— Это возрастное. Ты начинаешь терять чутье, — сказала она и пожалела о сказанном. Не надо было настораживать Продюсера.

Раньше такое мероприятие называлось «Заседание художественного совета». Сценарий раздавали членам художественного совета — редакторам и режиссерам. Собирались в самом большом кабинете, обсуждали, предлагали усилить характеры, убрать скабрезные реплики. Опытные сценаристы специально вставляли в сценарий такие реплики, преднамеренно искажали общеизвестные факты, зная, что в худсовете есть режиссер, специалист по войне или сельскому хозяйству. Члены худсовета обычно вцеплялись в эти факты и попадали в ловушку. Время заседания растягивалось, а опытные сценаристы вносили потом поправки в ловушки, которые сами же и расставили.

Обычно Сценарист слушал замечания, пропуская тенденциозные, глупые, конъюнктурные, но, если были толковые предложения, он их записывал, чтобы использовать при доработке сценария. И никогда ни с кем не спорил, отстаивая свою точку зрения. Зачем? В споре всегда трудно победить, оппоненту надо время, чтобы убедиться в своей правоте или неправоте. Сценарист обычно благодарил всех и за умные, и за глупые советы, соглашался со всеми замечаниями, зная, что поправленный или переработанный полностью сценарий никто читать не будет, кроме редактора.

Теперь все заседания и совещания назывались переговорами. Переговоры назначали на вечер, после рабочего дня, и Сценарист не мог понять — или переговоры считались не такими уж важными, если проводятся уже усталыми людьми, или назначены специально на такое позднее время, чтобы все, кто соберется и должен принять решения, уже торопятся домой и будут готовы согласиться с тем, с чем они никогда бы не согласились утром. Он знал по себе, что вечер на переговорах будет медлительным и вялым. До переговоров оставалось больше десяти часов. Он уже попытался представить, что может не понравиться в сценарии. Конечно, самая слабая линия в сценарии — любовная. Но Секс-символ с самого начала попросила его:

— Пожалуйста, как можно меньше любовных сцен, — хотя всегда разрешала себя любить и в жизни, и на киноэкране.

Она отработала несколько стереотипов: как ходить, как оборачиваться, как улыбаться. Эти стереотипы были интересны в двадцать пять, но после тридцати, а вернее, ближе к сорока ее кошачьи потягивания не вызывали умиления. Она это поняла и решила больше не сниматься обнаженной.

Сценарист выполнил ее пожелания, потому что давно понял — Секс-символ очень средняя актриса, которой повезло, что она стала известной.

Кино, как и любая сфера деятельности — химия, станкостроение, актерство, писательство, иммунология, молекулярная биология и т. д. и т. п. — функционирует по привычным стереотипам. Чтобы тебя заметили, надо выделиться или хорошей работой, или скандалом. Секс-символ выделилась вначале эпатажем, когда появилась на экране обнаженной, и не со спины, и не на полторы секунды, как в большинстве советских фильмов. Она бросала в речку камни, придерживая мешающий размаху бюст, и рассуждала об амазонках, которые выжигали себе грудь, чтобы удобнее было стрелять из лука. Ее добивались на экране замечательные красавцы мужчины, а в темных кинозалах миллионы мальчишек мечтали, что, когда вырастут, тоже будут обладать такими красавицами.

Кинокритики не воспринимали Секс-символ как актрису всерьез, предрекая потерю популярности к сорокалетию.

Сценарист написал роль, исходя из возможностей Секс-символа. Ей не надо было перевоплощаться, она должна быть деловой женщиной, какой и была в жизни, хваткой, никогда не упускающей своей выгоды.

Сценарист перекусил в «Макдоналдсе» на Пушкинской площади. Один фишбургер и кофе. Он не хотел переедать, потому что после плотных обедов дремал на самых ответственных совещаниях и переговорах.

На эти переговоры пригласили самых необходимых, без которых не обойтись. За «круглый стол» сели: Режиссер, Сценарист, Редактор, Продюсер и Секс-символ.

— Сценарий очень хороший, — начал Продюсер, — и есть возможность снять популярный фильм благодаря нашим замечательным Режиссеру и Сценаристу, а также нашему Секс-символу сегодня и всегда. По сценарию у меня практически нет замечаний.

Сценарист достал блокнот, зная по опыту, что, если говорят, что практически нет замечаний, почти всегда добавляют: но… и следуют предложения или по переработке сценария, или предлагаются варианты, когда от первоначального сценария ничего не остается.

— Но послушаем Редактора, — предложил Продюсер.

— Сценарий в самом деле замечательный, — подтвердила Елизавета. — Есть только одно пожелание. Зритель в кино следит, конечно, за интригой, за характерами, но в основном людей интересуют Он и Она. Что с ними произойдет? Полюбят друг друга или не полюбят? Какая это будет любовь? Если бы автор добавил побольше любви главным героям, фильм от этого выиграл бы. И хорошо бы сменить возрастного любовника нашей героини на более молодого. Секс-символ выглядит великолепно, а любит старичка. Таких седовласых уважают, но не любят. Фильм будут смотреть молодые. Они удивятся: чего это такая сексапильная тетка, с которой с удовольствием улегся бы каждый, спит со старичком?

Елизавета сказала все, что ей внушила Поскребыш.

— Я согласен с Редактором, — сказал Режиссер. — Чуть-чуть побольше любви не помешает. Может быть, ввести еще и параллельную линию? В героиню влюблены и пожилой, и молодой? Драматургия от этого усиливается.

— Что еще? — спросил Сценарист.

— Ничего, — ответил Продюсер.

— А по другим персонажам? — поинтересовался Сценарист.

— Ничего, — ответил Продюсер. — Зрители нам не простят, если Секс-символ будет сниматься в фильме без любви. Мы не можем не учитывать ожиданий миллионов зрителей.

— Если миллионов, то конечно, — неопределенно улыбнулась Секс-символ. Ее слова и улыбку можно было расценить как согласие на то, что любовную линию надо усиливать.

«Не торопись соглашаться, идиотка», — хотел было сказать Сценарист, но не сказал, потому что чуть-чуть больше любви хотят все, и эта просьба, предложение, даже требование легко обосновывается. Конечно, Он и Она, их отношения — это главная тайна для людей уже много тысяч лет, и тайну эту люди много тысяч лет не могут разгадать, потому что тайн не сотни, не тысячи, а много миллионов. Сколько людей, столько и тайн. Когда Сценарист смотрел на супружеские пары, он знал: сегодня вечером они вернутся домой, лягут в одну постель. Но никто и никогда не узнает, о чем они в это время говорят, какие сексуальные позиции предпочитают, что чувствуют.

Об этом супруги никогда и никому не рассказывают, но все хотят узнать, как это происходит у других, чем они отличаются от миллионов других пар, хотят узнать что-то новое, и, если жена не позволяет что-то, по ее мнению, запретное, это запретное мужчины получают у любовниц или проституток.

— А что скажет по поводу выдвинутых предложений главная героиня и сопродюсер фильма? — спросил Продюсер.

— А что скажет Сценарист? — спросила, в свою очередь, Секс-символ.

— По сути предложение об усилении любовной линии правильное, — начал Сценарист. — Потому что, каким бы успешным бизнесом ни занималась женщина, всех интересует, кто ее любит и кого любит она. В сценарии есть любовная линия. Главная героиня переходит в новую сферу деятельности, ей, естественно, симпатизируют окружающие ее бизнесмены, и такие персонажи обозначены в сценарии, но она верна своему бывшему коллеге — учителю химии. Миллионы женщин оценят ее верность. Но фильм ведь не о любви, а о деловой женщине, которая в новый и непривычный для нее бизнес вносит бытовую логику ведения бизнеса. Если она на скромную учительскую зарплату могла сводить концы с концами, прилично выглядеть, лечить мать, учить дочь, она уже финансовый гений. И фильм должен доказать, что у нас в стране — миллионы финансовых гениев-женщин. И когда у них появляется первоначальный капитал, они становятся преуспевающими бизнес-вумен. Давайте еще раз подумаем, стоит ли переделывать сценарий.