направлении на весну.

— Скорей бы уж прибыл, — Сандалов не скрывал нетерпения. Он предвидел, что будет в

случае задержки командования: начальнику штаба придется заниматься формированием

армии буквально с колес — и в одиночку. А потом явится командующий и будет чем-

нибудь недоволен.

Генерал-майор Самохин считался человеком, близким к Верховному. Кто знает, какой у

него окажется характер!..

21 апреля 1941 года, Москва — Мценск

Генерал-лейтенант Самохин еще раз проверил документы.

Самолет уже прогревал двигатели.

Это был пассажирский вариант разведчика Р-5 — ПР-5. Пилот, сказали Самохину,

человек надежный, опытный — в авиации с тридцать второго года, работал на линиях

особой трудности, налет — свыше двух с половиной тысяч часов.

— Вам уже сказали, товарищ лейтенант, — обратился к летчику командующий, — нам

предстоит совершить промежуточную посадку в Ельце. — Там он должен был передать

засургученный пакет командующему Брянским фронтом Голикову и получить от него

указания. — После этого мы летим в Касторное, к месту формирования сорок восьмой

армии.

— Лейтенант Коновалов, — представился летчик. — Самолет к вылету готов. Занимайте

место, товарищ командующий.

...Прошло несколько часов. Самохин задремал и проснулся, когда самолет вздрогнул и

рядом разорвался снаряд.

— Зенитки! — крикнул бортмеханик Корнилов.

Он отправился в этот полет потому, что сомневался в самолете. Были кое-какие

неисправности, которые устранили только перед вылетом. «За генерала головой

отвечаете», — предупредили их на аэродроме.

«Если мотор опять забарахлит, поправлю», — решил бортмеханик.

Но одно дело — мотор, другое — зенитки.

— Константин, где мы? — спросил Корнилов, перебираясь к летчику. — Ты куда залетел?

Ты на карту давно смотрел?

— По карте, вроде бы, должен быть Елец...

— Какой Елец, — Корнилов уловил в голосе пилота неуверенность, — ты ориентировку

потерял, да? Дай карту.

— Товарищи, я без карты вам могу сказать, что мы перелетели линию фронта и

направляемся к немцам, — вмешался генерал. — Товарищ лейтенант, немедленно

поворачивайте.

— Самолет поврежден, — после короткой паузы отозвался Коновалов. — Не дотянем,

товарищ генерал. Садиться надо, а там выберемся.

— Вы понимаете, что... — начал было генерал, но летчик гражданской авиации знал одно:

главное — спасти самолет и пассажира. Он повел подбитую машину на посадку.

Садились на открытый пологий склон оврага. Самолет пробежал десяток метров и

скапотировал.

В кабине пахло дымом — генерал зажигалкой поджег пакет.

Летчик выбрался из самолета первым.

Бортмеханик и пассажир застряли. Корнилов выбил окно и выволок генерала наружу.

— Пакет сжечь, пакет! — кричал Самохин.

— Немцы, товарищ генерал, — сказал Корнилов. — Бежать надо.

— Я задержу. — Коновалов побежал навстречу немецким солдатам, которые скользили по

грязи и готовились уже стрелять.

Корнилов закрыл генерала от ветра. Тот жег пакет, рвал, втаптывал в грязь. Через

несколько минут все было кончено: их окружили немецкие солдаты, повалили, отобрали

бумаги.

Обер-лейтенант Фридрих Манн был очень доволен, если не сказать счастлив: на многих

документах плененного советского офицера стоял штамп «для служебного пользования».

— Где мы сели-то? — спросил Корнилов, пока их тащили к машине.

Коновалов подавленно ответил:

— Это Мценск...

— Как же тебя занесло? — не выдержал бортмеханик.

— Компас неисправен, должно быть... Слушай, говори им, что мы летели в Ясную

Поляну, не в Елец, понял? И что самолет из аэроклуба в Химках. А там по обстановке.

— Какая обстановка, они бумаги захватили.

— Генерал что-то успел сжечь. А сам он болтать не будет.

Пленных погрузили в машину и повезли в Орел.

23 апреля 1941 года, Касторное

По одному только виду командующего Брянским фронтом генерал-майор Сандалов

понял, что случилась крупная неприятность.

— Перехвачена радиограмма немецкой группы армий, — сказал Голиков. — Самохин не

просто разбился по пути в Елец. Он у немцев.

— А… бумаги? — спросил Сандалов.

— Неизвестно, что именно попало к противнику, а что было уничтожено. Немцы

утверждают, что их командование получило «ценные данные, которые могут повлиять на

дальнейшее проведение операции».

— И что теперь?

— Теперь — ничего. Операцию отменять поздно, что-либо в ней менять тоже поздно. Мы

не знаем, что конкретно известно противнику. Может быть, Самохин успел сжечь

документы.

— Сам-то он у них и живой, — напомнил Сандалов.

— Самохину ведь тоже известно далеко не все… Товарищ Сандалов, хочу вам напомнить:

не первый и, боюсь, не последний раз в руках неприятеля оказывается военачальник

крупного ранга. Это случалось во все времена. Но это не означает, что наступления не

будет. Харьков нужно вернуть в самое ближайшее время.

© А. Мартьянов. 21.09. 2013.