В одной из деревень по пути, где я снимала фотографии, мне встретился сотоварищ по занятию китаец-фотограф. Сингасари, куда мы вскоре затем приехали, в былое время был большим городом, центром обширного управления. Название его, как полагают, происходит от санскритского слова «синга», т. е. лев, и яванского «сари», имеющее двоякое значение и цветка, и прекрасного[230]. Развалины расположены в тенистой, теперь густо заселенной долине, где при сэре Стемфорде Раффлзе возвышался еще девственный лес; благодаря его заботам джунгл был расчищен и вокруг найденных им архитектурных древностей поляны засажены деревьями франджипанни.

Мы осмотрели небольшой храм самого чистого индусского стиля, бывший, за исключением кое-каких орнаментов и карнизов, в очень печальном виде. Все в этом памятнике указывает на глубокую старину его сооружения и, между прочим, камень, из которого он построен, не встречается в настоящее время нигде на Яве. Насколько храм разрушен, настолько, наоборот, хорошо сохранились громадные фигуры, стоящие невдалеке от него; две из них — колоссальные изображения неизвестных божеств — изваяны каждая из цельного куска и имеют приблизительно двенадцать футов вышины и девять футов ширины в плечах. Лицо одного замечательно выразительно, и вся статуя, затененная громадным Plumieri acutifolia, поражает своею величественностью. Не менее замечателен каменный бык Нанди в пять футов длины, отличающийся пропорциальностью и отличным исполнением и нисколько не пострадавший от времени.

Кроме вышеописанных фигур, видно много других, а также остатки террас, зданий, пьедесталов и надписей на камнях. Некоторые из последних были переведены, но, состоя большею частью из стихов веды[231], они не проливают света на историю Сингасари. Касательно эпохи сооружения этого города мнения расходятся, но не подлежит сомнению, что он существовал до 1478 года, когда магометанство стало господствующей религией. Всего вероятнее, что его следует отнесть к XII или XIII веку[232].

Весьма странно, что, несмотря на существование всюду на Яве древних памятников из камня, нигде не найдено по сих пор следов каменных дворцов или других жилищ, кроме воздвигнутых в сравнительно недавнее время. Из этого следует заключить, что яванцы как теперь, так и прежде всегда строили свои дома из дерева.

Вернувшись домой, С. прилег, так как ему нездоровилось и он опасался припадка лихорадки; я же взяла свой фотографический аппарат и пошла пешком. По выходе из гостиницы мне встретился мальчик, которого я заставила нести за собою камеру, обещав ему в награду медную монету. Сняв несколько видов, мы прошли довольно далеко предместьями Маланга; после чего, не желая идти обратно той же дорогой, я свернула вправо по лесной тропинке, приведшей нас к туземному кладбищу, расположенному по нагорному берегу ручейка. Заметив здесь, что мой спутник стал отставать и почему-то шел неохотно, я, дойдя до средины кладбища, обернулась и сделала ему знак рукой, приглашая его приблизиться, но он вместо того, чтобы подойти, остановился, а при втором моем более энергичном окрике сделал вид, что собирается поставить аппарат на землю. Третий мой зов, сопровождавшийся сильной жестикуляцией, нагнал на него, должно быть, панический страх, так как он кинул камеру и припустился изо всех ног бежать прочь от меня, то и дело оглядываясь, как будто боясь погони. Вероятно, маленький дикарь, редко видавший европейцев, вообразил, что я его с умыслом заманила в такое уединенное место, намереваясь его околдовать или чем-нибудь ему повредить.

Оставшись, таким образом, без носильщика, я навесила себе на спину аппарат и пошла дальше, надеясь выйти где-нибудь на кратчайшую дорогу к гостинице, но тропинка упорно уходила вглубь леса, дойдя, наконец, до каких-то туземных хижин. Осведомившись о направлении, я вскоре вышла снова к городу, где наняла другого мальчика, на этот раз благополучно дошедшего со мною до дому с своею ношею, за что он с большим восторгом получил медную монету.

Вечером у нас был ассистент-резидент, передавший нам, что им все устроено для нашей поездки на Бромо и что экипажи из Маланга, а верховые лошади из Джабунга уже заказаны. Завтра мы выезжаем в семь часов утра и будем ночевать в Тосари, в сорока пяти верстах отсюда, чтобы затем на следующий день подняться на Тенггер.

Четверг 25 февраля, Тосари 6,000 футов вышины. — Ввиду малых размеров здешних экипажей нам пришлось сегодня разместиться в трех отдельных одноколках: С. в одной, я в другой, а Джон в третьей, разделив между собою седла, фотографический аппарат и багаж. Нас везли так быстро, что к восьми с половиною часам мы были уже в Джабунге, проехав в час времени восемнадцать верст. У пасанграхана нас ждали ассистент-ведана, мантри, лурах и приготовленные лошади. Пока седлали последних, нам подали чаю; после чего в девять часов мы сели верхом и тронулись в путь, сопровождаемые тремя мантри, несколькими лурахами и тремя кули, несшими на плечах багаж.

Джабунг расположен на плоскогорье у подошвы хребта, на который мы стали подыматься по широкой горной дороге, пролегавшей по густому, тенистому лесу тиковых деревьев, варингинов и др.; подростом им служили разновиднейшие папоротники, кустарники и цветущие растения. Временами сквозь листву виднелись впереди горные цепи, окружавшие Тенггер, а сзади — Кави и Арджуна с вечно парившим над его главой столбом дыма; благодаря ясности погоды ни малейшее облако не заслоняло нынче этих величавых вулканов, коих облики от подошвы до вершины с удивительной отчетливостью выделялись на чудной синеве неба. У подножья их раскинулось плато Маланг с его савахами, тут покрытыми свежею изумрудною зеленью молодых всходов риса, там, подобно правильным озеркам, залитыми водою; между ними, словно островки посреди моря полей, возвышались пальмовые и лиственные рощи, скрывая под сенью своих дерев туземные деревни, соединенные друг с другом точно длинными нитями — аллеями.

Любуясь этими видами и природою, мы взбирались все выше, то спускаясь в глубокие долины, то подымаясь на гребни кряжей. Местность, становившаяся все разнообразнее и красивее, пересекалась по всем направлениям оврагами и обрывами, переполненными тропическою растительностью, прикрывавшей своим обильным и роскошным ростом каждую пядь земли. Я беспрестанно спешивалась, чтобы снимать фотографию, затрудняясь лишь выбором сюжетов при столь громадном богатстве предметов.

Во время моих остановок меня обгоняли кули, впереди которых шествовал верхом Джон; наклонившись на шею лошади, с болтавшимися ногами, неумело держась одною рукою за поводья, а другой судорожно цепляясь за луку, наш гоаниец выглядел совсем карикатурно. Не имея вовсе понятия о верховой езде, он находился всецело во власти своей лошадки, которая, пользуясь беспомощностью ездока, шла медленным, похоронным шагом, зигзагами, когда ей вздумывалось, останавливаясь, чтобы пощипать траву, или заворачивая в попадавшиеся изредка дворы домов. В таких случаях Джон, не смея высвободить руку, которой он держался за седло, и тем воспользоваться хлыстом, торчавшим у него под мышкой, делал какие-то удивительные движения ногами и только с величайшим трудом двигал лошадь по требуемому направлению.

Мы проехали мимо двух ютившихся по склонам гор деревень, вокруг опрятных домиков которых висели бамбуковые клетки с голубями и певчими птицами или стояли в опрокинутых корзинах бойцовые петухи. Туземцы на Яве питают особенную любовь к птицам и очень искусно умеют их приручать; нередко случается видеть детей, гуляющих с сидящими у них на плече воробьями, привязанными за ногу бечевкой.

Встречавшиеся длинные вереницы лошадей навьючены были различными овощами. Почва скатов Тенггера будучи в высшей степени плодоносной, а климат весьма благоприятным для произрастания европейских овощей, жители разводят в значительных размерах картофель, лук, капусту и пр., снабжая ими города равнин. Европейские плоды, как-то: яблоки, груши и персики, тоже служат здесь предметом культуры.