Как и многие другие авторы, писавшие и пишущие об Индонезии, а ранее о Нидерландской Индии, О.А. Щербатова отмечает синкретизм религиозных воззрений жителей Явы (в нашей стране она в этом смысле была едва ли не первой). Скорее всего, ее впечатления были в основном почерпнуты из иностранных источников — для собственных наблюдений у нее попросту не было реальных возможностей. Она пишет, что «влияние магометанства (в Нидерландской Индии — А.Д.) самое поверхностное и религия эта не укоренилась, по-видимому, в сердцах яванцев. Лучшим доказательством холодности их в деле религии служит отсутствие всякой ненависти к европейцам как к неверующим (подчеркнуто О.А. Щербатовой)». Действительно, религиозная нетерпимость в ее чистом виде несвойственна большинству этносов Индонезии, хотя до 90 процентов населения исповедуют ислам, в том числе и на Яве. Надо полагать, что автор усмотрела существенную разницу между ситуацией в Нидерландской Индии и на Арабском Востоке, где они с мужем до этого побывали.

Но положение коренным образом меняется, когда иноверец выступает в роли угнетателя, эксплуататора или просто оскорбителя. В этом случае мусульманин в религиозных канонах и в религиозной морали ищет справедливости, подтверждения неправоты своего противника и, наконец, подтверждения своего права на отмщение. И тогда дихотомия «правый — виноватый» переводится в плоскость «правоверный — неверный» и происходит всплеск религиозного фанатизма, часто несоизмеримый с повседневной ролью религии в жизни того или иного индивида или этноса. (Принято считать, что на Яве не более трети верующих мусульман выполняют все без исключения требования шариата.) Примечательно в этой связи, что ни автохтонные верования, ни сохранившиеся существенные элементы индуистской культуры, ни тем более завезенное колонизаторами христианство никогда не выступали в качестве духовного оформления антиколониальной борьбы (исключение составили индуисты на острове Бали). Под знаменами же ислама индонезийцы не раз выступали против колонизаторов.

«Жизнь протекает беззаботно, — пишет Ольга Александровна, — в стране, где холод, голод и засуха неизвестны. Пища им доставляется всегда удачными посевами риса и множеством плодов, даруемых им круглый год самой природой, почти без всякого с их стороны труда… патриархальное управление голландцев не обременяет их ни излишними налогами, ни работами, поэтому неудивительно, что при таких обстоятельствах они относятся беспечно ко всему в жизни».

Наверное, наша соотечественница была не первой и уж во всяком случае не последней, кто полагал, что роскошная природа влажных тропиков дарит свои плоды человеку без всякого с его стороны труда, хотя в одном месте она мельком говорит о трудолюбии яванцев. Но даже в ее описании возделывание риса — это тяжелый, кропотливый повседневный труд «от зари до зари» на 35-градусной жаре. Холодов индонезийский крестьянин и впрямь не знает, по крайней мере, в нашем понимание этого слова, а вот засуха и, как ее последствие, — голод — поражают острова архипелага отнюдь не редко. Что же касается «патриархального управления» голландцев, то как раз к концу XIX века нарастает процесс обезземеливания крестьян, в частности, за счет перехода лучших земель крупным плантациям, падает производство риса при росте объема экспортных культур.

Думается далее, что европеец, попавший на тропические острова, порой смешивает два понятия — трудолюбие и темперамент. Экваториальный климат располагает к неторопливости, некоторой замедленности в движениях, иначе здесь быстро выбьешься из сил. Медлительность населения стран тропического пояса отнюдь не есть или, во всяком случае, далеко не всегда есть леность. Вместе с тем, справедливо и другое: нельзя отрицать, что запросы людей, их жизненные цели, требовательность к количеству и качеству материальных благ, представление о соотношении материального и духовного действительно существенно отличаются от психологии носителей европейской культуры. В значительной мере это определяется сдерживающим влиянием, которое оказало на развитие индонезийского общества голландское колониальное правление, но списывать все трудности развития только за счет этого фактора значило бы грешить против истины.

Не можем отказать себе в удовольствии привести еще одну пространную выдержку из записок О.А. Щербатовой, где она говорит «об услужливости и вежливости яванцев, всегда готовых отложить свое личное дело, чтобы прийти на помощь другим, черта характера тем более удивительная в неразвитом простом туземце, что она встречается лишь в виде исключения даже между цивилизованными нациями». Конечно, за минувшие сто с лишним лет многое изменилось в Индонезии, как изменились и сами ее жители, но изначальная доброжелательность и готовность прийти на помощь, способность помнить добро остаются чертами национального характера. Что же касается «неразвитости» яванцев, то немного найдется этносов, которым была бы присуща столь сложная и изощренная система представлений об окружающем мире и месте, которое занимает человек вообще и данный индивид, в частности, в этом мире, о связи человека с окружающей средой и о всеобщей гармонии как одной из высших целей и способах ее достижения.

Ольга Александровна именует всех коренных жителей Нидерландской Индии малайцами, как и многие другие авторы, писавшие об этой стране в то время. Отчасти это объясняется тем, что речь шла о населении Малайского архипелага, отчасти тем, что именно малайский язык стал средством межэтнического общения на архипелаге. Но, строго говоря, малайцы как этнос составляют лишь сравнительно небольшую часть населения прежней Нидерландской Индии и нынешней Индонезии (менее шести процентов).

При подготовке книги к переизданию полностью сохранен литературный стиль автора, характерный для языка образованных кругов в России конца XIX века. Уточнения коснулись только орфографии и знаков препинания, да и то не везде: сохранены некоторые случаи «экзотического» словоупотребления (например, «джунгл» вместо «джунгли»), а также написания личных имен, географических названий и заимствований из малайского языка (последние иногда грешат неточностями). Постраничные сноски и комментарии принадлежат как автору, что оговаривается в каждом случае, так и редакции.

А.Ю. Другов, доктор политических наук.

Малайский архипелаг, в состав которого входит Ява, — цель нашего путешествия, находится всецело вне района стран, посещаемых большинством туристов; вследствие чего он до сих пор сравнительно малоизвестен, и весьма немногие отдают себе ясный отчет и о громадном пространстве, занимаемом этим архипелагом, и о богатстве его флоры, своеобразии его жителей, их нравов, обычаев и проч. Между тем Малайский архипелаг, по своему объему, равняется некоторым материкам, а многие из его островов, каждый в отдельности, больше Франции или Австрии.

«Расположенная на экваторе и омываемая теплыми водами тропических океанов, эта часть мира имеет более равномерно жаркий и сырой климат, чем какая-либо другая часть земного шара, и изобилует натуральными произведениями, неизвестными в иных странах. Богатейшие плоды и драгоценнейшие пряности природны ей. Она производит гигантские цветы Rafflesia, великие зелено-крылатые Ornithoptera (царица между породами бабочек), человекообразных оранг-утангов[1] и роскошных райских птиц. Она населена своеобразной и интересной расой людей — малайцами[2], не встречающимися нигде за пределами этого архипелага, названного поэтому Малайским».[3]

Уоллес[4], по данным, основанным большею частию на распределении животного царства, считает входящим в состав Малайского архипелага: Малайский полуостров[5], Филиппинские острова на севере, Никобарские на западе и Соломонские[6] на востоке. Все большие острова, включенные в эти пределы, соединенные между собою неисчислимыми мелкими островками, так что, по-видимому, ни один из них не изолирован от других. Все имеют ровный и очень схожий между собою климат и все покрыты роскошной лесной растительностью, производя, таким образом, впечатление одного неразделенного целого, все части которого тесно связаны между собою.