Супруги выполнили свое предназначение, но от этого их отношения не стали лучше. А вот с дочерью Бирона — принцессой Курляндской, ставшей фрейлиной императрицы, Петр подружился. Она была умна, маленькая, с горбом, но с прекрасными каштановыми волосами и выразительными чудесными глазами. Петр говорил с ней только по-немецки и очень симпатизировал.
Еще царь приблизил к себе веселую толстушку Елизавету Воронцову, племянницу канцлера, с которой любил проводить время. Что он нашел в этой Елизавете? Этот вопрос задавали себе многие придворные, наблюдая за их отношениями. Она — маленького роста, курносая, с лицом, покрытым оспинками, с легкой хромотой; он — длинный, сухощавый и тоже с рябоватым лицом, свидетельствующим о перенесенной болезни. Но именно то тепло, которого ему недоставало всю жизнь, Петр ощущал рядом с этой девушкой. Она могла часами слушать его игру на скрипке, могла приласкать его собаку, могла наконец, подчиниться его воле и настроению…
Итак, смерть тетушки не вызвала горьких слез у племянника. На российский трон он вступил под именем Петр III. Став самодержавным властителем Русской империи, он сразу преобразился, сделался как-то особенно серьезен. Правил Петр III всего шесть месяцев и пять дней. Конечно, это немного, чтобы проявить себя, но некоторые полезные шаги он сделал, уже не боясь чьих-то замечаний и оставаясь самим собой.
Без всякого сопровождения он выезжал верхом на коне к народу, раздавал бедным деньги, которые брал из дворцовых сундуков, разговаривал запросто с людьми. В отношении придворных и государственных служащих новый император не проявил произвола: никого не уволил, не стал преследовать своих бывших врагов. Для всех политических заключенных он объявил амнистию; тысячи людей, ранее сосланных в Сибирь, получили возможность вернуться из ссылки, и среди них был граф Миних, заслуги которого перед Россией Петр III высоко ценил. Что касается Миниха, хочется добавить, что, вернувшись почти восьмидесятилетним стариком, он влюбился в молодую графиню Строганову, известную в Петербурге красавицу, и писал ей страстные письма. Энергия в Минихе все еще кипела.
Первым государственным актом нового императора был отказ от участия в Семилетней войне и перемирие с Пруссией. Русским войскам было приказано освободить все оккупированные прусские земли, состоялся обмен военнопленными. В ответ на этот шаг Фридрих II произвел русского царя в полковники прусского пехотного полка, что, казалось бы, вовсе не соответствовало его сану. Однако Петр принял этот чин и назначил в свою очередь прусского короля полковником Второго московского пехотного полка. Все это не могло не вызвать негодования российского дворянства и армии. А Фридрих II писал российскому императору: «Государь, мой брат! Поздравляю Ваше Величество с восшествием на престол. Я могу Вас уверить, что из всех полученных Вами поздравлений нет ни одного более искреннего поздравления; никто более меня не пожелает Вашему Величеству благоденствия и восстановления между двумя государствами хороших отношений, которые, к несчастию, враги мои из иноземных выгод интригами нарушили… Примите уверение в высоком уважении, с которым есть, Государь, мой брат, Вашего Императорского Величества вернейший и добрый брат Фридрих».
Тотчас после восшествия на престол император Петр III вызвал из-за границы своего дядю, принца Георга Голштинского, генерала прусской армии. В России ему было присвоено звание генерал-фельдмаршала и выделено очень внушительное жалованье. Вместе с ним прибыли и два его сына. Первый, Вильгельм Август, начал службу на флоте, второй, Петр Фридрих, в сухопутных войсках. Желая видеть вокруг себя побольше голштинцев, Петр пригласил на государственную службу и самого герцога Голштейн-Бекского, назначив его генерал-фельдмаршалом. Но шестидесятишестилетний герцог отклонил приглашение российского царя, сославшись на свой возраст и усиливающуюся глухоту. А вот его младший брат, Петр Август, который еще раньше имел с великим князем Петром Федоровичем дружеский контакт, прибыл в российскую столицу и пробыл на императорской службе до конца своих дней. Сначала он был назначен генерал-губернатором Петербурга, а затем был переведен в Ревель, где скончался в весьма преклонном возрасте.
Гвардейская элита была распущена, лейб-гвардия упразднена. Вместо нее император приказал ввести в столицу голштинские войска. Гвардейских солдат и офицеров было велено переодеть в новую форму, по образцу прусской.
Все это, естественно, вызывало недовольство и ропот среди русских солдат и офицеров. Некоторые прямо заявляли: «Эти проклятые немцы все проданы прусскому королю. Вот навезли в Россию изменников». Сам же российский государь, как отмечали современники, с каким-то особым энтузиазмом старался во всем подражать Фридриху II, как в отношении своей внешности, так и в отношении всего, что касалось военной службы. В первые же недели своего правления он начал укреплять порядок и дисциплину в армии, особенно в дворцовой гвардии, отличавшейся чрезвычайной распущенностью. Не замечая, что терпение гвардии может иссякнуть, одиннадцатый царь Романов чувствовал себя вполне уверенно, а когда прусский король, с которым Петр находился в постоянной переписке, посоветовал ему быть осторожным и не терять бдительности, он заявил, что нет оснований для беспокойства, так как солдаты называют его «отцом» и говорят, что предпочитают правление мужчины правлению женщин. «Я один пешком гуляю по улицам Петербурга, — писал император России королю Пруссии, — и если бы кто-нибудь хотел мне причинить зло, то давно бы мог исполнить свой замысел». Такая самоуверенность стоила Петру III жизни. Это показали дальнейшие события…
Как уже отмечалось, о личности этого представителя династии Романовых традиционно писали негативно, стараясь подчеркнуть и даже несколько преувеличить его отрицательные качества: вздорность, раздражительность, лживость, дурные вкусы и привычки, ограниченность. Но заняв российский трон, Голштинский принц как-то сразу преобразился. В нем проснулась необыкновенная энергия и неукротимая жажда деятельности, он всюду хотел быть лично, все видеть собственными глазами, и многое, что он видел, сделать лучше или переделать. При этом у него не было никакой политической гибкости в государственных вопросах, а были лишь доверчивость и желание работать.
С семи часов утра император был уже на ногах. Выпив кофе и выкурив трубку, он выслушивал от своих генералов и флигель-адъютантов последние новости, а в восемь был уже в своем кабинете, чтобы принимать руководителей коллегий и прочих государственных деятелей с подробными докладами, стараясь при этом вникать во все дела. Это продолжалось обычно не менее трех часов. Затем со своими приближенными государь спешил на Дворцовую площадь, где каждый день производился развод караула от какого-нибудь гвардейского полка. Одет он обычно был по прусскому образцу: короткий кафтан из зеленого сукна, сапоги с заостренными носками, портупея с длинной шпагой, поясной шарф, шляпа, обшитая широким галуном и с маленькой кокардой, в руках перчатки и трость. После развода Петр отправлялся в Сенат и в Синод, где, как утверждают историки, после смерти его великого предка ни разу не была ни одна из государынь России. Посещал император и Адмиралтейство, бывал на Монетном дворе, осматривал фабрики, вникал в проблемы, возникавшие при строительстве Зимнего дворца, длившемся уже несколько лет. Своей кипучей деятельностью и интересом ко всему он в это время напоминал деда, Петра Первого.
Около трех часов царь садился обедать, причем не один, а в обществе не менее десяти человек, а иногда и намного больше. Супруга его, Екатерина, редко присутствовала на этих обедах. За столом пили вино или пунш, вели оживленные беседы. После обеда государь отдыхал, затем либо шел в свой рабочий кабинет, либо предлагал кому-нибудь из своих приближенных сыграть с ним партию в бильярд или в шахматы, или посидеть за карточным столом. Во время ужина вновь собиралась избранная компания, и трапеза продолжалась порой до поздней ночи. Нередко государь сам ехал в гости, чаще всего вместе с супругой, но домой он возвращался всегда после нее, иногда под утро, что, однако, не мешало ему начинать свой рабочий день, как только куранты Петропавловского собора пробьют семь часов утра: в голове у Петра III было множество идей, которые он обязательно хотел воплотить.
