Он видел, как санитарка вывезла каталку с пациентом на освещенное крыльцо. Как Анастасия подошла к ней и, сказав несколько слов, вернулась в больницу. Как та, недоуменно пожав плечами, оставила вверенный ей груз и последовала за медсестрой.
Темнов вышел в холл и обратился к растерянно озиравшемуся «адвокату»:
— Вашему другу уже лучше. Однако, прежде чем переводить его в терапевтическое отделение, я должен составить акт об алкогольном опьянении и взять у него кровь на анализ. А пока я буду заполнять бланк, ему полезно будет подышать свежим воздухом. А затем мы с ним продолжим…
Выдержав многозначительную паузу, Александр с серьезным видом кивнул «юристу» и, вернувшись в санпропускник, вновь подошел к окну. Вошедшим следом медсестрам он жестом указал прикрыть дверь и стать рядом с ним.
— Свет, свет! — вспомнил он в последний момент.
Метнувшаяся к выключателю Анастасия щелкнула выключателем, и комната погрузилась в темноту.
Долго ждать не пришлось.
Не прошло и минуты, как на пороге возникла худосочная фигура «адвоката». Зыркнув по сторонам, он приблизился к развалившемуся в кресле приятелю и начал что-то негромко говорить ему на ухо, дополнительно аргументируя свои слова частыми толчками в широкие плечи и грудь собеседника. То ли он действительно обладал недюжинным талантом убеждения, то ли апрельский вечер столь благотворно подействовал на сомлевшего «клиента», но потребовалось всего несколько фраз и пинков, чтобы грузное тело нехотя поднялось и, поддерживаемое тонкой рукой друга, неуверенно ступило на лестницу. Тонко-толстый дуэт медленно направился к выходу из больничного двора, держа путь к дороге, ведущей в центр города. Пара минут — и беглецы скрылись в сумеречном мареве.
— Запись в журнале обращений делать? — включив свет, поинтересовалась Анастасия.
Темнов обернулся к медсестрам:
— Да начал я уже! Кто ж знал, что все так быстро закончится… Ну ничего. Оформим как отказников. Закорючку вместо подписи я уж как-нибудь нарисую.
— Так данных нет никаких. Ни фамилии, ни…
— А они сообщить отказались. Вернее, он. Больной-то один. «Юриста» вроде как и не было вовсе… Маловероятно, что им выписка о полученном лечении понадобится. Тем более с таким диагнозом…
«Ну а до суда вряд ли дойдет!» — добавил он про себя.
Вечерний дозор
— Ты пойми, у нас был приказ — любым способом пресекать все попытки нарушения государственной границы. Любым, понимаешь?! Фактически это была своеобразная лицензия на убийство. Сначала стреляй, разбирайся потом. А в данной ситуации до него было метров триста. Плюс наш движущийся поезд. А ему до нейтральной полосы не больше двухсотки оставалось. Догнать нереально. К тому же он налегке, а мы в полной амуниции. Что нам оставалось делать?!
«Плюнуть», — едва не ответил Виктор. Но сдержался, сообразив, что коллега шутку не оценит.
Тыч любил вспоминать свое армейское прошлое. «Откудахтанные», как он их называл, два года на границе несуществующего ныне государства. Глухомань. Степь. Жара. Рутинная обязаловка службы. Может быть, поэтому отдельные моменты запомнились с особенной четкостью.
— Вот мы и действовали строго по инструкции. Лупанули из двух стволов одновременно. Не целясь. Да и какой тут прицел… Я тебе вот что скажу, из «калаша» больше чем со ста метров попасть в бегущую мишень почти нереально. Разве что одиночным и с фиксированным стволом. А мы навскидку очередями полоснули. А он возьми да и свались мордой в песок. Пока мы с поезда спрыгивали, к телу бежали, вроде дергался, а как подошли — finita la comedia. Без признаков жизни и два пулевых ранения в спину.
— Ну и кто же из вас снайпером от Бога оказался? — Развалившийся на диване Лавриненко лукаво поглядывал на Тыча. Историю эту за двадцать лет совместной работы он слышал неоднократно. Но каждый раз в устах Григория она обрастала новыми подробностями, приобретя наконец почти былинный статус.
— Я же тебе говорю, мы с напарником практически одновременно выстрелили. Патроны-то не именные. А до баллистики дело, слава богу, не дошло.
— Так, значит, диверсантик ваш мелкой сошкой был, — подколол его Виктор. — Нашли у него при обыске хоть что-нибудь достойное внимания?
— Стерильный. Ни документов, ни денег, ни поклажи. Рубаха, брюки и сандалии — вот и все имущество.
— Да ладно, трусы небось тоже были?
— Не знаю. Догола не раздевали. — Войдя в образ, Григорий не заметил подвоха.
— Как же так? А проверять анатомические отверстия вы разве не обязаны? Вдруг у него во рту, в ноздре, в ухе или где пониже шифровка спрятана. Или, что еще хуже, взрывное устройство с таймером и температурным индикатором. Не вытащили, пока тепленький, — получите взрыв на сотню килотонн. И хана тогда и моргу, и больнице, и окрестным жилым массивам.
— Витька, итить твою. Хватит херню городить, — добродушно отмахнулся Тыч. — Мы пограничники, а не следователи. И проводим лишь внешний осмотр нарушителя. Наша задача — задержка и передача. А уже особисты отправляют или тело на экспертизу, или личность на допрос.
— Ты говоришь, что при нем ничего не нашли — ни оружия, ни контрабанды. Так, может, вы простого крестьянина подстрелили? Мужик хотел в приграничье к родне наведаться, дефицита прихватить. Или отчаявшаяся жертва тоталитаризма, не имея шансов получить визу, решилась налегке покинуть отчий дом и поискать счастья в «краю далеком». А вы сразу пулю…
— Ты в армии не был, а рассуждать берешься. — Григорий покровительственно взглянул на коллегу. — Я же тебе говорю, «инструкция»! А в армии несоблюдение инструкции, приказа то бишь, — это, Витя, не выговор, как на гражданке, и даже не увольнение. Это три-бу-нал! — по слогам произнес он, смакуя мрачную безальтернативность сказанного. — Что же касается капсул в жопе и прочей дребедени, то, будь он хоть голый и во всех местах чисто выбритый, гарантии, что это не шпион, тебе никто не даст. У настоящих сексотов информация не на бумажках и флешках, а в головах. Черт его знает, что он в башке своей через кордон переносит. Поэтому на границе был, есть и, пока она, эта граница, существует, будет четкий приказ — остановить любым способом, задержать в любом виде, а там уже «следствие покажет». — Довольный своей тирадой Тыч смачно потянулся и, вернувшись в день сегодняшний, раздраженно заметил: — Сгинул он там, что ли.
Игорь, его молодой напарник по дежурству, уже с полчаса как ушел на вызов в приемное отделение. Оставшись вдвоем, старшие коллеги решили честно дождаться третьего, но перерыв слишком затягивался.
— Ладно, давай без него. Не справлялся, позвонил бы уже. А так сам виноват. — Григорий вытащил из-под стола початую поллитровку и наполнил рюмки.
— Ну, за жизнь без неуловимых нарушителей! — Виктор залпом осушил свою порцию и потянулся за квашеной капустой.
— Давай. — Тыч, не закусывая, запил водку слабогазированной водой.
В дверь ординаторской тихо постучали.
— Кого это принесло? У Игоря ключ, а дежурная медсестра мне бы на мобильный звякнула. — Григорий нахмурился. — Кто там?
— Прошу прощения, доктор, мне необходимо с вами поговорить. — Робкий мужской голос едва доносился из-за двери.
— Вы кто? Родственник больного?
— Нет, доктор. Я пациент из урологического отделения. Откройте, пожалуйста.
Тыч спрятал бутылку в тумбочку и размашисто подошел к двери.
— Доктор, извините, но мне больше не к кому обратиться. — В проеме на фоне плохо освещенного коридора лицо низкорослого тщедушного мужичонки казалось мертвенно-бледным. — Тут такое дело… Я шестые сутки после операции — аденома, будь она неладна. Позавчера ко мне соседа положили — юнца лет восемнадцати. Ему на члене какую-то мелочь удаляли. Ну, в общем, к вечеру того же дня разговорились мы с ним. Он рассказал, что в торговой фирме работает, а параллельно заочно на экономиста учится.
— В чем ваша проблема можете сказать? Жалобы на здоровье или просто поговорить зашли? — Тыч, вернувшись за стол, недовольно разглядывал незваного гостя.