французов добивали...

— Так то Кутузов... — неопределенно произнес Никитин.

Один из японских дипломатов довольно сносно говорил по-русски.

— Мы хотим наша родина, — сообщил он. — Линия фронта — страшно

— Как вам в голову пришло искать защиты у нас? — спросил Катуков.

Японец поклонился.

Ясное дело, подумал командующий, немцы-то их защитить уже не смогут.

— Будем их считать беженцами, — решил Катуков. — Дайте им транспорт и отправьте в

штаб фронта.

Когда японцев препроводили, Никитин восхищенно произнес:

— Да вы дипломат, товарищ командующий! А скажите-ка, давно ли вы ели?

— Некогда мне режим соблюдать, — отмахнулся Катуков.

— Вот скрутит язва посреди боя — будете знать, — предупредил начальник штаба.

22 апреля 1945 года, Берлин

Лейтенант Шкварин остановился, открыл люк танка.

Тяжелые танки ИС-2 двигались по улицам «елочкой». По узкой улице одновременно

могли пройти только две машины, одна чуть впереди другой.

Первый танк простреливал правую сторону улицы, второй — левую. Другая пара шла

следом за первой, поддерживая ее огнем.

На броне передвиг

ались автоматчики, и при встрече с противником они спешивались и вели бой. Именно

они уничтожали «фаустников» — главное оружие против тяжелого танка.

— Что там, товарищ лейтенант? — спросил водитель.

— Сам гляди.

На стене одного из домов кто-то написал крупными, неровными буквами, торопясь

начертить осколком кирпича указатель-стрелку: «ДО РЕЙХСТАГА — 15 КМ».

— Почти дошли, — выдохнул Шкварин. Он закрыл люк и дал команду продолжать

движение.

Свыше пятисот зданий столицы рейха были превращены в опорные пункты. Они

прикрывали друг друга огнем, связывались подземными коммуникациями.

Мосты были заминированы, но не подорваны — вопреки воле Гитлера рейхсминистр

вооружений Альберт Шпеер запретил взрывать объекты в столице. Гитлер уйдет,

Германия останется.

Русские саперы шли перед танками, расчищая для них дорогу.

23 апреля 1945 года, берег реки Шпрее

Катуков вышел из машины.

Перед ним раскрывалась панорама города Берлина.

Огромный город горел. В небо вздымались языки пламени, нижний слой облаков был

подсвечен багровым.

Перед советскими танками лежала последняя водная преграда — река Шпрее

— Где Дремов?

Катукову показали, где находится командный пункт. Иван Федорович Дремов сидел в

полуподвале полуразрушенного здания, недалеко от набережной реки.

Коптила лампа, карта города, разложенная перед Дремовым, была истрепана на сгибах, заляпана пятнами копоти.

Лицо комкора потемнело от усталости. Впрочем, сам Катуков выглядел не лучше.

— Что у тебя, Иван Федорович?

Катуков сел.

— Мост через реку немцами взорван. Сейчас специальные отряды форсируют Шпрее.

Они прикроют саперов, пока те будут наводить переправу.

— Ясно, — кивнул Катуков. — Я тебе подброшу огоньку на тот берег. Больно упрямый

немец тут засел, палит из всех видов оружия.

— Что набережная?

— И носу не высунешь туда. Эсэсовцы засели. Старые наши знакомые, еще по

Сталинграду.

Дремов снял трубку полкового телефона, переговорил с артиллеристами.

Огонь тотчас усилился. Катуков подошел к окну полуподвала, выглянул наружу. На

противоположном берегу бушевало пламя, клубился дым.

Дремов слушал грохот, видел пожар, и лицо его оставалось абсолютно спокойным.

Вошел лейтенант, серый от пыли.

Перевел взгляд с Дремова на Катукова, замешкался — кому докладывать.

— Докладывайте, товарищ лейтенант, — ободряюще кивнул Катуков.

— Девятнадцатая гвардейская мехбригада форсировала Шперее через железнодорожный

мост, севернее Адлерсхофа.

— Отлично! — воскликнул Катуков (куда более эмоциональный, нежели Дремов). —

Часть корпуса отправляем к железнодорожному мосту, а остальные части будем

переправлять здесь, по мосту, который наведут саперы.

— Мост будет часа через три, — заверил Дремов.

24 апреля 1945 года, район Адлерсхоф, Берлин

— Товарищ Жуков, — Катуков старался говорить спокойно, — в ночь на двадцать

четвертое все части Первой гвардейской танковой армии переправились через Шпрее в

районе Адлерсхоф — Бонсдорф. Мы готовы наступать к центру Берлина с юго-востока.

— Хорошо, — обрубил Жуков.

— Товарищ Жуков, до сих пор мы действовали в одной полосе с армией Чуйкова, и он

был старшим.

— И это правильно, — сказал Жуков. — Претензии?

— В городе иная обстановка, товарищ командующий фронтом. Дайте нашей танковой

армии самостоятельную полосу наступления в Берлине.

Жуков немного поразмыслил. Но Катуков знал, что делает: вера Георгия Константиновича

в танки была велика.

— Действуйте, — сказал наконец командующий. — Будете наступать по улицам

Вильгельмштрассе, по направлению к парку Тиргартен — зоопарку, — это уже совсем

близко к имперской канцелярии и рейхстагу. От обычных зверей — к зверью в

человеческом обличьи!

Чувствовалось, что Жуков изучил карту Берлина досконально и мог ходить по этому

городу с закрытыми глазами.

— И будьте осторожны, — прибавил командующий. — Там в каждом канализационном

люке засело по «фаустнику».

28 апреля 1945 года, 20 часов, Берлин

— Товарищ Катуков! — Голос

был незнакомый. — Это штаб фронта, майор Иващенко. Приказ командующего: по

рейхстагу огонь не открывать! Повторяю: не открывать огонь по рейхстагу. Как поняли?

— Понял, — ответил Катуков, ошеломленный. — По рейхстагу огонь не открывать. Но...

почему?

— К рейхстагу уже вышли части генерал-полковника Кузнецова. Там уже наши! —

штабист не выдержал — в его голосе прозвучало ликование. — Наши!

Катуков положил трубку.

Обидно, конечно, подумал Катуков. Честь водрузить Знамя Победы над рейхстагом

выпадет другой части...

Но главное — это Победа. Все ради нее.

И первая задача Первой гвардейской танковой — зоологический сад. Подступы к

рейхстагу. Осталось совсем чуть-чуть.

Катуков подошел к окну.

Из окна командного пункта уже видны были Бранденбургские ворота.

64. Первая танковая у Дона

22 июля 1942 года, Москва, Ставка Верховного Главнокомандования

Сталин был мрачен. Начиная с семнадцатого числа немцы перешли в наступление и

определенно рвались к Сталинграду.

Предположение о том, что главной целью летней кампании противника станет Москва,

оказалось ошибочным.

— Какие новости от наших шестьдесят второй и шестьдесят четвертой армий? — Сталин

подошел к большой карте.

— Шестые сутки отражают атаки на рубеже рек Чир и Цимла, — ответил генерал

Василевский, начальник Генерального Штаба.

Сталин долго, пристально всматривался в его лицо, затем перевел взгляд на

командующего Сталинградским фронтом генерал-лейтенанта Гордова.

— А ведь там долго так не продержаться, как вы считаете, товарищ Гордов? —

проговорил наконец Верховный.

Гордов ответил ровным тоном:

— Если потребуется — все умрем на этом рубеже, Иосиф Виссарионович.

Сталин поморщился:

— Не надо, чтобы все умерли на рубеже. Не надо! Надо жить и побеждать. — Он

выдержал паузу, набил в трубку табак, но прикуривать медлил. Отвел в сторону руку с

трубкой, спросил: — Вы как считаете, товарищ Василевский, какие меры там необходимо