Когда Манароис вышла во двор и увидела Тёмного, бревном лежащего у колодца, то оставила все дела и присела возле него на траву.

— Что случилось? — спросила она, положив руку ему на голову.

— Маргина пропала, — прошептал товарищ Тёмный, и с его закрытого глаза выкатилась большая слеза. Манароис, женщина сентиментальная, видеть страдающее животное не могла, поэтому тоже пустила слезу и погладила Тёмного по голове. Товарищ Тёмный с благодарностью поглощал сочувствие прямо из головы Манароис, погружаясь во все иголки её памяти. С пониманием он прошёлся по страданиям Манароис относительно Мо, находя их созвучные своим.

— Мо тоже пропал, — сообщил товарищ Тёмный, погружаясь в грусть Манароис и, поддерживая её морально, пустил, выдавливая, слезинку по Мо, за что был награждён ласковым поглаживанием своей шеи.

Манароис сбегала подоить коров, а товарищ Тёмный с нетерпением ожидал, когда она закончит данное занятие и подойдёт к нему, чтобы пожалеть несчастного. Манароис жалела, поглаживая, даже предлагала ему ковшик овса, который он, не прожёвывая, проглотил, чтобы не пропустить ни мгновения её ласки.

Когда, неожиданно, на улице стал накрапывать дождик, Манароис предложила Тёмному спрятаться в доме, что он и сделал, но так как лошади повернуться в доме Манароис трудно, превратился в рыдающего тёмного красавца. Она и дальше успокаивала его и говорила обнадёживающие слова, изредка выскакивая из дома по хозяйственным делам, а когда наступила ночь, положила его на кровать, прикорнув на ней же с края.

То ли в кровати был уклон к центру, то ли непроизвольно, но они скатились к середине и, естественно, жалея, обняли друг друга, лаская, и, совсем случайно, их губы встретились и потянулись друг к другу.

После ночи им было стыдно, так как каждый думал, что он воспользовался слабостью другого, но естественное притяжение их душ привело к тому, что утром они занимались тем же, чем и ночью, только совсем осознанно. Переживания за пропавших не исчезли, только к ним добавилось чувство вины, которое они заглушали тем, что целый день не покидали постель, и, даже, коров доила не Манароис, а товарищ Тёмный. Только делал это он на расстоянии, одновремённо занимаясь любовью с Манароис, а так как ритмы легко передаются, то коровы, подставляя соски под симпоты, отдавали молоко с наслаждением.

Так как товарищ Тёмный не спешил извещать о пропаже Маргины, то остался у Манароис и на следующий день, потом ещё на день, а потом и вовсе остался.

* * *

Стадо тучных овец медленно двигались вдоль склона, пощипывая сочную траву, а взгляд уплывал дальше, туда, где голубой тенью вырисовывались соседние вершины. Вдоль склона легко шагал красивый крепкий мужчина, под стать местным, наслаждаясь сочными красками карпатского леса, мягкими изгибами гор и ласковой пушистостью травы, покрывающей всё свободное пространство.

Насладившись местным ландшафтом, он запомнил его в своих глифомах и направился к первому двору, заприметив возле него молодую женщину. Молодка, точно на праздник, выряженная в вышитую рубашку и черную юбку с красным орнаментом склонилась на забор из жердей и с интересом поглядывала на незнакомого мужчину.

— Вам работа нужна? — спросил Харом, кивнув головой, предпочитая не распыляться на политес.

— Що файний дядько мені пропонує? — спросила красивая женщина, настороженно поглядывая на Харома, но оставаясь приветливой.

— Трёхсменная работа, питание, соцпакет, деньги вперед, — сообщил Харом, копаясь симпотами в голове женщины с именем Оксана.

— Що то є за робота? — спросила она, не очень веря байкам чужого дяди.

— Работа на ткацком станке, — сообщил Харом и добавил, упреждая вопрос: — Какой получится рисунок, не имеет значение. Цену за свою работу назначаете сразу. Договор на год.

Оксана посчитала в уме три двухкомнатные квартиры в Киеве, для сына и двух дочек, перекрыть по-новому дом и кое-что по мелочам, как-то: шуба норковая под её шапку, два новых холодильника, и два телевизора в пол стены, чтобы с мужем не ругаться. Харом прочитал общую сумму и написал её пальцем на бумажке, которую сунул Оксане под нос.

— Ви, дядьку, наче той екстрасенс, — удивилась Оксана, но цифрой осталась довольна.

— Я хотел бы, чтобы остальные были из одного села, — сообщил Харом, — тогда вам не будет скучно.

Оксана задумалась и спросила: — А чоловіка взяти маю?

— За свой счёт, — улыбнулся Харом и добавил: — Питанием обеспечим.

Через неделю Харом собрал четырёх женщин и трёх мужчин, которых погрузил в сон, чтобы они не пугались и, упаковав свою добычу, отправился на планету Деканат.

Когда женщины и мужчины открыли глаза на планете Деканат, то не очень были удивлены, так как всё было похоже на Землю, а сад, раскинутый вокруг лаборатории, привел их в истинный восторг. Только следы запустения вызвали у Оксаны недоумение.

— Який недбалий господарь, — сказала с укором она, глядя на заросли кактуса Опунция Вульгаруса вокруг лаборатории. Рохо, встречавший их возле репликатора, возможно бы покраснел, так как был Хранителем планеты Деканат, если бы знал, что такое стыд, но в этом вопросе он был стерильно невинен, потому что его создатель, Блуждающий Неф, не посчитал нужным награждать своё творение такой способностью.

Харом превратился в огромнейшего глея, на спине которого могли разместиться все, но своей неожиданной метаморфозой поверг и женщин и мужчин в ступор, так как набожные гуцулы восприняли Харома похлеще дьявола и напрочь отказались на него садиться. После долгих уговоров три пары забрались на Харома, привязав к его шее верёвку, чтобы держаться, а одна гуцулка сказала, что пусть возвращают её домой, а не то ей легче с горы свалиться, чем садиться на «бісову скотину».

— А на мне полетите? — спросил Рохо и женщина, лукаво глянув на него, сообщила:

— На тобі, хлопчику, полечу.

Харом летел впереди, а за ним Рохо, которого оседлала гуцулка. Рохо не выпускал никаких крыльев, чтобы её не пугать и не мог пошевелиться, так как был плотно опутан ногами и руками пассажирки. Так как передвигались они медленно и очень низко, то прилетели уже далеко за обед. Вид озера, окружающие его горы, покрытые тёмными зарослями сосны, и зелёное великолепие острова зачаровало прибывших так, что они почувствовали себя, как в родных Карпатах.

Услышав говорливых инопланетян, Фатенот оторвалась от работы и вышла во двор, поражённая таким количеством посетителей. Гости с ней поздоровались и принялись знакомиться с домом. Не остановившись на этом, тут же взялись наводить кругом чистоту, вынося на улицу и развешивая на солнце подушки и одеяла.

Гуцулка, которая летела на Рохо, забрела в комнату для работы, где на ткацком станке висел ковер и критически на него посмотрела. Увидев в углу сов, она воскликнула:

— Що то тут чучела, всі в пилюці.

— Она что, нас видит? — воскликнула одна из Судеб Времён, но ответа от наперсницы не успела услышать, так как их обоих, взяв за лапы, вынесли во двор и принялись дубасить веткой, отчего во дворе поднялось облако пыли.

— Теклюня, вибивай своїх курчат деінде, — отмахиваясь от пыли, воскликнула Оксана, а Галя взяла сов и пошла к озеру, оттереть их водичкой и просушить на солнце. Судьбы Времён терпели, собираясь разобраться с Харомом и Фатенот попозже, когда непрошеные гости уйдут, но гости вели себя нагло, как дома.

— Остап, — крикнула Текля, — зроби мені сідало для сичів.

Остап, муж Оксаны, нашел корявую ветку и вырезал из неё загулину, которую вставил в дырку на подоконнике.

— Отуточки сидіть, як голубки, — сказала Текля, усаживая Судьбы Времён на ветки.

— Мне, ничего, нравится, — сказала посвежевшая сова, но одобрения от подруги не услышала, так как второй тоже нравилось, но решила вида не показывать. Зашедшая Фатенот, всё ещё не веря в своё освобождение, принялась рассказывать Оксане, как ткать, но та её остановила: