Сосницкий в своих воспоминаниях пишет, что однажды он спросил у Пушкина: "Неужели, Александр Сергеевич, это вас серьезно занимает?" Поэт ответил: "Как сказки старой няни: сознаешь, что пустяки, а занимательно и любопытно, не верю, но хотелось бы верить… Скажу, перестановив те же слова, те же нянины сказки: верю, но хотелось бы не верить". Когда Пушкин был в южной ссылке, в Одессе грек–предсказатель повторил предупреждение петербургской гадалки об опасности для него беловолосого человека.

Ему, быть может, и хотелось бы отреагировать на предсказание так, как это сделал А. С. Грибоедов, со смехом рассказывавший о своем визите к Кирхгоф в 1817 году: "На днях ездил я к Кирхгофше гадать о том, что со мною будет… да она такой вздор врет, хуже Загоскина комедий!" Неизвестно, что нагадала Шарлотта Грибоедову, но, возможно, и ему предрекла страшный его конец.

В 1827 году Пушкин написал очень злую эпиграмму на белокурого красавца А. Н. Муравьева, которая была опубликована в "Московском вестнике". После выхода в свет номера Пушкин сказал редактору М. П. Погодину: "А как бы нам не поплатиться за эпиграмму? — Почему? — Я имею предсказание, что должен умереть от белого человека".

Зловещее пророчество сбылось через 10 лет — от белого человека на 37–м году жизни Пушкина, как и предсказала Шарлотта Кирхгоф за 17 лет до этого.

Она была очень противоречивой личностью…

Вся жизнь Анны Марии Ленорман остается для нас недостаточно понятной, окутанной как бы мистических флером, хотя факты биографии достаточно конкретны.

Сотни упоминаний о ней в записках современников создают один образ, мнения дотошных биографов — совершенно иной, а те, кто жил уже после нее и использовал чьи‑то рассказы, сообщают совсем другое.

Ее называли "королевой прорицательниц" и "ясновидящей для королей", но также "Сивиллой лжецов" и "Пифией обманщиков". Если эти два последние определения признать правдивыми, то как объяснить полувековую славу Ленорман в Европе? И большой посмертный интерес к ней и ее предсказаниям?

Даже теперь, полтора века спустя после ее кончины, туристские справочники, начиная с прославленного Бедекера, упоминают — наряду с Нотр–Дам и королевским дворцом — ее дом на улице Турнон как одну из достопримечательностей, которые нужно обязательно посетить.

Ее родиной был Алансон, город на севере Франции, знаменитый своими кружевами уже много веков, и не только в Европе.

Отец–ткач безумно ревновал мать — Аделаиду Жюбер, заслуженно считавшуюся самой красивой женщиной в городе. Сплетничали, что до брака с подмастерьем ткача Аделаида могла стать любовницей самого Людовика XV. Король, известный своими многочисленными любовными похождениями, случайно узрел прекрасную горожанку. Его посланец с кошельком золотых явился пригласить ее к монарху. Однако добродетельная провинциалка довольно резко отвергла поползновения короля.

Людовик XV, не привыкший к отказам, собрался расправиться с непокорной алансонкой. Но подвернулась другая, достаточно красивая и менее щепетильная мещаночка, решившая "согреть постель" венценосца — и честь Аделаиды была спасена. Не пострадали и ее ягодицы: в подобных случаях король обычно назначал порцию розог строптивице (конечно, не слишком высокородной). Следует отметить, что от шанса побывать в постели короля тогдашние француженки не отказывались. Это считалось особой честью…

Выйдя замуж за Ленормана, она родила ему трех девочек. Старшая и младшая были очаровательны, унаследовав красоту матери; средняя — Анна Мария Аделаида — оказалась попросту непривлекательной: низкого роста, с покатыми плечами и слишком продолговатым лицом; его, правда, украшали глаза — большие, темные, очень проницательные.

Были у нее и другие положительные качества — в школе Алансонского монастыря девочка отличалась интеллигентностью и быстротой восприятия. "Ее способности граничат с ясновидением", — записал в аттестате ее учитель, аббат Прольи. Согласитесь, что подобное мнение служителя церкви что‑то да значит.

И для этого были основания. Она предсказала, например, смерть настоятельницы монастыря (внешне вполне здоровой) и указала ее преемницу. А одной из послушниц — вместо пострижения — похищение из монастыря, свадьбу с любимым человеком и множество детей в будущем.

Она преуспевала в школьных предметах. Позже недоброжелатели станут сомневаться в этом, так как с возрастом "пророчица королей" имела трудности с орфографией.

Во время очередной эпидемии, опустошавшей Францию, скончались и ткач, и его прекрасная жена, а три дочки стали бедными сиротами. Будущее для младшей и старшей могло рисоваться в розовых красках — они были прелестны, и удачное замужество решило бы все проблемы.

Анне Марии можно было полагаться только на свою проницательность и ментальный дар.

В начале Французской революции, в разгар террора, она очутилась в Париже. Двадцатилетней провинциалке нужен был покровитель — им стал журналист Жак Эрбер, которого называли "кровожадной акулой Революции". Он был членом парижского магистрата, издавал популярную газету "Отец Дюшен" — главный орган пропаганды во времена террора. Правда ли это? Судить трудно. Сама Ленорман не любила вспоминать эти времена, как и то, что ее пророческим даром пытались пользоваться люди из журналистских кругов очень высокого уровня.

Ее близкий человек, помощник пекаря Фламмермон, познакомил Анну Марию с известной гадальщицей мадам Жильбер. Более опытная гадалка с удовольствием использовала дар молодой компаньонки, знакомя ее с "правилами" ремесла, вырабатывавшимися в течение веков.

Как писал позднее писатель Ленотр (не любивший нашу героиню), "чем более отвратительна современность, тем с большим интересом люди хотят заглянуть в будущее".

Времена были страшные, никто не знал, что с ним будет завтра. Анна Мария вначале пыталась не пользоваться картами и прочими профессиональными атрибутами, а лишь смотрела в глаза обратившегося к ней. Но это не очень нравилось многочисленным клиентам, желавшим за свои деньги получить настоящее гадание.

Пришлось перейти на обычную для гадальщиц "обрядность".

Удачные предсказания событий личной жизни клиентов становились известны ближнему окружению, а затем и более широким кругам. Ясновидящая воспитанница алансонских монахинь начала приобретать реноме в определенных кругах.

Служба безопасности якобинцев обратила на нее внимание, но не нашла ничего "общественно вредного" в ее деятельности.

Фламмермон имел более серьезные амбиции, чем выпечка булок, и уговорил Анну Марию совместно редактировать газету для женщин "Словечко на ухо, или Дамский Дон–Кихот". Увы, парижанки того смутного времени не оценили журналистских талантов булочника и ворожеи. Газета перестала выходить после восьмого номера.

Литературоведы недавнего прошлого разыскали чудом сохранившиеся в архивах экземпляры "Дамского Дон–Кихота" и с полным основанием заявили, что оформление и содержание газеты далеко опережало аналогичные издания тех времен. Просто не сумели найти своего читателя…

"Дитя нового света предсказывает будущее". Такие рекламные объявления расклеивал в Париже верный Фламмермон, когда его приятельница, оставив свою старую патронессу, открыла собственный салон для гадания.

Она выдавала себя за американку, недавно приехавшую во Францию. Биографы писали, что ее кабинет, очень скромный вначале, уже тогда был весьма посещаем. А через пять лет стал самым престижным салоном в Европе. Для того чтобы попасть к "пифии", приходилось записываться за неделю, а то и за месяц вперед. Злые языки, конечно, сообщали, что за особо высокую плату можно было попасть на сеанс немедленно.

Неуверенность в завтрашнем дне собирала здесь лишившихся имений и привилегий аристократов, заговорщиков, желавших знать шансы на захват власти. "Акулы террора" также боялись потерять головы, как и те, что с "голубой кровью". Приходило и множество простых жителей Парижа, желавших узнать, что сулит им судьба.