Гарт осмотрелся по сторонам.

Прошел под лестницу. Доступ к лестнице в подвал, как и говорила Марион, преграждала дверь, которая по-прежнему была заперта на засов. Гарт отодвинул засов, сразу за дверью нажал на электрический выключатель и ступил в подвал.

Когда в каком-нибудь доме гнетущая атмосфера усиливается до такой степени, что приводит к самоубийству, это можно объяснить тем, что ее переполнили отрицательные эмоции. «Это уже невозможно выдержать, — слышим мы от людей, — мы должны отсюда переехать». А если такие чувства подавляются, подавляются и скрываются, поскольку их считают ненормальными, неестественными, то в таком случае эти «узники в клетке» могут стать еще опаснее.

Гарт осмотрел подвальное помещение. Он прошел через кухню, столовую для прислуги, кладовую и прачечную, везде включил свет и увидел, как разбегаются в разные стороны тараканы. Заглянул в камеру с углем и в винный погреб. Каждое из окон, которые до половины были ниже уровня земли, было закрыто на шпингалет и забито угольной пылью.

Правда, в кухне, которую он осматривал в начале и в конце, в замке большой двери, ведущей наружу из дома, торчал ключ, повернутый так, что замок был открыт. Однако обе задвижки, и наверху и внизу, действительно были закрыты. Гарту пришлось сильно дернуть задвижку, когда он захотел ее открыть.

На кухонной печи, которую топили углем, горела голубым огоньком свечечка, напомнившая Гарту его детство. В застекленной двери отражалось его изображение. Гарт провел в этом подвале не более десяти минут. Когда он торопился обратно, его каблуки громко стучали по деревянным ступенькам. В гостиной в одиночестве сидела Марион и улыбалась ему.

— Марион, а где Винс?

— Он пошел наверх посмотреть на тетю Бланш. — Марион прикрыла глаза. — Я сказала ему, что доктор дал ей морфий.

— Вы рассказали Винсу о том, что здесь случилось?

— Конечно. Разве вы не заметили, что здесь еще чуточку дрожит воздух? Винс от всего этого сам не свой, бедняжка. Видит Бог, я не держу на него зла за это. Дэвид, вы о чем-то спрашивали меня, когда пришел Винс?

— Спрашивал.

— Вы спросили, сколько было времени, когда я увидела эту женщину?

— Да.

— Это не должно быть с точностью до минуты?

— Нет.

Пальцы Марион передвигались по подлокотнику кресла из золотистого дуба. Вот они соскользнули, несколько мгновений блуждали вслепую, как гибкие змейки, потом коснулись руки Гарта. Очевидно, она не хотела сознательно использовать свое очарование, однако оно непроизвольно струилось из ее глаз и губ, когда она подняла голову.

— Прошло довольно много времени после того досадного случая с автокэбом, о котором я вам рассказала. Остаток пути я шла пешком. Когда я вошла в дом через парадную дверь, было приблизительно без десяти минут девять.

— Вы в этом уверены?

— Да. Вполне уверена. Но оставим это, Дэвид!

Она не объяснила, что имела в виду под «оставим это». А Гарт проигнорировал то, что она сказала.

— Вы очень хорошо описали эту женщину, Марион. Вы смогли бы узнать ее по фотографии?

— Не понимаю вас.

Он сунул руку во внутренний карман, вынул бумажник и достал оттуда сделанную «кодаком» моментальную фотографию на глянцевой бумаге. Снимок изображал Бетти Калдер на пляже возле ее домика. Бетти смотрела на утреннее солнце, а позади нее был виден пляжный павильончик на низких сваях на отмели.

— Эта та женщина, которую вы видели?

— Дэвид! Откуда это у вас?

— Это та женщина, которую вы видели? Внимательно посмотрите на фотографию, прошу вас. Эта та женщина, которую вы видели?

— Да. Да, это она! Она не надевает чулки к купальному костюму, видите? Но вы ее не знаете, нет?

— Я достаточно хорошо знаю ее. Ее фамилия Калдер. Она вдова губернатора Ямайки, и в этом году мы должны пожениться.

— О боже! — прошептала Марион после краткой паузы. — Боже мой!

Несмотря на полную уверенность в себе, несмотря на то, что он говорил спокойно, у Гарта болезненно заколотилось сердце и ему показалось, что он задыхается. Во взгляде Марион были ужас, сочувствие, искренняя симпатия.

— Не имеет значения, что вы сейчас сказали, — энергично заявил он, — при условии, что вы сказали это только мне. Или Винсу. Но больше никому не говорите об этом. Вы ведь говорите неправду, разве не так?

— Но я говорю правду! Клянусь! Честное слово, это чистая правда!

Если бы не его опыт, он, вероятно, поверил бы, что Марион говорит правду. Гарт сказал спокойным голосом:

— Послушайте, Марион! Сегодня вечером без десяти девять Бетти Калдер находилась у меня на Харли-стрит. Именно в это время она разговаривала с моим ассистентом, которого зовут Майкл Филдинг. Я лично могу засвидетельствовать, что в девять часов она еще была там. Это совершенно точно. Я пришел на встречу с пациентом… — Он осекся.

— С каким пациентом?

— Это не имеет отношения к делу. Я хочу выделить лишь следующий факт. Дом, где находится моя приемная, так далеко отсюда, что несколько минут, десять или даже двадцать, вообще не играют никакой роли. Бетти Калдер решительно не могла быть в Хэмпстеде ни до ни после этого времени, которое вы мне назвали. Это доказательство номер один. Неоспоримое доказательство! Второе доказательство сейчас прозвучит. Минуту назад вы мне сказали, что эта «загадочная женщина» выбежала из дома через дверь в подвале и захлопнула эту дверь за собой.

— Я и сейчас это утверждаю! Это правда!

— Марион, вы когда-нибудь спускались вниз, в подвал?

— Нет! Естественно, нет!

— А кто-нибудь другой туда спускался? Например, доктор Фортескью?

— Нет! Зачем же кому-нибудь спускаться в подвал?

— Ну так вот, я туда спустился. Дверь внизу по-прежнему была закрыта на две надежные задвижки, и только несколько минут назад я сам ее открыл. Даже дуэт самых знаменитых салонных фокусников не смог бы выйти этим путем из дома и оставить за собой дверь, закрытую изнутри на задвижки. И даже если бы вы ошиблись, говоря о звуке открываемой и закрываемой двери, все равно ваша «загадочная женщина» не смогла бы выбраться наружу через какое-нибудь окно: все окна там тоже заперты. Через холл она также не могла выйти: вы сами заперли на засов дверь в подвал и оставили ее закрытой. А теперь этой женщины там нет.

— Бедняжка Дэвид, — воскликнула Марион; не было похоже, что она злится на него; скорее она выглядела так, словно переживает за него, — вы так сильно влюблены в эту особу, да?

— Черт возьми, Марион!..

— Да?

— Ну, скажем, она мне нравится. Но это к делу не относится. Не суйте вашу собственную голову в петлю. Если об этом деле узнает полиция, неужели вы думаете, что она поверит в такую детскую сказку, как ваша история?

— А если она не узнает об этом, то в таком случае ваше благородное и сильное чувство профессиональной этики, очевидно, заставит вас рассказать ей об этом?

— Оставьте в покое мою профессиональную этику! — Гарт сам испугался того, что говорит. — Вы и Винс мне ближе всех на свете, за исключением Бетти. Если понадобится, я буду вас защищать. Вы, несомненно, знали об этом, когда позвали меня, чтобы проверить на мне свою версию произошедшего здесь. Но Бетти в эту версию не впутывайте! Я слышал о ней, что она мошенница и шлюха, это уже само по себе достаточно плохо. Но вы не смеете утверждать, что она может одновременно находиться в двух местах и способна пройти сквозь толстую стену, как эта женщина в вашей истории.

Марион вскочила из кресла.

— Каждое слово, которое я вам сказала, — она медленно цедила слова сквозь зубы, — это чистая правда. Пусть я умру на месте, если это была неправда. Может, хотя бы теперь вы мне поверите! — подняв взгляд к потолку и затопав ногами, как капризный ребенок, она вскричала: — Боже на небесах, сделай так, чтобы он мне поверил!

Спокойным, протестующим «Ну и дела!» ее перебил новый голос. Перебил так неожиданно, словно на них обоих кто-то вылил ведро холодной воды.

По пестрому индийскому ковру в гостиную вошел Винс Боствик, теперь он был бледнее, чем раньше. Он курил сигарету, которую поспешно погасил в латунной пепельнице на сервировочном столике, лишь только перехватил ледяной взгляд Марион. И все же спокойным он не казался.