Общий свет потускнел и сфокусировался на трех изображениях, помещенных прямо над заплесневелого вида орнаментом, украшавшим одну из стен.
На одном из табло взору собравшихся предстало существо семи футов роста, с непропорционально большой головой, усеянной к тому же какими-то беспорядочными наростами и выступами. Кисти разных по длине рук были обращены вперед, словно бы существо показывало, что оно ничего не украло. Причем руки росли прямо из плоского тазового пояса, к которому также были как бы привязаны три задние конечности, весьма длинные и тощие. Каждая нога на конце разделялась на две стопы с большим количеством пальцев.
Все существо с ног до головы было обтянуто полушкурой-полукожей, покрытой бородавками в превеликом количестве и к тому же изукрашенной в пурпурный цвет.
Второе существо было что-то около четырех футов роста, с комковатой бугорчатой головой, украшенной рогами, клыками внушительных очертаний, выразительными глазами и пушистым красным гребешком, хорошо сочетавшимся по цвету с кольцом мохнатой шерсти на длинной гибкой шее.
Последнее из представленных на табло существ почти сплошь состояло из отвисшего живота, своеобразно и неприятно отдающего матовой желтизной, сложенных и похожих на обрубки крыльев, щупалец-клещей и группы головастых отростков, предназначенных, видимо, для передвижения.
– Здесь мы имеем лабораторные модели гипотетических образований живой природы, олицетворяющих собой то, что обещает быть самым популярным. Модели выполнены в натуральную величину. Это и есть то самое, – заключал Ланчбан тоном изобретателя вечного двигателя, – что я определяю термином…
– В целом, – прерывая его, дал свой комментарий Уорбатон, – я считаю, что тот приятель, что слева, имеет наиболее здоровый вид. Правда, он несколько некрасив… Но, с другой стороны, эти вполне узнаваемые конечности и в общем-то знакомые…
– Беру на себя смелость предполагать в существе справа наиболее высокую форму организации, – заговорил посол Джит. – Тем более, что он обладает неотразимыми органами зрения, весьма эффективными клешнями и, наконец, что тоже важно, спокойно миролюбивой окраской, напоминающей мою собственную.
– Стойте! – послышался тонкий голосок, прервавший дебаты. – Я протестую!
Все обернулись на крик и увидели стоящего возле своего места одного из наблюдателей-аборигенов. Он имел шесть ног, которые прочно расставил, как таракан, в разные стороны, и шесть рук, которыми размахивал перед собой, стараясь привлечь к себе внимание.
– Я протестую! Мало того, что вы выставили эти несчастные раздетые тела, унизив тем самым наши святые тайны, но вы даже не попытались выбрать хоть сколько-нибудь выгодную гамму освещения! Что они там делают? Танцуют? Поют? Бьют поклоны? Показывают фокусы? Просто стоят? Я, например, не вижу!
– Ты смотри! – изумленно зашептал Маньян Ретифу на ухо. – Я не предполагал, что наблюдатели говорят на языке Земли. Боже, а вдруг, все, что здесь говорилось, они восприняли не в том смысле?!.. А в смысле своих диких предрассудков?!
– В них вообще очень много удивительного, – ответил Ретиф. – Я, например, не могу взять в толк, как они не захрапели на лекции Ланчбана.
– Все это любопытно, – задумчиво произнес Маньян. – Я готов поклясться, что еще вчера у одного из этих шестиногих было три глаза, а сейчас… один.
– Так, так… Секундочку, господа… э-э… или дамы, – засуетился Паунцрифл, успокаивая уважаемых гостей. – Уверен, никто из нас и не думал наносить вам и вашей морали обиду. А если это и случилось непреднамеренно, то обещаю вам – больше не повторится!
– Не стоит труда, приятель, – примирительно заверещал лумбаганец. Он достал из глубин своей хламиды небольшую коробочку и протянул ее вперед, к столу. – Отсыпь-ка в этот ящик пару монет – и покончим на этом.
– Ах да, разумеется! – облегченно затараторил посол. – Вообще, я думаю, что небольшая контрибуция на нужды… э-э… на нужды благотворительности… будет теперь очень даже кстати!
– Постой, приятель. Ты что-то там сказал о небольшой контрибуции? Так я тебе скажу, что пара тысяч стандартных монет меня, наверно, устроит. И не советуй мне, как их истратить. Это уж я сам. Но вот когда мне удастся вылезти в люди, тогда, может быть, меня и будут интересовать кое-кто из вас, скажем, ты, землянин, или тот пятиглазый. Кто знает, может, я вас, ребята, задействую на рекламе моего пищевого конвейера. Кстати, это неплохая шарага, и я являюсь на этом острове пока ее единственным агентом.
– Что это, черт возьми такое?! Посреди торжественных дипломатических раундов затевается какая-то уличная торговля! – возмущенно прошипел посол Джиг. – Какой-то конвейер!..
– Да, в самом деле, что вы тут такое говорили? – резко насторожился Паунцрифл.
– А что? Кто-то что-то имеет против частного предпринимательства? А, приятель? Как тебя понимать?
– Вы были аккредитованы на это совещание, как официальный наблюдатель, а не как поставщик производственных новинок, вот так и понимать!
– Ты это серьезно, парень? Да то же был совсем другой молодчик! Я его видел у входа.
– Наблюдателя?
– Ну да!
– А куда он пошел потом?
– Домой, больше некуда. У него там случились какие-то нелады с печенью и легкими.
– Так ему нужен был хирург? – проскрипел Паунцрифл.
– Ты, землянин, ребенок, что ли? Его печень улетела куда-то по своим делам, и он отправился за нею.
– Та-а-ак!.. Ну, хорошо, а вы что тут делаете?
– Зашел просто потому, что на улице было прохладно, ветерок, знаете ли…
– А второй? – Паунцрифл требовательно кивнул в сторону другого «наблюдателя», который в продолжении всего совещания сохранял полнейшее молчание.
– Этот, что ли? – улыбнулся торговый агент. – Да это же мой дружок Дифног! Я что-то вроде его опекуна, присматриваю за ним с тех пор, как он помешался.
– В катастрофе? – живо воскликнул пресс-атташе с каким-то болезненным интересом, вытянув шею, чтобы получше рассмотреть беднягу.
– Если бы. Это игра такая. Там, главное, успеть сделать девять передач, а он смог только семь. Вообще-то он сильный был игрок, но тогда что-то не заладилось с самого начала и…
– Ну что ж, это все, конечно, чрезвычайно занимательно, господин… э-э…
– Гнудф мое имя. Ну, ладно, побежал я. Если вы поспешите с денежками, конечно…
– Нахальный тип, – презрительно фыркнул Маньян после того, как посол, финансист и офицер безопасности удалились для тайного совещания по требованию «наблюдателя». – Грубое слово, конечно, но иначе не скажешь: наш дипломатический корпус на этой планете уже здорово насобачился отпускать бесплатные услуги или даже премии нашим bona fide или просто прощелыгам, вроде этого.
– Может, так лучше подвигается изучение местной жизни, – предположил Ретиф.
– Да уж, много изучишь по этому нахалу! – усмехнулся Маньян, но потом уступил: – А, впрочем, кто знает…
– Может быть, Гнудф разболтает что-нибудь о той шайке, что побила вчера все стекла в бюро информации библиотеки.
– Как же! Вообще, Ретиф, не придавайте этому значения: простое проявление юношеской бодрости и неприятия устоявшихся социальных форм.
– А толпа, что на прошлой неделе ворвалась в архив и выбросила из окна на улицу все подшитые досье вместе со служащим?
– Студенческая выходка, не больше.
– А вот я думаю, что ребята, которые забросали вонючими бомбами посольскую кухню во время банкета, выражали волю своих меньшинств.
– Несомненно то, что вся эта каша скоро полезет через край и мы уже не сможем воспрепятствовать этому адекватно. Посол тогда не хотел обижать повара жалобами на ароматы пищи, а гости и подавно, хоть носы зажимали. Но вот если бы посол Джит вздумал воспринять такое угощение как оскорбление, нанесенное всей планете Гроа, мы смогли бы только глубже уткнуться в тарелку.
– Ох, жаль, меня там не было! – сказал с чувством помощник военного атташе. – Так что, старику Джиту было наплевать на запах тротила?