Как бы то ни было, нельзя сказать, что политические тонкости, восхищение стилистикой или хитросплетениями парламентских стратегий составляли тот рацион, на котором возрастал молодой Уинстон. У него был брат, родившийся в 1880 году— весьма возможно, не от отца Уинстона, — и преданная нянюшка, но его родители всегда держались отдаленно и в стороне. Ни Рандолф, ни Дженни не собирались посвящать свою жизнь детям. В начале 80-х годов XIX века они подчас болели, а подчас держались особняком. В 1881 году Уинстон был отправлен в Сент-Джордж-скул, школу близ Аскота. Ничего хорошего из этого не вышло. Три года спустя мать забрала его и послала в маленькую школу в Брайтоне. Уинстон бывал бит и рос довольно хилым. Лорд Рандолф приехал в Суссекс, но не завернул навестить сына. Тем не менее, в возрасте 10 лет мальчик из прибрежного района уже знал о существовании Всеобщих выборов. В конце 1885 года он написал письмо отцу, в котором пожелал ему удачи в борьбе за оспариваемый нм депутатский мандат от Бирмингема, хотя, вероятно, не полностью представлял себе важность предприятия[6]. Третий этап реформ, расширивший предоставление избирательного права двум из каждых трех взрослых мужчин в Англии и Уэльсе, повлек за собой Закон о перераспределении. Вудсток оказался одним из городов, лишенных привилегии самоуправления. Лорд Рандолф был вынужден баллотироваться от какого-либо другого округа и, не приемля полумер, объявил, что будет оспаривать мандат у почтенного Джона Брайта в Центральном Бирмингеме, заодно бросив вызов гегемонии либералов в городском управлении, установленной еще Джозефом Чемберленом. Уинстон был огорчен провалом предприятия, но утешился тем известием, что взамен лорд Рандолф был избран от надежного округа Южный Паддингтон.
Через несколько лет лорд Рандолф сделал себе имя. Политика стала его страстью. Едва ли был хоть один маневр, за исключением, пожалуй, понятия «заговор», в связи с которым его имя не упоминалось бы. Ему удалось проникнуть на самые высокие уровни в Национальном союзе консервативных и конституционных ассоциаций, основанном в 1867 году, который стремился представлять мнение избирателей наряду с Консервативной партией. В конце 1883 года он присутствовал при создании «Примроз-лиги». В изначальной концепции ее историк Мартин Пью описывает Лигу скорее как внепарламентскую «Четвертую партию», а не как зарождающуюся массовую организацию. Тем не менее, в общественной деятельности она широко применяла знамена и значки. Чем же закончатся эти лихорадочные усилия? Вероятно, это было не совсем ясно даже для самого Рандолфа. Нортскоут как партийный лидер не внушал ему уважения. Стремился ли он сразу же стать партийным лидером вместо него? Такая мысль могла промелькнуть в его сознании, но даже он должен был счесть ее амбициозной и преждевременной. Кроме этого, надо было иметь в виду взаимоотношения е лордом Солсбери, в которых двое мужчин были одновременно сторонниками и противниками. Солсбери считал Черчилля популярной фигурой, способной пошатнуть позицию Нортскоута в стране с той стороны, с которой сам он был бы это сделать не в состоянии. В свою очередь, Национальный союз мог вставлять народные палки в колеса аристократическому правительству. В зависимости от поворота событий, Черчилль мог выдвигать собственные условия либо занимать устойчивое место в правительстве Солсбери. Соглашение между ними было достигнуто весной 1884 года. При формировании консерваторами правительства в июне 1885 года — после поражения либералов в Палате Общин — Солсбери стал премьер-министром, а лорд Рандолф — министром по делам Индии.
Солсбери был мрачным и задумчивым, в то время как Черчилль — чрезмерно болтливым, но оба они реагировали на очередной вызов, брошенный людям их круга. Перемены в делах выборов в 1884–1885 годах и атаки на «порочную практику» в Законе 1883 года грозили устранить политическую роль аристократии. Солсбери в штыки принял Закон о реформах 1867 года, и столь велико было его политическое чутье, что и через двадцать лет он все еще с очевидностью оставался одной из главнейших фигур, чему и сам был несколько удивлен. Он много думал и много молился. Конституция Великобритании представляла собой некую смесь. Если Палата Общин приобретет доминирующую роль, останется ли неприкосновенной собственность? И если будет затронута собственность, сможет ли существовать свобода? Он думал о своем избирательном округе, Хэтфилд-хаузе, но не только о нем. Слово «демократия» — если оно действительно означало, что «народ» будет управлять правительством, — было довольно неуютным. Черчилль, в свою очередь, не находил понятие «демократия» тревожным, при условии, что перед ним будет стоять прилагательное «консервативная». В апреле 1884 года, выступая в Бирмингеме, он убеждал слушателей «доверять народу» и провозглашал, что не боится демократии (под которой, как и многие его собеседники, подразумевал не столько систему управления, сколько «власть народа»). Политика партии должна заключаться в том, чтобы сплотить народ вокруг престола и объединить народ и престол. Он не был так набожен, как лорд Солсбери, но находился в хороших отношениях с Английской церковью, институтом, придающим возвышенность жизни народа и освящающим законы государства. Солсбери мог выглядеть мрачным, а Черчилль — самоуверенным, но между тем два представителя «старых» семейств, возможно, смогли управлять еще одним качественным политическим урегулированием в век отступления аристократии.
Успех Черчилля в Южном Паддингтоне не был достаточно удачно повторен консерваторами где-либо по стране. Тем не менее либералы столкнулись с трудностями, связанными с объявлением Гладстона о том, что он является противником предоставления Ирландии права на самоопределение, — mar, оттолкнувший многих членов его собственной партии. Начало 1886 года было полно неожиданных поворотов событий, в которые был постоянно вовлечен лорд Рандолф. Приверженность твердым принципам не объясняет поведения ни одной из лидирующих фигур — Гладстона, Чемберлена, Солсбери и других — поэтому не надо думать о поступках лорда Рандолфа как об исключительно беспринципных. Еще со времен «дублинской ссылки» в своих речах он осуждал диктат в Ирландии и высоко ценил завязанные контакты с ирландскими политическими деятелями. Тем не менее, сейчас он яростно сопротивлялся введению права на самоопределение и даже благосклонно разговаривал с презираемыми им ранее консерваторами Ольстера. Он решил «разыграть оранжиетскую карту» — это выражение отождествлялось с ольстерской оппозицией введению права на самоопределение, — и посетить Белфаст самому. Будет непостижимым, говорил он своим слушателям в Белфасте, если британцы окажутся такими вероотступниками, что передадут ирландским верноподданным верховенство на Ассамблее в Дублине. Введение прав на самоопределение было просто уступкой, чтобы потешить стариковское честолюбие — дар Черчилля произносить хлесткие фразы и тут ему не изменил. Он вынашивал идею «партии объединения», которая могла бы бороться против наступающей катастрофы. Что бы ни ожидалось, Либеральная партия оказалась раскалывающейся изнутри, и Черчилль вовсю воодушевлял либералов-диссидентов и изо всех сил старался вызвать падение правительства.
Наградой ему было назначение на пост министра финансов Англии и лидера Партии тори в правительстве, которое формировал Солсбери после победы консерваторов на Всеобщих выборах в июле 1886 года. Лорду Рандолфу Черчиллю было всего 36 лет. Королева Виктория считала его человеком «безрассудным и странным», но увидела, что на его назначение повлиять уже нельзя. Она не могла подозревать, что этот удивительный человек, который, казалось, мог успешно разрушить любую политическую твердыню, будет выведен из состава правительства до конца года.
Возможно, это предвидел лорд Солсбери. В кабинете министров было полно разногласий, и премьер-министр предостаточно насмотрелся на случаи, показывающие недостаток у Черчилля здравого смысла. С этим еще можно было бы мириться, если бы Черчилль воздерживался от насаждения своего мнения во внешней политике. Его подверженность дурному настроению и высокомерие были еще терпимы, если смягчались юмором, но его чувство юмора постоянно сходило на нет. Отнюдь де идеальным духом был пронизан его подход к согласованию интересов разных министерств в рамках его первого бюджета. Черчилль не шел на компромиссы. Ему было предписано сократить расходы и объявлено, что если он поддастся требованию их увеличить, с него будет снята ответственность за финансы. Переписка продолжалась.
