В этой компании премьер-министр Британии всегда будет в таком положении, но положение Черчилля даже в этом случае было особенным. Премьер-министры в норме становятся премьер-министрами из-за того, что они являются лидерами партий, либо партий с абсолютным большинством в парламенте, либо с существенной поддержкой других партий, чтобы обеспечить большинство. Черчилль не был лидером партии. Становясь премьер-министром по приглашению Короны, он не становился партийным лидером. Невилл Чемберлен продолжал удерживать это положение до тех пор, пока не умер, в 1940 году. Интересно порассуждать на тему того, что могло случиться в мае 1940 года, если бы де-факто избрание премьер-министра произошло в более широком кругу и был использован тот вид голосования, который в современной Консервативной партии, а он был бы использован для того, чтобы сместить одного премьер-министра и избрать его преемника. Никоим образом не ясно, стал бы Черчилль премьер-министром в таких обстоятельствах. Это правда, что он стал лидером Консервативной партии после смерти Чемберлена, но это было вынужденным браком. Уинстон хорошо знал, что своим положением на Даунинг-стрит, 10 он не обязан иерархии Консервативной партии или какому-либо из ее органов. Когда они смотрели на его рекорд целиком, многие члены парламента от консерваторов не могли поддержать его без оговорок, и он, в свою очередь, ко многим из них относился с подозрением. В этом отношении роль содействия Чемберлена, в последние месяцы его жизни поддерживавшего Черчилля внутри Консервативной партии, обладала значительной важностью.

Это положение было особенно деликатным, так как одним из способов, которым Черчилль с самого начала пытался укрепить свою собственную позицию, была эксплуатация потери им власти в 30-х и выжимание кредита из того факта, что он не был «виновником». У него не заняло много времени выжить «подпорченных» политиков, как бы высоко или низко ни было их сословие. Лорд Галифакс был отпущен из МИДа в посольство в Вашнгтоне — пост, конечно, важный, но не настолько, как министерство иностранных дел. Сэр Сэмюэль Хоар был счастлив обнаружить себя в посольстве в Мадриде. «Чистка» была разъединенной и по большей части не язвительной, но сторонники Чемберлена знали, что они на пути к периферии войны. Однако каждый понимал, что результат управления первой мировой войной если не вызвал, то ускорил фатальный раскол могучей Либеральной партии. В странных обстоятельствах 1940 года было нетрудно представить себе другой раскол в Консервативной партии, если поступок Черчилля по каким-либо причинам окажется неудовлетворительным.

Возвышение Черчилля было удачным ходом в том парламенте, который был избран в 1935 году. Как и в 1914, война в 1939 году разразилась, когда политики взирали на приближающиеся выборы. Было множество рассуждений на тему, каким будет исход, рассуждений, продолженных последующими историками. Можно предполагать, что лейбористы могли достичь успехов, но недостаточных для того, чтобы сформировать правительство. Увеличенное представительство лейбористов в результате выборов, если бы это произошло, придало бы парламенту иной настрой. Однако, как это было и как это останется до конца войны, премьер-министру придется иметь дело с членами парламента, избранными при очень разных обстоятельствах и со все более отдаленным прошлым. С тех пор как главные партии согласились на перемирие во время выборов, в балансе не могло быть существенных изменений. Опять-таки, можно только предполагать, какое подтверждение на выборах получил бы Черчилль, если бы они произошли в 1940 году. Премьер-министру не пришлось встретить этот вызов и узнать, был ли он в самом деле «народным Уинни».

При всех этих обстоятельствах была определенная ирония в напряжении, легшем на парламент, в британском представлении о том, вокруг чего, собственно велась война. Было необходимо, с точки зрения пропаганды, обозначить различия в способе, которым управлял войной премьер-министр (в парламенте и через парламент) с властью диктаторов, которых не удерживали и не направляли представительные институты. Также и на практике, крайности в принятии решений делали все более неубедительными размышления о том, что в военное время Палата Общин обладает властью инициировать законотворчество или осуществлять тщательную проверку Военного кабинета. Тем не менее именно в Палату Общин, на закрытую или открытую сессию, должен был приходить Черчилль в моменты триумфа, бедствия или рутинной обыденности. Он должен был представлять себя перед лицом критики по поводу больших или ничтожных тем, иногда к его сильному раздражению. Он должен был отвечать на нее так, чтобы разуверять и воодушевлять, даже когда чувствовал, что критика была нечестной или бесполезной. Это было такое сдерживание власти, которое не должен был терпеть ни один лидер. Только в первые шесть месяцев 1942 года, сопровождавшихся падением Сингапура и Тобрука, была хотя бы перспектива того, что парламентская критика придаст некоторую рискованность положению Черчилля. Голосование по вотуму недоверия, которое последовало за датами 1–2 июля, дало правительству 475 голосов, а его критикам — 25[68].

Тот факт, что столь малое разногласие явилось высшей точкой парламентской оппозиции во время войны, был, конечно, изрядным свидетельством эффективности сплочения коалиции, сформированной Черчиллем в мае 1940 года. Во второй мировой войне она дошла почти до той же самой точки, которая была и в первой. Однако Черчилль формировал свою коалицию не так, как надлежит премьер-министру, неохотно расширяя партийную основу своего правительства. Его коалиция была коалицией с самого начала, и ее состав отражал испытываемую им необходимость не только создать правительство национального единства, путем многопартийного участия, но сделать это таким образом, который гарантировал бы его личную власть. В результате получилась странная смесь из «друзей Черчилля», людей, не зависящих от формальных межпартийных назначений. Вначале, в составе Военного кабинета из пяти человек, к Черчиллю присоединились Чемберлен и Галифакс, и Эттли с Гринвудом от лейбористов. Три министра родов войск — Александер — Адмиралтейство (лейборист), Иден — Военное министерство (консерватор) и Синклер — ВВС (либерал) оказались к месту. На лорда Ллойда на посту министра по делам колоний можно было положиться в задаче оглашать точки зрения в империи. Широта мнений в дальнейшем была отражена в назначении Бивербрука, Саймона и Кингсли Вуда, и, по совету Эттли, чтобы видели, что решающие назначения относительно дел своей страны отходят к социалистам — Бивена (министерство труда) и Моррисона (обеспечения). Естественно, с течением времени, в персональном составе происходили значительные изменения, но Черчилль никогда не позволял ситуации развиваться таким образом, чтобы кто бы то ни был смог занять позицию, опасную для него самого. Только в 1942 году, по данным Гэллапа, удовлетворенность правительством в обществе была менее 50 %, а по большей части — более 70 % — были, видимо, удовлетворены. Тем не менее, многозначительно, что личный рейтинг Черчилля был выше, чем у правительства, кроме самого конца войны. Это несоответствие позже выразилось в мнении, что если Черчилль когда-нибудь и будет заменен, то скорее на того, кто будет обладать сравнимой по величине харизмой. Иногда упоминалось имя Стаффорда Криппса, человека настолько же характерно аскетичного, насколько Черчилль был сибаритом, но это никогда не было серьезной возможностью. С негативной точки зрения, Черчилль остался у власти только потому, что вокруг не нашлось никого лучше, чтобы его заменить. С позитивной — его рекорд наводил на мысль, что он и останется, рекордом.

3 сентября 1939 года Черчилль провозгласил тост «за победу». В своей первой речи в качестве премьер-министра он не смог предложить ничего, кроме «крови, тяжкого труда, слез и пота» в погоне за этой целью. Ею должна была стать «победа, победа любой ценой, победа вопреки любому террору, победа, каким бы долгим и трудным ни был путь к ней». Он хорошо знал, что премьер-министром он стал только благодаря войне. Его опыт первой мировой показывал ему, что удача политика на войне была гораздо более непостоянна, чем обычно. Однако, были даны договоры в парламенте и модели партий. Тут и там их можно было кое-как подправить, но они устанавливали формальные параметры власти. Крайности войны были повелительны. Перемена была необходимой и неизбежной, но она была сделана управляемой и приемлемой, насколько это имело место в структуре определенной продолжительности.