Как уже говорилось, отец Екатерины II, герцог Ангальт-Цербст-Бернбургский, принадлежал к мелкому владетельному роду. Княжество его было так мало, что от одного его конца до другого можно было пройти немногим более чем за один день. Христиан Август, как звали герцога, во время рождения дочери состоял на службе у прусского короля. Сначала командовал полком, а затем стал губернатором города Штеттина в Померании, где служил. Свою военную карьеру Христиан Август кончил прусским фельдмаршалом. Его столь блестящему продвижению по службе, конечно же, помогли тесные связи с Русским Императорским Домом.
Жена герцога, Иоганна Елизавета, была моложе своего супруга лет на двадцать. Происходила она из другого немецкого княжеского рода — Голштейн-Готторпского. Красивая и на редкость честолюбивая, молодая женщина заботами по воспитанию дочери себя не утруждала, вела довольно легкомысленный образ жизни и своей красотой могла пленить ни одно мужское сердце. Герцогиня Иоганна часто бывала в отъезде. Ей больше нравилось путешествовать, чем находиться в штеттинском доме своего супруга, где нередко приходилось во многом испытывать нужду — не хватало даже простыней для постелей. Это были преимущественно визиты к родственникам, которые рассеялись по всей Германии и даже за ее пределами: одна тетка стала супругой германского кайзера Карла VI, дядя претендовал на шведский престол, кузина сочеталась браком с принцем Уэльским. За свою жизнь тщеславная женщина исколесила почти всю Европу, выполняла даже некоторые дипломатические поручения прусского короля, который, как считают современники, был к ней весьма неравнодушен. Незадолго до воцарения дочери на российском престоле герцогиня умерла в Париже.
Софья Августа Фредерика, названная по лютеранскому обычаю тройным именем в честь своих теток, родилась в Штеттине. Родители звали ее Фике. Она была первым ребенком в семье, ее младший брат — слабый и болезненный мальчик — скончался в тринадцать лет, когда его сестра звалась уже Екатериной.
Герцог Христиан Август нежно любил своих детей и был образцовым семьянином. Маленькая Фике росла резвой, шаловливой и смелой девочкой. Она терпеть не могла кукол, любила играть с детьми горожан на площади, предпочитая дружбу с мальчиками. Вообще она была любознательным ребенком. За излишнее любопытство ее даже нередко наказывали. Девочке страшно повезло, что ее воспитательницей стала француженка Эвелина Бабетта Кардель, умная и высокообразованная женщина, строившая программу обучения таким образом, чтобы ни в коей мере не подавлять индивидуальность ребенка. Фике порой спрашивала мадемуазель Кардель: «Скажите, Бабетта, зачем меня заставляют танцевать и слушать музыку. Мне не нравится ни то, ни другое. К чему меня готовят?» «Вас готовят к замужеству», — честно отвечала воспитательница. Эти же мысли внушала девочке и ее мать. Она даже как-то сказала: «Родной брат твоего дедушки Христиана Августа, моего отца, был женат на шведской принцессе Гедвиге, сестре короля Карла XII. Сын от этого брака, Карл Фридрих, который приходится мне двоюродным братом, женился на старшей дочери российского императора Петра I Романова. Таким образом кровь шведской династии и Голштейн-Готторпских князей смешалась с романовской». — «Значит, герцог Карл Петер Ульрих, сын дочери русского царя, мой троюродный брат? Я ведь познакомилась с ним в голштинском городке Эйтин, куда мы недавно ездили. Как интересно…»
Софья часто жила у бабушки, принцессы Голштинской, в Гамбурге, бывала в Киле и даже в Берлине, где могла наблюдать за жизнью прусского двора. В четырнадцать лет она казалась взрослой девушкой, поражала всех своей развитостью и здравыми суждениями. Уже в течение нескольких лет ее занимала мысль о короне. Когда принц Голштинский стал наследником русского престола, девушка в глубине души часто предназначала себя ему — об этом Екатерина сама писала в своих дневниках. А ведь она уже была помолвлена с младшим братом своей матери Георгом Голштинским, влюбленным в нее и получившим ее согласие стать его женой. Но узнав о приглашении приехать в Россию, Софья уговорила своих родителей решиться на эту поездку, оставила своего жениха и думала только о своей честолюбивой цели.
Это случилось так: российская царица Елизавета, желая подобрать для своего племянника невесту, затребовала портрет Ангальт-Цербстской принцессы. Писать Софью было поручено лучшему живописцу Берлина Антуану Пэну. Когда портрет был закончен, его намотали на палку, как флаг, и курьер короля Пруссии доставил полотно в Петербург. Работа художника была оплачена из прусской казны. Не прошло и месяца, как из канцелярии Елизаветы было доставлено письмо с приглашением прибыть вместе с матерью в Первопрестольную.
По пути в Россию будущая супруга наследника российского престола была представлена своему благодетелю. В честь нее в королевском дворце в Берлине был дан обед. Место девушки за столом было рядом с самим королем Фридрихом, мать, как провинциальная дама низкого ранга, сидела в соседней комнате…
И вот 10 января 1744 года, невзирая на зимнюю стужу и метель, две путешественницы под именем графинь Рейнбек отправились в сторону российской границы. Там их ожидала торжественная встреча.
В Москву юная немецкая принцесса ехала не с мыслью о семейном счастье, а с мечтой о короне. Для осуществления этой мечты она старалась всем нравиться, прежде всего будущему мужу, его тете-императрице и, конечно, народу. Когда невеста племянника царицы через несколько недель после приезда внезапно заболела и состояние ее стало ухудшаться, мать ее хотела позвать пастора из лютеранской церкви, но девушка попросила пригласить священника из православной церкви. Можно себе представить, каким бальзамом это было для Елизаветы, для ее русской души. Принцесса выздоровела, и летом состоялся ее торжественный переход в православие. Говорили, что императрица подарила ей по этому случаю бриллиантовое украшение стоимостью в сто тысяч рублей.
«Я хотела быть русской, чтобы русские меня любили», — напишет позже Екатерина. Заметив, что при дворе любят подарки все — от лакея до великого князя-наследника — Екатерина, отныне она звалась так, не жалела денег, чтобы сделать приятное кому-либо из ее окружения. Приехав в Россию всего с тремя платьями, она не стеснялась сорить деньгами. Ее правилом было приспосабливаться к любой обстановке, как бы она ни была противна ее вкусам и правилам. Готовая жить по русским обычаям, будущая российская самодержица оставляла, однако, за собой право думать по-своему.
А окружение, в которое немецкая принцесса попала при русском дворе, было для нее действительно необычным. Игра в карты, пересуды, сплетни, интриги, флирт — вот каковы были, пожалуй, основные занятия. Разговоры о науке, искусстве или литературе почти не велись. Некоторые придворные вообще едва умели читать или писать. Сплошные невежды — так оценила она окружение Елизаветы. Да еще неряшливость и грязь, царившая в помещениях. К этому тоже нелегко было привыкнуть. Комнаты были неуютные, сырые, плохо проветривались.
Холоднее становились и отношения с матерью, не скрывавшей своей зависти к высокому положению дочери. Разрыв между Иоганной и великой княгиней увеличивался все сильнее. В один прекрасный день герцогиня навсегда покинула Россию.
Став императрицей, вдова внука Петра I ввела некоторые новшества в жизнь двора. Во дворце был заведен определенный порядок времяпрепровождения, стали обязательными приличные манеры и пристойное поведение. С дворцовыми слугами Екатерина обходилась вежливо, грубость исчезла, своих горничных и лакеев она старалась лишний раз не затруднять. При встречах и на прогулке государыня могла заговорить с людьми всякого звания, с любопытством расспрашивая обо всем, что ее интересовало.
Хотя по своему происхождению императрица была немкой, ее особые симпатии относились ко всему французскому, и прежде всего, к самому языку. Она даже писала чаще по-французски, чем по-немецки или по-русски. А писать, как и читать, было для Екатерины, не в пример ее предшественнице, любимым занятием. Она даже признавалась, что не может провести и дня, «не измарав хотя бы одного листка бумаги». Она завела активную переписку с европейскими знаменитостями: Вольтером, Дидро, издательницами известных «литературных страниц» в Париже и в Гамбурге и некоторыми другими. Екатерина и сама, стала автором нескольких литературных произведений. Начало ее деятельности как литератора относится к 1769 году, когда она явилась сотрудницей и вдохновительницей сатирического журнала «Всякая всячина». Императрица даже написала пять комедий, в которых высмеивала чисто русские общественные пороки: ханжество, суеверие, дурное воспитание, слепое подражание французам. Написала она и несколько сатирических статей под общим названием «Быль и небылица», в которых изображала слабости и смешные стороны российского общества, причем прототипы для типажей государыня находила в среде своих приближенных.
