Юра Гарин всю свою жизнь был нормальным мужиком — умеренно пьющим и достаточно работящим. Но потом у него умерла жена, а дочь, не сумев оправиться от потрясения, ушла в секту, и Юра запил. Квартира была приватизирована еще при жизни жены, и Юрику ничего не стоило бы продать ее, если бы не дочка. У дочки, однако, были свои планы — она хотела подарить эту квартиру Храму Третьего Завета — той секте, которая стала теперь и ее семьей и ее домом. Однако с этим затруднением люди Корня справились быстро. Лидеру секты, который величал себя «Патриархом всея Земли и Верховным Понтификом Востока и Запада», объяснили, что если девочка не подпишет нужные бумаги, то она очень скоро умрет, да еще при таких обстоятельствах, что все станут подозревать в убийстве сектантов, и они от этого обвинения век не отмоются. Если же все пройдет нормально, то после продажи квартиры «Патриарх всея Земли» получит долю от выручки. Олег Шрамов и «Верховный Понтифик» долго беседовали с глазу на глаз, после чего оба вышли к своим людям довольные заключенным соглашением. И девочка никуда не делась, подписала все что надо — потому что так было угодно «наместнику Бога на земле», в миру — Евгению Ильичу Шерстобитову, бывшему фокуснику разъездного цирка. Что касается Юры, то его переселили в маленькую комнату с одним окном в трехкомнатной квартире с двумя соседями, принадлежащей агентству по недвижимости «Клен» — тому самому, которое осуществляло сделку. Сначала все шло хорошо — похоже было, что Юрик, пируя с друзьями-алконавтами, вот-вот упьется до смерти или во всяком случае дойдет до такой степени деградации, что не сможет вспомнить обстоятельств продажи квартиры уже никогда, а тем более не сумеет пересчитать деньги, которые ему достались и сопоставить их с реальной стоимостью квартиры. Но тут случилось непредвиденное. Во-первых, деньги оказались пропиты слишком быстро — трудно ли умеючи, а во-вторых, вокруг Юрика стали виться люди совершенно не его круга. Про одного удалось точно выяснить, что это — журналист, а второй, кажется, заканчивал юрфак университета и был сыном адвоката.

— Этих двоих не трогать ни под каким видом, — сказал своим ребятам Шрамов. — И сами перед ними не светитесь. Дождитесь, пока он будет один. Будет пьяный — хорошо. Нет — сами напоите. В общем, как хотите, но чтобы к завтрашнему утру его можно было хоронить. Инструктаж Олег провел довольно подробный, но всего предусмотреть нельзя, и свое напутствие он закончил так.

— Если что — решайте по обстановке. Думайте своими головами. Ведь на что-то же они у вас к плечам присобачены. А когда мальчики ушли, Олег позвонил по телефону некоему Бесу и сказал ему.

— Слыхал, что с Чабаном стало? Бес, очевидно, ответил утвердительно, потому что Шрамов продолжил так.

— Ну вот. Он должен был сегодня дело одно сделать. Обязательно сегодня, отложить нельзя — уж сколько откладывали… На Парковой, 26, квартира 11. Так вот, он должен был туда идти, а сам подох, скотина. Я на это дело молодых послал, но боюсь, не случилось бы чего. Ты бы съездил, приглядел за ними, чтобы все чисто было. Дальше пошло уточнение деталей, причем Беса не требовалось инструктировать по поводу мелочей — он все понимал с полуслова. Может, его следовало привлечь к этому делу в качестве главного действующего лица .

— но Олег подумал об этом слишком поздно. Когда стройный план ломается из-за какой-то нелепой случайности, любой начинает совершать ошибки. А с другой стороны, Бес мог потребовать подтверждения приказа от самого Корня, который не любит, когда его беспокоят по таким пустякам. А так — совсем другое дело: если не будет осложнений, то Бесу не придется рисковать и лишний раз брать на себя «убойную» статью. И Бес не стал артачиться, а спокойно сел в свою «Чайку» — высший шик, в ней когда-то ездил сам первый секретарь Белокаменского обкома — и покатил по указанному адресу. А Юра Гарин в это время еще даже не проснулся, хотя вчера клятвенно обещал приехать в редакцию «Вечернего Белокаменска» не позже двенадцати часов дня. Впрочем, о своем обещании он забыл еще вчера вечером, когда пришел домой (то есть на новую квартиру) на бровях и поставил весь дом (то есть добропорядочных соседей по квартире, лестничной клетке и подъезду) на уши.

— Когда же это кончится! — причитала у себя в комнате соседка, милая женщина лет сорока пяти, которая стеснялась вызвать милицию. Другая соседка, совсем молоденькая девушка, тем более не хотела связываться с правоохранительными органами, поскольку жила в городе без прописки и к тому же баловалась наркотиками. Поэтому она просто включала на полную громкость телевизор или магнитофон, и он заглушал и матюги, которыми Юра Гарин оглашал весь дом, и причитания тети Вали.

— Господи, Боже мой, да когда же это кончится?!

— Ну вот, — сказал Сажин, показывая пальцем на монитор компьютера. — GRU — это «Global Review of Universe», «Глобальное обозрение Вселенной», а совсем не то, что ты подумал.

— И что это «глобальное оборзение» из себя представляет? — поинтересовался Ростовцев, намеренно переиначив слово «обозрение».

— Ничего особенного. Реклама, информация, путеводитель по сети, поисковая машина и разные услуги. Есть платный сервис, а есть бесплатный. Например, почтовые ящики и место для размещения информации в Сети оно дает всем желающим совершенно бесплатно. И абсолютно анонимно. Короче, глухой номер.

— Значит, с этой стороны у нас нет никаких шансов…

— Практически никаких. Разве что… Понимаешь, сетевые адреса строятся по определенным правилам. И если их почтовый ящик — [email protected], то их информационная страница в Сети может находиться по адресу www.gru.com/tribunal или www.tribunal.com. Если она, конечно, у них есть. Страница была. И как раз по первому адресу. Однако она не несла практически никакой полезной информации. Разве что подтверждала: создатели «Трибунала» — русские, и настроены они серьезно. На устрашающем, стального цвета, фоне красовался одноглавый орел, держащий в лапах меч. Над ним горела кровавая надпись «ТРИБУНАЛ», а чуть пониже более мелким шрифтом было начертано: «Горбатого могила исправит». И подпись: «Глеб Жеглов».

— Не помню, чтобы Жеглов такое говорил, — пробормотал Сажин.

— Во всяком случае, он наверняка так думал, — успокоил его Ростовцев. В самом низу, прямо под острием меча, помещался все тот же электронный адрес, а еще ниже — семь черных шестиконечных крестиков.

— Семь трупов? — пересчитав кресты, произнес Ростовцев.

— Надо полагать, — ответил Сажин. Бандитов за последнее время погибло несколько больше, но в нескольких случаях налицо были явные разборки между группировками и отдельными лицами, а также пьяные драки с трагическим финалом. Но если посмотреть внимательно, то можно было выделить как раз примерно семь случаев, когда по всем признакам наблюдалось заказное убийство, но это казалось странным по причине малозначительности и мелкотравчатости пострадавших.

— А что, очень эффективный способ борьбы с преступностью, — заметил Сажин, просмотрев список убитых с краткими характеристиками на каждого.

— До первой ошибки, Юра, — ответил Ростовцев. — До первой ошибки. Как только они убьют хоть одного невиновного, вся их благородная миссия превратится в банальную уголовщину. А это обязательно случится. Человеку свойственно ошибаться. Вспомни Деточкина.

— А при чем тут Деточкин?

— А при том, что он угонял машины у всяких жуликов, но в конце концов погорел на ошибке — увел тачку у честного человека. Только с машиной-то дело поправимо, а с убийством — сам понимаешь… Сажин понимал. И сам горел желанием поймать трибунальщиков поскорее — потому что обилие трупов отнюдь не улучшает криминальную обстановку в городе, даже если это трупы бандитов. Однако убийство Чебакова, как и шестерых его коллег, оставалось глухим и темным.

Никаких зацепок. До Чебакова убивали в основном глухой ночью в темных переулках, но и ликвидация Витька при свете дня не добавила ясности. Следы убийцы затерялись в районе автобусной остановки. Из нескольких комплектов отпечатков пальцев, найденных на корпусе машины и в салоне, два имелись в милицейской картотеке, но они принадлежали уголовникам, чья принадлежность к банде Корня была хорошо известна правоохранительным органам. Попытка составить с помощью художницы Городецкой фоторобот убийцы ни к чему не привела. То есть портрет его в гриме получился прекрасный, но «снятие грима» с помощью компьютера породило массу вариантов. Ведь неизвестной оставалась не только настоящая прическа, но и размер, форма и цвет глаз, а также форма ушей, верхней губы и носогубной складки — то есть большинство базовых признаков словесного портрета.