Середина зимы. В последние две недели в Закавказье стояла сырая, промозглая погода. С Каспийского моря и из далекой Сибири доходил до субтропиков свирепый, пронизывающий ветер. От этой погоды у Тимура ныли больные суставы, он почти не мог ходить, все лежал, ноя, в своем шатре, никого не принимал. А тут весть от духовного наставника из Самарканда. Настроение Повелителя улучшилось.

– Читайте, читайте, – скомандовал Тимур. – Где этот писарь Арабшах78?

«О Повелитель Мира! – писал Саид Бараки. – Справедливость правителя в течение одного дня лучше, чем поклонение Всевышнему в течение семидесяти лет… Ты – как исток реки, а остальные наместники – как ручьи. И если источник чист, ему не помешает мутность ручьев, но если он сам будет мутным, тогда ему не поможет их чистота… Сам береги веру в Бога и борись за распространение веры».

– Да-да, борюсь! Еще как борюсь! – взбодрился Тимур. – Этому Туме… Тьфу ты, моему нареченному сыну Мухаммеду, пошлите еще денег и поддержку.

Это реакция на еще одно сообщение, правда, пришедшее с севера. Оказывается, незаконный сын Гайраха оказался способным малым. На востоке Алании и в Дагестане он поднял такие антиордынские настроения, что Тимура там уже ждут, чуть ли не как спасителя.

Вдобавок к этому Тимур вроде бы преуспел и на дипломатическом поприще. Дабы выиграть время и усыпить бдительность Тохтамыша, он, под предлогом заключения мира, с большими дарами направил опытного посла Алмалыка, который был племянником жены хана Золотой Орды. Красноречивому послу удалось достичь поставленной цели: Тохтамыш был крайне любезен и тоже послал дары Великому эмиру.

К этому времени из Ирана и Самарканда прибыли резервные войска, и Тимур уже готовился провести предпоходный смотр войск, как разведка донесла, что Тохтамыш миновал Дербентские ворота, маршем перешел реку Самур в однодневном переходе от стана Повелителя, и появились сведения, что авангардные части ордынцев кое-где вступили в боестолкновение, есть потери.

Говорят, от этого, вроде бы плохого сообщения, лицо Повелителя мира просияло:

– Видит Бог, я желал мира, – произнес он, прочитал молитву и крикнул. – Где этот астролог, старый плут?

Моллу Несарта в тот же момент доставили бы в шатер. Однако Тимур был в приподнятом настроении, и, пользуясь хорошей погодой, он решил прогуляться, посмотреть, как живет Молла, ибо ему доложили, что старик чудит, где-то выкупил какой-то странный прибор, днем и ночью в трубу глядит, какие-то записи и расчеты делает.

На вершине недалекого бугра, у самой реки, там, где снег уже растаял, а прошлогодний бурьян нежным ковром слегся, установил на треноге Молла Несарт какую-то штуковину. То в нее глядит, то еще куда-то, в общем, всецело поглощен своим делом, и даже не заметил, как хромой Тимур подошел, благо, без охраны, по-стариковски поговорить хочет, и сходу упрек:

– Ах ты, старый обманщик. Чего стоят твои ложные прорицания?

– Ты о чем? – встрепенулся Молла.

– Ты ведь сказал, что Тохтамыш далеко, наступать не посмеет. А он уже рядом.

– Прости, Повелитель. Я ведь не астролог-предсказатель, а ученый-астроном.

– Зачем наврал?

– Ты настоял.

– Так ты ведь на неделю отпросился, мол, «поднимусь на гору, выше облаков, на созвездие гляну».

– Помилуй, мой Повелитель. Звезды предсказали, что Тохтамыш первым в бой не пойдет. Но что поделать, если он такой подлый обманщик. Нет в нем веры, даже созвездие обманул.

– Хе-хе, а это точно, – стал доволен Тимур. – Только ты-то тоже врешь, в горы не ходил.

– О Повелитель мира! – развел руками Молла Несарт. – Ты действительно наместник Бога на Земле, потому все видишь… Был я в Мараге.

– Тебе мало, что твоего учителя-еретика Ширвани там повесили и сожгли, а тебя в пожизненный зиндан кинули?

– Ширвани был не еретик, а великий ученый, – тихо, но твердо вымолвил Молла.

– Так он говорят, утверждал, что Земля вокруг Солнца вращается, а Луна – вокруг Земли.

– Так оно и есть, – громче голос Несарта.

– Ты это мне, Посланнику Бога, говоришь?!

– Прости, Повелитель, но Бог так создал мир, и, если хочешь, я тебе это докажу с помощью своего прибора.

– Что это такое? – заинтересовался Тимур, ибо новшества науки его всегда интересовали.

– Этот прибор называется «астролябия». Его придумал еще Птоломей.

– Он такой древний?

– Нет, этот по эскизам, создал Ширвани, я ему помогал… А после того, как обсерваторию в Мараге разрушили, один дальновидный купец присвоил его себе, я на днях выкупил.

– Откуда деньги взял?

– Мне не только с тобой, но и с твоими сыновьями и внуками в шахматы играть приходится.

– Ты хочешь меня разорить?

– Это тебе не грозит; твои отпрыски похлеще тебя.

– Неблагодарный, – процедил Тимур. – Так на что ты истратил мое добро?

– Добро лишь трудом добывается.

– Что ты хочешь сказать?

– Только одно, что ты велик и справедлив.

– Хватить льстить, лучше расскажи об этой железяке.

– С удовольствием, Повелитель, – вежливо поклонился Молла. – Ну, если о земном, то с помощью этого прибора можно определить точное расстояние до той горы, ее высоту, и даже глубину вон того колодца.

– Нужная вещь, – сразу оценил Тимур. – Возьмем ее на вооружение. А ты, как властелин этого замысла, будешь получать жалование, ну, скажем, десять дирхемов в месяц, чтобы моих детей не обирал.

– Благодарю, Повелитель. Сама возможность заниматься астролябией – такое удовольствие, что плата мне не нужна… Позволь лишь по ночам звездным небом любоваться.

– Хе, а кто будет со мной в шахматы играть, и чем там любоваться, они так ничтожны?

– Ничтожна твоя плата, а звездное небо бесконечно, – и пока Тимур хмурил брови, продолжил, – звезды о многом говорят. Особенно о твоем Величии.

– Гм, – кашлянул эмир Тимур, видимо, в очередной раз простил старца.

– А что ж ты даже днем в этот прибор глазеешь?

– А вон, видишь, словно тобой откусанная, бледная Луна над горизонтом зависла?

– Что значит – «мной откусанная»? – начал было гневаться Тимур.

– О Повелитель, – ты в масштабе Вселенной!

– Хм, – вновь подобрело лицо Тимура. – И что творится со Вселенной?

– Много интересного, – когда Молла Несарт с любовью касался своего прибора, то казалось, что он просто молодел, сияя лицом. – Вот расчеты подсказывают – через один солнечный цикл, значит, где-то в середине апреля в этих широтах, точнее, чуть севернее, возможно, будет солнечное затмение.

– О Всевышний, – встревожился Тимур. – К чему это предсказание?

– Это не предсказание, а вероятный расчет, – Молла погрузился в свои дела. – И, как мне кажется, в этот же период жар Солнца усилится… Весна, таяние снегов, реки выйдут из берегов.

– Интересно, очень интересно, – о своем задумался Тимур. – А ну пошли играть в шахматы, – только эта игра позволяла ему систематизировать свои мысли.

Что бы ни писали историки, а Тимур был великий стратег, он еще не раз все выпытывал и испытывал астролябию Моллы Несарта, но в то же время вел свои расчеты, что-то прикидывая и выгадывая. И даже когда разведка донесла, что передовые отряды Тохтамыша вплотную подошли и кое-где вступают в боестолкновения, Великий эмир не давал команды вступать в бой. Он все еще хитрил, усыпляя бдительность золотоордынского хана, ведя дипломатические переговоры, обещая послам – вот-вот он уйдет. А сам собирал свои войска и ждал сигнала из крепости Дербент, где щедро услащенные Тимуровыми эмиссарами, местные князья согласились перейти на его сторону, или, в крайнем случае, можно будет посеять меж ними разлад.

Последнее из-за даров вскоре произошло. И тогда Тимур отдал приказ – последний смотр войск, который он произвел лично, а это линия в 25—30 километров. Под ужасающий гром литавр, барабанов, труб и рожков воины его, обнажив мечи в сторону севера, произнесли клятву и издали такой боевой клик «Ура!», что «заколебались горы, и заколыхалось море».