контратаковать, немедленно!.. Где соседи?

Но известий по-прежнему не поступало.

Затем посыпались приказы.

— Развернуть дивизию для контратаки!

Черняховский начинал подготовку, но почти сразу приходил новый приказ: «Отставить».

Затем вновь предлагалось атаковать — и снова отбой.

— Плохо, — говорил Черняховский, не сводя глаз с оперативной карты. — Мы растянуты

по фронту на шестьдесят километров. Враг господствует в воздухе. Где наша авиация? В

таких условиях ни о каком массированном танковом контрударе и речи быть не может.

Он твердо был убежден в том, что вводить танки в сражение по частям — огромная

ошибка, если не сказать преступление. Танки должны действовать массированно.

А соседи где-то «потерялись». Место дислокации постоянно менялось.

Дивизия Черняховского двигалась в указанном направлении, к Таураге, где должна была,

в соответствии с приказном, нанести удар по вклинившемуся противнику.

23 июня 1941 года, 10 часов утра, район Калтыненяй

— Вызывайте снова, — требовал Черняховский у радиста. — Где двадцать третья

танковая дивизия?

Двадцать третья всѐ не появлялась. И известий от нее не поступало.

— Бьем сами! — решил Черняховский. — Дольше ждать нельзя.

...Только к концу дня стало известно, что двадцать третью командующий 8-й армией

генерал Собенников использовал совершенно не в том направлении, какое было

определено фронтовым штабом.

Черняховский действительно остался один.

— Будем атаковать с двух направлений: с фронта — тридцатью танками под

командованием командира полка майора Онищука, с фланга — семнадцатью танками во

главе с заместителем командира полка майором Поповым.

Танки вышли из леса, который до сих пор служил им укрытием.

Онищук с ходу ворвался в расположение противника и начал расстреливать мотопехоту.

Черняховский наблюдал за боем из командирского танка.

— Теория закончилась, началась практика, — сказал он себе. — А практика такова, что

противник с боями прошел Францию, Польшу. Мои же танкисты идут сейчас в своей

первый бой... И я тоже.

Он поднес к глазам бинокль. Хороший, цейсовский. Немецкий.

— Посмотрим, что у них за танки...

Против БТ-7 и Т-26 двадцать восьмой танковой дивизии Черняховского стояли

«четверки» — немецкие T-IV. Во Франции они уже показали себя.

По толщине брони и дальнобойности пушек «четверки» сильнее. Орудия тоже не равны

по силе: семидесятипятимиллиметровые «четверок» против сорокапятимиллиметровых

наших. Что еще? Да. Наши легкие танки заправляются бензином. Загорится — экипаж

может и не успеть выскочить. Пылает знатно.

Что остается? Только маневр.

...Сейчас уже танки Попова должны выйти в тыл и фланг противнику. Где же он? Онищук

вовсю дерется с немцами. Один, затем и два БТ-7 уже горят... Новый факел — Т-26.

Черняховский не находил себе места. Столько лет учебы! Академия с отличием! Он так

тщательно учился воевать — действовать активно, навязывать врагу свою волю...

И вот теперь он просто смотрит, как горят его танки. Пять танков. Все, дольше ждать

нельзя.

— Я должен увидеть и попробовать все сам, — решил командир дивизии. — Учиться в

бою — не лучшее решение, но другого нет.

Он обратился к своему механику-водителю, сержанту Лаптеву:

— Заводи мотор, Миша. Едем.

Командирский танк помчался к передовой. Вокруг рвались снаряды. Механик-водитель

лавировал, как сумасшедший, танк нырял в овраги, петлял между деревьями.

Черняховский увидел в перископ на башне танка, как Т-IV подбил БТ-7 с расстояния

восьмисот метров. Советский танк вспыхнул.

Черняховский развернул башню и выстрелил. Снаряд отскочил от лобовой брони

«немца».

— Что за черт! — выругался Черняховский. — Не берет наш снаряд их броню!

— Миша, ближе, — приказал он водителю.

За командирским танком устремились и машины майора Онищука.

До «четверки» оставалось совсем немного, метров четыреста.

— Огонь!

Снаряд, выпущенный комдивом, ударил в борт «четверки».

— Ага, горишь! — крикнул Черняховский. И вызвал майора: — Онищук, я двадцать

первый. Подпускай немца на триста-четыреста метров, бей в борта! Слышишь — в борта!

— Вас понял, — донеслось в ответ.

В этот момент в наушниках послышался голос начальника оперативного отделения

дивизии капитана Пашкова:

— Двадцать первый, возвращайтесь на КНП. Из штаба армии получена новая боевая

задача.

«Двадцать первый» неохотно покинул поля боя, вбежал на командно-наблюдательный

пункт, сорвал шлем:

— Какая задача?

— Никакой, — невозмутимо ответил Пашков. — Просто вы, товарищ комдив, слишком

уж увлеклись ролью командира танка. Надо было как-то утащить вас с поля боя. Вы здесь

нужны, а не там.

Черняховский сжал зубы. Пашков, конечно, прав, но...

Стараясь говорить спокойно, комдив ответил:

— Я должен был сам понять, чем отличается теория от практики. Мы предполагали, что

немецкие танки будут менее мощными. Нужно было выработать тактику...

— А теперь вы нужны на КНП, — сказал Пашков.

Сражение шло, а Попов со своими танками все не появлялся.

И вдруг в тылу врага лес затрясся от частых выстрелов. Немецкие пушки начали умолкать

одна за другой. Попов дошел и атаковал врага.

— Дивизионной артиллерии подавить батареи противника, стреляющие по танкам

Попова, — приказал комдив. — Немедленно.

Попов в головном танке заметил замаскированные орудия противника и приказал

механику-водителю:

— Дави их!

И взял на прицел одно из орудий.

На большой скорости танк Попова раздавил одно, затем, развернувшись, — и второе.

И вдруг машина резко остановилась: немецкое орудие успело сделать последний выстрел.

Советский танк загорелся. Попов вывалился из него, скатился на траву. Приподнялся: его

танки шли, развернувшись в боевой порядок. Сражение продолжалось.

Рядом с Поповым остановился БТ-7.

— Быстрей, товарищ майор, убьют!

Попова втащили в машину. На опушку уже вбегала группа фашистских автоматчиков. БТ-

7 открыл по ним огонь.

И тут ударило по броне советского танка. Мгновенно погибли стрелок и механик-

водитель. Попов был ранен. Из последних сил занял он место башенного стрелка.

В башню снизу уже рвалось пламя.

Последний снаряд.

Попов откинул крышку люка, выбрался из танка. Еще один взгляд на поле боя. Сражение

не останавливалось, советские танки шли на автоматчиков, огонь не прекращался.

Последним, что видел майор Попов, были его боевые товарищи. Когда к нему подбежали

свои, он уже не дышал.

— Что враг? — спросил Черняховский.

— На нашем участке остановлен. Мы вклинились в их расположение на пять-шесть

километров.

Черняховский был мрачен. Сегодняшние потери казались тем более горькими, что их

можно было избежать. По мобилизационному плану — который, как оказалось, имел мало

общего с реальностью, — один из полков его дивизии должен быть укомплектован

танками Т-34 и КВ.

И где эти танки?

До войны Красная Армия получила их слишком мало...

Да, некоторый успех сегодня достигнут. Но Черняховский отдавал себе отчет: закрепить

этот успех сил не хватит. Связи с двадцать третьей танковой дивизией нет, а тут еще из

состава дивизии отозвали мотострелковый полк.

Танкисты Черняховского остались и без взаимодействия с соседями, и без поддержки

пехоты.

Будет очень жарко.

24 июня 1941 года, район Калтыненяй

Немецкий радист повторял: