– Вот! – перебил визиря Тимур. – Дальше не читай, – он опять склонился над шахматами и, привычно потирая рыжеватую с проседью бородку. – Так, куда пойдем?
Свита молчала, не зная, то ли он говорит о шахматах, то ли о военном походе. Первым заговорил Мираншах.
– Надо идти на запад – разбить Баязида8 и мамлюков9 Сирии и Египта, а потом Константинополь.
– Ты хочешь расквитаться? – ехидность в голосе Тимура; его сын, оставленный управляющим в покоренном Багдаде, так загулял, что, будучи пьяным, чуть не попал в плен к мамлюкам, которые отвоевали город. Уходя от преследования, Мираншах дважды вступал в бой, потерял много людей и обоз с добром, пока вновь не вернулся под крыло всемогущего отца.
– А ты что думаешь? – обратился он к одному из своих военачальников Шейх-Нур-ад-дину Сабуку.
Сабук – тоже друг детства, ровесник Тимура, богатырь, участник всех походов и столько на нем ран, в том числе и на лице, что один его вид страшит.
– А я считаю, надо идти на север, на Золотую Орду, – голос Сабука груб, с хрипотцой, будто песок пустынь в горле осел, – в тот раз мы Тохтамыша10 не добили, пожалели, а он, наш милый зятек, вновь, говорят, окреп, на наши завоевания зарится.
– Надо идти на Сирию, – бесцеремонно вмешался Мираншах, – там богаче города.
– Что значит крохотная Сирия? – чуть ли не рыча, возразил Сабук, – Золотая орда – это целый мир, добра оттуда не вывести, а девушки – не то что черномазые сарацинки, а белоснежные гурии.
– О-о! Ха-ха-ха! – воскликнул Тимур, однако его вечно суровое, обветренное лицо, казалось, не умело улыбаться. – Вот видишь, мой друг, молодежь еще жизни не знает.
– Конечно, не знает, – хрипел Сабук, – это они думают, что вся жизнь впереди. А нам, старикам, юная кровь нужна.
– Объясни молодым, – глаза Тимура совсем сощурились и не понятно, то ли он смеется, то ли скалится.
– У-у-у! – будто уже в экстазе затрясся Сабук. – На ночь старое кавказское вино и новое нежное детское тело – утром в бой рвешься!
– Что за ересь несешь? – рявкнул Тимур. – Наша цель – распространение истинной веры и борьба с язычеством и неверными.
Все разом склонили головы, наступило молчание, лишь озабоченные по весне птицы в подлеске не вняли гласу Повелителя, а один ворон прямо разошелся, пролетел совсем низко над шахматным столом, еще издал звук гортанный «каррк-каррк». Пронзенный стрелой, резко спикировав, упал в заросли, где-то у берега.
Никто не обратил на это внимание – денно и нощно стан Повелителя охраняют двенадцать тысяч лично преданных воинов и в радиусе пяти километров никто не смеет ни ползать, ни ходить, тем более, летать. А сам Тимур вроде вновь поглощен шахматной игрой и вдруг вопрос:
– Так что там о Кавказе?
– На Кавказе проживают многие народы, но доминирующая нация – грузины. Грузины – древний народ, имеют высокоразвитую культуру, исповедуют христианство.
– Какое вероломство! – воскликнул Тимур. – Ведь их царь и вся знать на коленях вымолила у меня жизнь, и я пощадил их, когда они приняли мусульманство.
– Вероотступники – всех истребим! – приблизился к отцу Мираншах.
– В моих частях служат более пятнадцати тысяч кавказцев, в том числе и грузины, – вмешался в разговор командующий одной из армий, – и они – отважные воины и верные люди.
– Вот и надо доказать веру, – разошелся Мираншах, – натравим их на своих же, нехай истребят друг друга.
– Это не разумно, – вступил в разговор другой военачальник.
– Что значит разумно-неразумно? Главное – нам выгодно! – чванливо заявил Мираншах.
– Хватит! – прекратил их спор Тимур. – Продолжайте о Кавказе.
И это было то, о чем писал ему его духовный наставник – умение казаться не знающим того, что прекрасно знаешь и лучше чем все, потому он и может именовать себя эмиром эмиров11.
На этот прекрасный уголок земли – Кавказ – Тимур впервые пошел восемь лет назад, в 1386 году. Та первая кавказская кампания оказалась очень трудной, долгой, кровопролитной. Столица Грузии Тбилиси была взята после двухнедельного штурма. После этого Тимур стер с лица земли древнюю столицу Грузии Мцхету и крупный город Карс.
На Кавказе препятствием были не города, а горы, как сами по себе, так и прилепившиеся к ним хорошо укрепленные селения, откуда появлялись неуловимые горцы, нападавшие небольшими отрядами и наносившие удары оттуда, откуда их не ждали.
Самоотверженность кавказцев не спасла. Многочисленное Тимурово войско разгромило богатейший край, вытоптало виноградники, истребило столько народа, что от окоченелых трупов невозможно было дышать, даже идти по дорогам Кавказа. Дабы получить мир и спасти себе жизнь, царь Грузии Георгий VII сам явился с поклоном к Тимуру и прикинулся сторонником ислама.
Тимур принял вассальную зависимость Грузии при условии, что впредь ежегодную дань будут платить не Золотой Орде, а ему, и еще большую, в виде золота, драгоценностей, чистокровных коней, девушек в гаремы. И это не все – грузинские отряды были включены в состав Тимуровых войск, одни – силою, другие – убеждениями.
Однако это не значило, что Грузия покорилась Тимуру, о своей капитуляции она по-настоящему не заявляла никогда. Дабы вконец склонить грузин, Тимур на Грузию вновь послал своего сына Мираншаха, этого деспота, полусумасшедшего тирана. Да в это время случилось то, чего Тимур никак не ожидал. Великий эмир отдыхал в живописных местах северного Азербайджана, в районе Самурского хребта с прекрасными условиями для соколиной охоты, когда его уведомили о том, что хан Золотой Орды Тохтамыш внезапно преодолел Дербентский проход и движется с севера с огромным войском. Не имея сил держаться долго, неся потери, сдавая позиции, Тимур бежал в сторону Грузии, где местные проводники ценою своих жизней все-таки смогли хоть как-то отомстить тирану, завели Тимура в алазанские топи. И будь Тохтамыш немного решительней – конец бы Тимуру. Но пока Тохтамыш обдумывал, с какой стороны подступиться к реке Алазани, подоспел с войсками Мираншах. От первого же встречного удара хан Золотой Орды ретировался, буквально бросив часть своих ратников, убрался на Северный Кавказ.
Тимур тогда не только сохранил жизнь пленникам, но, снабдив их всем необходимым, отослал обратно в Золотую Орду, а вместе с ними направил грамоту хану, содержащую весьма сдержанные упреки, даже более ласковые, чем сердитые. Это была искусная дипломатия, тонкая игра. И, забегая вперед, отметим, что в жизни Великого эмира Тохтамышу была предназначена роль первого плана. И именно противостояние этих двух личностей оказало колоссальное влияние на ход истории, судьбы целых народов…
Мнения историков о Тохтамыше, впрочем, как и о других исторических личностях, весьма противоречивы. Одни называют его безрассудным, жестоким, беспринципным и даже трусливым, другие же, наоборот, отважным, умным, энергичным, справедливым и если не гениальным, то, по меньшей мере, талантливым. Так, в неком списке великих полководцев мира он чуть ли не в первой десятке.
Тохтамыш был прямой потомок Чингисхана по линии Джучи, правнук Берке-хана. Таких потомков уже развелось немало, а «порулить» хотелось, свободных пространств не было и Тохтамыш стал плести козни против своего дяди Урус-хана, правителя Кок-Орды (Кипчакский улус – приблизительно территория современного Казахстана). Изгнанный Тохтамыш в 1376 году объявился в стане врага, в Самарканде, где дальновидный Тимур встретил его с почестями, приличествовавшими истинному потомку Чингисхана.
Вслед за Тохтамышем в Самарканд прибыл один из предводителей Орды, тоже потомок Чингисхана, на белом коне в качестве посла.
– О Тамерлан12! – воскликнул посол. – Урус-хан, господин Востока и Запада, господин Сарай-Берке и Астрахани, повелитель Голубой и Белой Орды, а также ханов Сибири говорит так: «Тохтымыш убил моего сына и укрылся у тебя. Выдай мне его или я пойду на тебя войной, и мы сойдемся на поле битвы».
