Сенная была и осталась неким центром торговли — причем, не рыночной, а самой что ни на есть базарной. Стоило Жаклин сделать пару шагов — и она очутилась в узком пространстве, по которому могли идти пешеходы — весь остальной тротуар был занят бесконечными разложившими свой товар «купцами» и «купчихами». Чего тут только не было — от носков и детских игрушек, до деталей водопроводных кранов.

Но сейчас никто из этих самостийных продавцов Жаклин не интересовал.

Она прошла мимо банка, посмотрела на темнеющие впереди арки Апраксина двора — и решила, что если и устраивать где-то нападение, то лучшего места будет не найти. Поэтому она перешла улицу и двинулась по более свободному пространству, все так же глядя в сторону Невского.

Но она успела пройти только пару десятков шагов. Резкий удар свалил ее с ног, когда она проходила мимо темного переулка. Жаклин успела разглядеть угол здания — почему-то она заметила скульптуру — выпирающие из фасада лица, словно бы пытающиеся мучительно проломиться через камень. И это все. Боли Жаклин не почувствовала. Зато ощутила запах — мерзкий запах гниения.

Ее куда-то волокли — молча и деловито. Для этого надо было обладать немалой силой, но похититель, видимо, был вполне силен.

Она получила еще один удар, попыталась вывернуться, а потом что-то случилось с миром. Дико закружилась голова, и она потеряла сознание.

— Все не так плохо, гражданка. Вам совершенно не о чем переживать.

В слегка насмешливом голосе Жильбера Клемана послышались теплые нотки. Жан был тем самым помощником в комитете с длинным и непроизносимым названием, куда Жаклин была обязана приходить с докладом примерно раз в десять дней. Он слушал ее донесения — по-прежнему, совершенно никчемные, по крайней мере, Жаклин очень надеялась, что такие доносы никому не будут стоить головы.

— Я же вижу, как вы ко всему этому относитесь, — продолжал молодой человек. — Не думайте, что вы — единственная…

Жаклин подняла на него глаза. То, что он говорил, звучало почти как подозрительные речи.

— Вы удивлены?

Он ждал ответа. И почти что ничего не дождался.

— Я всего лишь занимаюсь своим ремеслом, — ~ медленно, стараясь подбирать каждое слово, сказала Жаклин.

— Вот именно, своим ремеслом. И из тех самых ваших донесений — они совершенно никуда не годны с точки зрения обвинения, — я увидел, что вы и впрямь знаете свое ремесло. Впрочем, для этого даже не нужно их читать.

Жаклин промолчала. Этот молодой человек обладал чрезвычайно располагающей внешностью, но то, что он говорил, было жутко. Откуда он так хорошо знает ее?

— Я хочу дать вам прочесть одну бумагу, — продолжал гражданин Клеман. — Просто ради ознакомления — ей не дан ход. После этого мы и проявили к вам некоторый интерес.

Он взял со стола сложенный вчетверо лист, протянул ей.

Жаклин молча углубилась в чтение.

Строчки наползали друг на друга, буквы были выведены кое-как, — видимо, автор был не слишком-то хорошо обучен грамоте.

Это был донос. Донос на нее, на Жаклин. Ее изобличали в речах, направленных против революции, в том, что она в своих предсказаниях неизменно говорит о скорой гибели республики. Даже двух этих пунктов, изложенных коряво и косноязычно, с лихвой хватило бы для эшафота.

— Прочли, гражданка? А теперь дайте сюда.

— Кто? Кто возвел эту напраслину? — Она развела руками и почти с мольбой посмотрела на молодого человека.

— Какая разница — недоброжелатели есть у каждого из нас. Возможно, этот человек позавидовал вашему богатству — не трудитесь отрицать, он может считать богатством то, что у вас есть крыша над головой. Возможно, вы случайно предсказали не то, что ему по нраву. Это без разницы — я показал вам это послание, чтобы выбросить его в камин. Прямо сейчас. Клеман, улыбнувшись, действительно подошел к едва теплившемуся камину и выкинул листок на угли.

— Важно, что с этого момента мы обратили внимание на некую гадалку Жаклин, — продолжал Жильбер Клеман, возвращаясь к столу. — И не просто так обратили. Впрочем, я уже давно следил за вами — поверьте, это совсем не сложно при определенных способностях.

— Что вам нужно от меня? — Жаклин смотрела на него окаменевшим взглядом. — Если вы хотите погубить…

— Мы хотим не погубить, а спасти, — настойчиво проговорил молодой человек. — Спасти — республику, революцию, то, что дорого нам — и, я очень на это рассчитываю, и вам. А для этого нам понадобится ваша помощь и некоторые способности. Эти… донесения вам больше не нужно писать. Хотя, для того, чтобы соблюсти некоторую видимость, напишете, пожалуй, еще два-три. Но нам необходимы совсем иные ваши способности. Да, должен вас предупредить — вы вправе отказаться, таково наше правило. И мы не станем преследовать вас.

Он с интересом посмотрел на гадалку, — как-то она отреагирует на такие речи.

— Прежде всего — кто такие вы? — спросила она, глядя в темные непроницаемые глаза гражданина Клемана. — И что мне предстоит сделать?

— Хорошие вопросы — коротко и по существу, — рассмеялся он. — Как я понимаю, гадание для вас — семейное дело? Неужели вам никогда ничего не говорили о нас? Впрочем, это вполне понятно…

Он замолчал, ненадолго задумавшись. Жаклин не представляла, чего ждать дальше. Она тоскливо посмотрела на дверь, ожидая, что в любое мгновение оттуда могли появиться жандармы.

— Если вы полагаете, что сейчас придут вас арестовывать, то вы неправы, — с легким упреком сказал гражданин Клеман, словно бы прочитав ее мысли. — Вам ровным счетом ничего здесь не угрожает.

— Но кто такие вы? О чем вы говорите, что мне должны были сообщить?

— Например, то, что люди с вашими способностями не остаются без контроля и руководства. Есть две организации — нет-нет, комитет спасения здесь не совсем ни при чем. — Он улыбнулся, предупреждая ее очередной вопрос. — Вам приходило в голову, что оборотни, вампиры, могущественные колдуны — это не только плод людских сказок? Не нужно искать здесь чего-то сверхъестественного — напротив, все это лишь проявление неких сил природы. Как и ваши способности.

Она ждала от него каких угодно фраз — о долге перед новорожденной республикой, о защите революции — да о чем угодно.

Но этот разговор привел Жаклин в полную растерянность.

— Итак, предположим, все они делятся на две категории — как, скажем, монархисты и сторонники республики среди людей, — продолжал Жильбер Клеман. — Одним нужно развитие человечества, другие этого очень не хотели. А потом среди тех, кто был за развитие, произошло то, что можно назвать предательством. Было решено, что революция в мире людей — его называют Оборотной Стороной, и вы позже поймете, почему, — это нечто, их совершенно не касающееся, более того — враждебное их планам. И эти предатели бежали отсюда — еще до всех бурь прошлого года. Бежали вместе со своими злейшими врагами! Но, как вы понимаете, далеко не все. Но мы ослаблены теперь, нам нужны новые силы, если угодно — новая кровь.

— Если вы говорите правду… — начала Жаклин.

— В этом вы убедитесь сами, — кивнул молодой человек. — Предатели решили, что вдали отсюда гарантированно останутся в живых. — Он вновь возвратился к своей речи, видимо, слишком долго складывалась она в его сознании. — Но они наказаны, жестоко наказаны. Именно мы проводим здесь те эксперименты, о которых они могли только мечтать.

— Но как же люди, которые гибнут сотнями? Я ведь знаю — многие из них ни в чем, совершенно ни в чем не виновны! — Жаклин прекрасно отдавала себе отчет в том, что если гражданин Клеман разыгрывает перед ней провокацию, то она уже осуждена среди тех самых невиновных.

— Это действительно так, — неожиданно согласился он. — Вместе с виновными гибнет и много невиновных. Притом все происходит как бы само собой. Мы пытаемся остановить это. И никаких результатов. Но у нас есть предположения, в чем тут дело… Возможно, именно ваша помощь позволит остановить зло.

Беседа становилась все более неожиданной.