— В вашей жизни была любовь? — спросил товарищ Тёмный, томно взглянув на Фатенот. Она засмеялась и взмахнула рукой:
— Не пытайтесь меня обольщать… — она помолчала и продолжила:
— Когда-то я любила Харома, но сейчас очарована другим человеком.
— Сергеем? — спросил товарищ Тёмный, и Фатенот удивлённо окинула его взглядом:
— Откуда вы знаете?
— Может, вы любите след Харома, оставленный на этом человеке? — предположил товарищ Тёмный. Фатенот замолчала, и, даже, её пальцы перестали бегать по ниткам.
— Возможно… — неуверенно сказала она, — …а вам какое дело?
— Сергея любят так же горячо, как вы любите Харома … — начал Тёмный, но Фатенот его перебила:
— Я не люблю Харома … любила … — она растерянно посмотрела на Тёмного: — Вы думаете …
Из угла раздалось явственное покашливание, не сулящее ничего доброго. Фатенот, бросив туда взгляд, растерянно сказала Тёмному:
— Я не могу … Я дала слово …
— Мы с вами вашего слова не нарушим, — пообещал товарищ Тёмный и совы в углу, ожидая, затихли.
— Вы хотите, чтобы я разорвала нити связывающие Сергея и меня? —
Растерянно спросила Фатенот.
— Да, — сказал товарищ Тёмный, — если немного подождёте, в обмен на это вы получите Харома.
В углу обе совы почему-то резко закаркали, позабыв, что их лики предполагают разве что уханье.
— Не знаю … — неуверенно сказала Фатенот и, вспомнив, добавила:
— Он сейчас должен прийти.
Точно услышав Фатенот, в дверь, неожиданно, постучали, и товарищ Тёмный превратил Онти и Рохо в двух воробьёв на подоконнике, а сам вообще пропал.
— Входите, — крикнула Фатенот, и в комнате появился Сергей, который, оглянувшись вокруг и поздоровавшись, сразу же спросил:
— Вы не подскажете, что связывает Бартазара Блута и Элайни?
— Сейчас – уже ничто, — сказала Фатенот, разрывая скрученные между собой нитки. Две совы неодобрительно заухали, и Сергей растерянно оглянулся, а потом посмотрел на Фатенот, вероятно, ожидая более пространного ответа. В окне появилась морда Флореллы, которая напряженно приставила ухо к окну, но ничего не слышала. Воробьи, сидящие на подоконнике, уставились на неё и плюхнули ей в голову мексиканский сериал. У глеи тотчас из глаз посыпались слёзы и она свалилась вниз, рыдая и переваривая последнюю серию.
— Вам нужно поспешить на станцию репликации, — сказала Фатенот и Сергей настороженно переспросил: — Вы думаете?
Вновь возникшая в окне глея Флорелла требовала продолжения сериала, но воробьи повернулись к ней хвостиками, отчего она поняла, что «кино» уже не будет.
— Спасибо, — сказал Сергей и вышел. Флорик у порога его спросил: — Что там?
— Очень хорошая женщина, — ответил Сергей и, глянув на хлюпающую Флореллу, спросил: — Кто её обидел?
Флорик хмыкнул, а Бартик неодобрительно на них посмотрел и пошёл утешать Флореллу.
— Куда теперь? — спросил Флорик.
— На станцию репликации, — сообщил Сергей.
Они поднялись в воздух и быстро полетели в направлении станции репликации.
Появившийся в комнате прямо из воздуха товарищ Тёмный сообщил для всех:
— Мне тоже нужно спешить, — и направился к выходу из комнаты Фатенот.
— А мы? — спросили воробьи.
— А вы у себя дома, — ответил им товарищ Тёмный и скрылся за дверью.
Онти и Рохо снов превратились в юношу и девушку, собираясь уходить, но их остановила Фатенот:
— А вам связать вашу судьбу? — спросила она, держа в руках их нити.
— Мы сами! — хором закричали Рохо и Онти, и Фатенот со смехом отпустила нитки.
Товарищ Тёмный в это время уже был на станции репликации.
* * *
Барберос Бандрандос понял, что его коварно обманули, но бесполезно не дёргался, понимая, что эмоции ничего не дадут, тем более что окутавший стадо морок лишил их на некоторое время возможности ориентироваться в пространстве и времени. Вместо бесполезной суеты он принялся вычислять, кто его так хитро подставил и начал перебирать сведения в глифомах, сопоставляя факты.
При первом приближении он сразу же подумал о Страннике, который болтался рядом, но, когда присмотрелся к его поведению за последнее время, то понял, что нынешняя акция – не его работа. Странник работал по-мелкому, стырит одного амомедара и скроется на время, а чтобы утянуть кучу амомедаров вместе с Хранителем – для него, со стопроцентной вероятностью, слабо.
На планете, которую местные называли Глаурией, кроме Хранителя, украденного Бандрандосом, были ещё Хранитель, Творец и Координатор, который недавно удалился через станцию репликации. Кроме того Бандрандос заметил на планете ещё одну сущность, не определяемую категорией, но решил, что в силу её немощи брать её во внимание не стоит.
Всё же, стараясь быть последовательным, Бандрандос решил: первое, что он сделает, опустившись на Глаурии – проверит эту невыразительную сущность, так как в непонятном может храниться истина.
То, что похитители находились на Глаурии, подтвердили симпоты, как только морок развеялся. Странника давно и след простыл, так как его симпоты не проглядывались в данной звездной системе, а вот на Глаурии все оставались на своих местах. Кроме странной сущности, которая переместилась к месту, откуда Бандрандос забрал Хранителя. Было непонятно, куда за такое короткое время девались амомедары и Хранитель, но барберос решил, что на все вопросы ответит странная сущность.
Оставив остальным барберосам разъяснения по общей тактике при непредвиденных обстоятельствах, Бандрандос стал снижаться, направляясь в место, куда переместилась странная сущность. Оказалось, что вместе с сущностью переместилось и ее стадо, с которым она была тесно связана эмоционально. Для Бандрандоса такое положение вещей было на руку, так как давало ему возможность дополнительного воздействия на сущность.
Сам себе Бандрандос не мог позволить такой роскоши, потому что такое поведение чревато тяжелыми последствия: отождествляя себя с подопечными, некоторые Хранители и, даже, Творцы создавали очень глубокие зависимости, пагубно сказывающиеся на них самих. Многих таких Бандрандос встречал в виде Странников, опустошенных эмоционально, но не желающих уйти в забытьё.
У Бандрандоса была своя философия, которая помогала ему водить своё стадо миллионы лет, не потеряв ни одного барбероса, помогавшая ему всегда иметь нужное количество амомедаров. Это философии поддерживались его барберосы, видевшие реальные результаты неуклонного роста стада и его стабильности.
В сущности, философия была чрезвычайно проста и, переведённая на человеческий язык, гласила: если хочешь иметь кусочек амомедара на вечер, накорми его с утра. Обычно, приземлившись на планету, амомедары напитывались эмоциями, а когда приходила пора улетать к следующей звезде, то оставляли одного недремлющего барбероса, который вёл стадо, а остальные посасывали амомедаров.
Впадая в нечто похожее на транс, барберосы начинали своими симпотами теребить амомедара, извлекая из него эмоциональные ощущения и наслаждаясь ими до следующей звезды. Использованных амомедаров опускали на планету, чтобы они снова набрали эмоций, вырастая до прежних размеров.
Амомедарами торговали, но очень редко. Обычно, их обменивали на что-то чрезвычайно нужное или дарили Хранителям за разрешение пасти своё стадо на планете, но делалось такое нелегально, хотя нарушений законов Кольца в таком дарении не было. По негласным законам Кольца принимать амомедаров не рекомендовалось, что, по существу, соответствовало запрету.
Бандрандос приземлился возле дома Манароис, чем перепугал всех помощников Манароис, только Туманный Кот был невозмутим и спокоен. Встревоженные коровы поднимали глаза на громадину барбероса и тревожно мычали, что же касается людей, то они были растерянны не меньше животных.
— Что это за чудо? — спросила Марэлай, прячась между отцом и матерью, но Хенк ответить дочери не мог, так как и сам не знал, с чем они столкнулись.