли почти весь обширный прямоугольный двор: черепичное пестрое пространство тянулось из-под босых, с поджатыми пальцами, Антоновых ног; по нему в разных направлениях слонялись, но больше лежали, кто кренделем, кто на боку, десятка полтора разноцветных котов. Высунувшись из окна перпендикулярного дома, испанская тетка протягивала им закрепленный на длинной палке совок с кормом. Утренний свет заливал двор, узкие щели между домами набиты были густой тенью. Подставляя рожу горячему солнцу, Антон курил Алькино ментоловое дрянцо, пока сама Алька, пользуясь рождественскими каникулами, валялась поперек просторного, но хрупкого, сложно и осторожно собираемого дивана, а в лилипутьих габаритов душе с окошком в колодец-шахту (куда выходила масса других окошек, благодаря чему моющийся находился под постоянным перекрестным обзором) отправляла свои часовые ритуалы хохлушка по имени Наташа.
Это было до умиления стереотипное существо: здоровая смешливая дивчина с мыколаивским акцентом, глуповато-упрямая и прижимистая. Место последней из часто меняемых работ она почему-то скрывала, отделываясь неопределенно-интригующим «на фирме». С Алькой они скооперировались около года назад, а до того Наташа жила под крылом украинского землячества, в одной съемной квартире с четырьмя соплеменными мужиками, да не какими-нибудь обрусевшими одесситами-запорожцами, а настоящими матерыми бандеровцами из западных областей. Аля рассказала, что, когда знакомый парень (тоже экс-советский) при переезде помогал Наташе таскать вещи, мужики эти по-русски разговаривать с ним поначалу отказались, но разом смягчились (и даже перешли на вражескую мову!), едва выяснилось, что парень — из натовской Латвии и имеет гражданство Евросоюза.
— Опять из Латвии, — покачал головой Антон. — Какая у вас тут тесная компания… У меня, кстати, тоже есть знакомый оттуда — по имени Ивар… хотя на латыша похож меньше всего…
Пару раз, когда приходилось к слову, Антон поминал Маса (уж больно занятный тип), и в Алькиных рассказах изредка мелькал этот Ваня, Наташин приятель, — но лишь совершенно случайно они в какой-то момент сообразили, что говорят об одном и том же человеке.
— Погоди… Но он же тут не живет, так? — уточнил пораженный Антон.
— Нет. Приезжает иногда. Ему просто — визы не надо…
— Только почему Ваня? — не понял Антон и тут же вспомнил, что кто-то когда-то действительно называл так Маса.
…А он и знать не знал, что в Барселоне у Ивара тоже имеется «явка»… Впрочем, что он знает про Ивара?.. Кто вообще что-нибудь знает про этого Ивара?..
— И часто — приезжает?
— Да не то чтобы часто… Я, честно говоря, не очень в курсе — это Наташка с ним тусуется… Кстати, по-моему, сейчас он тут — что-то она говорила. Можем уточнить, если хочешь…
Пожалуй, это было слишком даже для Антона, привечавшего совпадения и пересечения. Много месяцев хотеть, но не иметь возможности поговорить с человеком, совсем уже было потерять надежду и даже вовсе его след… Чтобы напороться на него вот так вот, «на дуру», на противоположном конце континента! Впрочем, насчет «напороться» он все-таки забегал пока вперед: нахождение в одном двухмиллионном городе с этим неуловимым персонажем, по меньшей мере, не гарантировало очной встречи.
— Давай… — осадив себя, медленно, как бы задумчиво произнес Антон. — Давай уточним…
…Сразу выяснилось, что не в одном даже городе: по Наташиным словам, Ваня и правда жил последнюю неделю тут, но не в самой Барсе, а в Платжа д’Аро, курортном местечке на Коста-Браве. У какого-то его барселонского друга, точнее, у родителей друга, была там летняя квартира, пустая по холодному времени, потому как не отапливаемая, да и что зимой делать на курорте… вот он, друг, и разрешил Ване в ней временно поселиться, коли тот не мерзляв. Антон даже узнал, что у Ивара вроде есть в Испании телефонное подключение, но, подумав, звонить не стал… Имелось у Антона подозрение, что в Масовой для него недоступности в последние месяцы виноват не только абстрактный рок…
Он сел в крошечный полуживой «Пежо» Алькиной подруги-каталонки, не обращая внимания, что дело к вечеру, вдавил педаль и рванул на север.
