Сергей сообщил всем, что они с Элайни нашли Марго и возвращаются к ней в свое время. Сообщение всех обрадовало, только Альмавер спросила:

— А мы?

— Вам нельзя, — сообщил Хамми, до этого молчавший.

— Хамми, а ты с нами? — спросила Элайни, поднимая кота.

— Я должен остаться здесь, — сообщил Хамми, и Элайни, присев на кресло, принялась его гладить, орошая его рыжую шкурку прозрачными каплями.

— Не мочи Хамми, — сказала молчавшая Бони, и содрала его с колен Элайни. Та только улыбнулась, вытирая слёзы, и погладила Бони по головке.

— А кто же будет королевой? — спросил Анапис, напряженно осматривая всех.

— Вот она и будет, — сказала Элайни, усаживая на колени Бони вместе с Хамми. Посмотрев на Альмавер и Алиду, она подняла руку и сказала:

— Все фреи в наличии, поднимите руку, кто за Бони.

Альмавер и Алида подняли руки, и подошли к Элайни, орошая и её и Бони.

— Не мочите нас! — возмутилась новая королева, слезая с коленок Элайни вместе с котом и направляясь к отцу, Анапису: — Папа, ты не будешь меня мочить? — спросила она отца и Анапис сказал: «Нет», — скрывая слезу, предательски выскочившую из глаза.

— Нам нужно идти, — сказал Тёмный, первым направляясь к выходу.

— Ты за ним присмотри, видишь какой он, бедненький, грустный, — попросила Алида, провожая взглядом Тёмного.

— Хорошо, Алида, я за этим кобелем присмотрю, — пообещала Элайни, думая о том, сообщать маме или нет об измене Тёмного.

— Какой же он кобель, — возразила Алида, — он жеребчик.

— Ещё тот жеребец, — подтвердила Элайни, и подумала, что матери нужно всё-таки сказать. А товарищ Тёмный, читая её мысли, соображал, стоит ли возвращать Элайни, а может забрать в следующий раз?

Репликация десятая. Сазан

Каждую ночь Анни разговаривала с Димой, у которого в это время был вечер, и минуты летели так быстро, что они не успевали сказать всё, что хотели. Да разве скажешь картинке, как ты её любишь, и не можешь без неё жить, тем более, что в комнате сопит Вика, которая припёрлась за полночь, так как встречалась с Павлом. Вика была рада, но Анни, почему-то, в искренность чувств Павла к ней не верила и всё время ожидала подвоха.

Завтра она уезжала к дедушке в Барнаул, на день рождения. После Потопа, когда его дом снесло волной, дедушка не стал дожидаться, пока отстроят новый дом, а забрал деньги, выданные ему на постройку квартиры, и укатил к сестре в Барнаул, где купил деревянный дом рядом с ней.

Естественно, что бабушка Галя уже напекла-наготовила и ждала внучку с нетерпением, так как та в последнее время не очень часто наезжала, занятая сдачей госэкзаменов. Заснув под утро, она, как и следовало ожидать, проспала первый рейс магнетика и неслась к ближайшей станции растрёпанная и не умытая, как клуша.

Когда пролетали над Черепаново, Анни с огорчением обнаружила, что оставила свой кап в пансионате и не надела ожерелье из сардоникса. «Кап у дедушки одолжу, — подумала Анни, так как не хотела вечером отказываться от разговора с Димой, — а вот за ожерелье кот будет её ругать». Правда, кот давно перестал говорить, но его укоризненный взгляд хуже любой ругани. Как только он появился у них с ожерельем на шее, так сразу отдал его ей, Анни, и сказал, чтобы она носила ожерелье всегда, так как в трудную минуту оно ей поможет.

Что значили его слова, Анни не знала, но ожерелье ей очень нравилось, и она его всегда носила, снимая только идя в душ.

Не успел за Анни простыть след, как в комнату постучал Павел: вчера они сговорились с Викой побыть вместе и без помех. Зайдя в комнату, Павел внимательно всё осмотрел, заметил на прикроватном столике ожерелье Анни и кап.

— Что, забыла? — спросил он у Вики, зная, как Анни трясётся над ожерельем.

— Забыла, не трогай, — подошла к нему Вика.

— Надень, — сказал Павел, подавая ей ожерелье.

— Не нужно, Анни будет ругаться, — остановила его Вика.

— Никто не узнает, мы вдвоём, — настаивал Павел и добавил, — хочу посмотреть, может я тебе куплю такое.

Вика зарделась и понеслась в коридор, к зеркалу. Павел задумчиво посмотрел на кап Анни, а потом его включил и положил на шкаф. Вернувшаяся Вика, улыбаясь, посмотрела на Павла.

— Тебе идёт, — сообщил он ей и принялся расстёгивать платье на спине.

— Ты хочешь прямо сейчас? — спросила Вика, но Павел уже опрокинул её на себя. Они медленно разделись, а то, что делали дальше, кап аккуратно записывал в файл. Вика попыталась поменять позу, но Павел её остановил: — Я хочу всегда видеть твоё лицо.

Когда она, уставшая,  ушла в душ, Павел остановил кап и пролистал абонентов. Нажав клавишу, он отправил файл адресату и стёр из памяти, а потом положил кап на столик Анни. Пришедшая Вика, с мокрыми волосами, удивилась радужному настроению Павла и с надёждой спросила:

— Может ещё?

— Почему бы и нет, — сказал Павел, снимая с Вики ожерелье, и заваливаясь на неё сверху.

* * *

Вечером, когда все гости ушли по домам, Анни взяла у дедушки кап и отправила вызов Диме. Долгие гудки были ей ответом, и Анни подумала, что Дима ожидает её вызова, поэтому не отвечает незнакомым абонентам. Она попробовала еще раз с таким же результатом. В ту ночь ей не удалось связаться с Димой, и она в следующее утро, несмотря на уговоры деда, полетела в Академгородок, чтобы связаться с Димой со своего капа.

Вика, увидев прибывшую Анни, удивилась, но тут же смылась, чтобы предупредить Павла, так как тот собирался прийти в гости. Анни набрала Диму, но ей опять никто не ответил. На третий звонок появилась виртуальная мадемуазель Мари, которая брезгливо рассматривала жилище Анни.

— Мсье Димон не сможет подойти к капу, — сообщила она и отвернулась, не выключая кап.

— Скажите ему, что звонит Анни, — попросила Анни, понимая, что что-то случилось.

— Тем более, не сможет, — сообщила мадемуазель Мари, щёлкнув капом.

— Кто звонил? — спросил Дима, спускаясь сверху.

— Дима, это я! — крикнула Анни, но он её не слышал, так как звук и изображение на капе Димы выключила мадемуазель Мари.

— Это была Анни, — сообщила мадемуазель Мари.

— Никогда, слышите, никогда не соединяйте меня с ней! — страстно сказал Дима, остановившись. Придя в себя, он спросил: — Вы готовы?

— Да, — ответила мадам Мари, беря его под руку и на ходу выключая кап.

Анни застыла, поражённая увиденным и услышанным, не зная, что об этом думать. Перемена, произошедшая с Димой всего за один день, пугала её своей правдой, и она не могла понять, что она такого сделала, что так отвратило Диму от неё.

Всего через пару дней она собиралась лететь в Версаль, так как диплом получила, и прошел месяц со дня подачи их заявки на брак. Она просидела целый день дома, размышляя, но первая мысль, которая пришла ей в голову была последней и правильной: нужно лететь в Версаль и поговорить с Димой.

Откладывать поездку не имело смысла, и она следующим днём, с утра, сидела в магнетике, который направлялся в Версаль. Других пассажиров не наблюдалось, точно на ней было отличительное клеймо, но Анни радовалась такому обстоятельству: не нужно было изображать на лице дежурную улыбку. Пока продолжался полёт, она ничего не думала, всё решив заранее, а однообразие пустого неба за иллюминатором не рожало ни одной мысли. Она быстро поднялась, как только они сели в Версале, и, сунув в автомат купюру, пять минут подождала автокар.

Набрала знакомый адрес и прислонилась к стеклу, наблюдая за окном проплывающие улицы, которые её не интересовали, и людей, озабоченно идущих по своим делам. «Никто, никому не нужен», — возникла в голове неожиданная мысль, которая родила другую: «Возможно, я ему не нужна?»

«Я ведь его совсем не знаю?!» — осенило её. Ведь те несколько дней, проведённых вместе, совсем не показательны, а какой он в обычной жизни, ей не довелось узнать. Она воодушевилась и подумала, что эта поездка для неё необычайно важна. Ведь если окажется, что Дима такой, каким она его знала, то нужно бороться за него, а если она ошибалась, то ей преподали, пусть и горький, но урок.