— Охотно верю, что это весьма занимательное чтение, батенька, — перебил его Хомутовский. — Но, голубчик, Дмитрий Степанович, где Скотленд-Ярд, а где Демьянов? Вы человек молодой, не чуждый прогрессивным веяниям, ну, ради Бога, играйте в свои научные исследования! Но тут-то, повторюсь, дело серьезное! С отпечатками ли, без отпечатков, убийство все равно нужно раскрыть.

Ворчание прокурора раздражало, но Колычев сдерживался и старался ни словом, ни интонацией не показать, как не к месту сейчас эти бесконечные нравоучения. Что делать, прокурор — человек пожилой, старой закалки, ретроград, сейчас он раздражен, что естественно — такое происшествие, как убийство хорошего знакомого, кого угодно выбьет из колеи… Пусть поворчит. Отвечать ему, развязывать научную дискуссию возле трупа не пойдет на пользу делу.

— Интересно, что это за следы? — продолжая вертеть ружье, спросил Дмитрий. На ложе были две небольшие четкие вмятины, хорошо различимые на полированном дереве.

— Да какое-нибудь случайное повреждение с последней охоты. В лесу, голубчик, ружьишко от царапин не убережешь. Это, батенька, не имеет значения. А вы сами, Дмитрий Степанович, охотой не балуетесь? Ну зайчиков там пострелять, уточек, тетерок? Нет? А я в вашем возрасте был любитель… И без всяких заграничных «коккерилей», с одной тульской двустволочкой такие трофеи приносил! Сейчас-то уже здоровье не позволяет. А нынешняя молодежь слишком образованием своим занята, нет чтобы по лесу с ружьем побродить — все бы им в душной комнате за столом сидеть да про Скотленд-Ярд почитывать, — прокурор с удовольствием вставил в разговор эту легкую шпильку в адрес молодого следователя. — Однако пора расспросить домашних. Заодно узнайте, чье это ружье — Ведерникова или убийцы. Скорее всего хозяйское… Но пусть домашние это подтвердят. А кстати, где Ольга Александровна?

— Уже справлялись, — высунулся Поливко. — Супруга покойного в театре весь вечер. Сама-то из актрис, ну у подруги ее нынче премьера, так мадам Ведерникова была звана и еще за час до представления в театр отправилась. Надо бы ей сообщить об убийстве, забыли в суматохе. А то она сидит там, в театре, спектаклю смотрит, радуется, а супруг тут застреленный… Вот ведь горе какое, не приведи Господь! Совсем недавно замуж вышла и уже овдовела… Жалость берет!

Из разговора с рыдающей Саввишной и заторможенной, еле ворочающей языком Варварой выяснилось: ружье действительно принадлежало Ведерникову, оно из коллекции охотничьего оружия, размещенной в кабинете, находящемся в другом конце коридора. Оружие Савелий Лукич любил, но на охоту давно уже не ездил, загруженность делами мешала. Бельгийское ружье, найденное в спальне, — новое, выписанное из Петербурга, с этим ружьем еще ни разу не охотились.

— А ведь из него недавно стреляли, — удовлетворенно заметил Хомутовский, рассматривая ружье, но в виде одолжения молодому следователю, помешанному на каких-то дурацких отпечатках, осторожно прикасаясь только к спусковой скобе. — Вот без сомнения и орудие убийства, батенька!

Громоздкий грубый шкаф, возле которого нашли тело хозяина, как оказалось, стоял в спальне не случайно, хотя совершенно не гармонировал с новой изящной обстановкой, купленной Ведерниковым к свадьбе.

В шкафу, изготовленном когда-то по специальному заказу хозяина, был замаскирован небольшой денежный сейф. Каждый вечер Ведерников, справедливо не доверявший банковским служащим, открывал шкаф и прятал в собственном сейфе наличность, порой довольно крупные суммы.

Сейф с деньгами не был взломан. Даже закрывавшая его деревянная панель не была открыта. Однако ни в руках Ведерникова, ни на полу возле трупа денежных купюр обнаружено не было.

— Налицо факт ограбления, — важно заметил Хомутовский.

— Батюшки, ограбили! Ограбили хозяина! Убили и ограбили, ироды, душегубы окаянные! — заголосила нянька. — На деньги позарились и лишили жизни…

Дмитрий внимательно осмотрел шкаф. Необыкновенно глубокий, с двумя рядами вешалок, он был заполнен в основном роскошными нарядами Ольги Александровны. Мужских вещей было мало.

На внутренней стороне дверцы и в глубине шкафа Колычев заметил несколько маленьких, неглубоко вбитых гвоздиков, назначение которых было совершенно непонятно. «Об этом стоит подумать», — решил Митя и сделал пометку в своем блокноте.

При осмотре сада Ведерниковых на клумбе под окном были обнаружены следы мужских ног. Рыхлая сырая почва была тщательно перекопана под зиму садовником, следы получились глубокие и уже наполнились водой. Однако стало ясно, что кто-то подходил к дому, потоптался, ушел, а потом вернулся еще раз и через окно проник в спальню. Другие следы терялись на посыпанной гравием дорожке, не сохранившей отпечатков. Дмитрий решил попытаться снять слепки со следов на клумбе, заполнив ямки гипсовой массой, но не был уверен, что из этой затеи выйдет что-то путное — вода уже все размыла.

— Ну-с, господа, какие мы сделаем выводы? — Хомутовский решил подвести резюме. — Убийца проник в дом через окно со стороны сада. Обойдя дом, он нашел в кабинете охотничье ружье и патроны. Зарядив оружие, он спрятался в шкафу в спальне, где и поджидал свою жертву. Когда Ведерников, вернувшись домой, открыл шкаф, чтобы добраться до сейфа и, как обычно, спрятать деньги (кстати, нужно уточнить у служащих, какая сумма могла оказаться сегодня у него в руках), убийца выстрелил, похитил деньги, кинул оружие под кровать, выпрыгнул из окна в сад и скрылся. Картина преступления ясна!

— Но почему убийца подходил к дому дважды? — спросил Митя. — И откуда он знал, что ни жены, ни дочери покойного не будет дома в это время, а нянька уходит по вечерам во флигель к прислуге поболтать и поиграть в карты? Флигель на другом конце обширного сада, звук выстрела оттуда можно и не услышать, но ведь это все нужно знать…

— Стало быть, убийца — из числа близких к дому людей, раз все знал и все рассчитал. А что дважды подходил, так просто не сразу осмелился в дом влезть, с совестью боролся.

— А почему он засел в шкафу? Там тесно, душно, неудобно. Он, наверное, сильно намучился, сидя скрючившись с ружьем в руках, поджидая Ведерникова? Мог бы просто спрятаться где-нибудь в углу за мебелью или за портьерой. В конце концов, мог бы и из сада выстрелить в освещенное окно, увидев Ведерникова в комнате.

— Наверное, решил, что так надежнее. И выстрел, раздавшийся в саду, был бы гораздо слышнее в округе. Теперь вопрос, кого мы будем считать подозреваемыми? Думаю, можно уверенно выдвинуть две версии. Первая — «жених» дочери, социалист-революционер Верховский, служащий электриком на консервном заводе Ведерникова. Этот монтер — самая подозрительная фигура. Верховский находится в Демьянове в административной ссылке под гласным надзором полиции, человек политически неблагонадежный… Подобные господа любят всяческий терроризм и легко идут на сделку с собственной совестью. Сам себе объяснил, что убил эксплуататора, капиталиста и угнетателя, а деньги прихватил на революционные нужды. Если дело с рук сойдет, их партия еще и наследством поживится. Варвара Ведерникова — девка непутевая, без царя в голове, сдуру сама социалистам батюшкино состояние отдаст. Предполагаю, что Верховский не случайно сблизился с Варварой, а именно потому, что планировал убийство Савелия Лукича. От нее Верховский и узнал, что ни самой Вари, ни Ольги Александровны, ни няньки в доме вечером не будет, влез в окно и убил хозяина дома. И, обратите внимание, окно ведь незапертым было оставлено, надо разобраться, не вступили ли Варвара и Верховский в сговор… Для Варвары Савельевны гибель батюшки — большая денежная выгода. Невероятно большая! С отцом она давно не ладила, Волгину не любила, свадьбе их противилась изо всех сил. Весь город знает, что у Ведерникова с дочерью, почитай, каждый день были скандалы. Могла, могла она с Верховским в сговор вступить! Вы, Дмитрий Степанович, с этой версией поработайте, голубчик. Тут дело нечисто… Аресту мадемуазель Ведерникову пока подвергать не будем, но глаз с нее не спускать! Где господин Задорожный? Тарас Григорьевич, поставьте человечка потолковее за Варварой последить. Только как-нибудь этак, без излишней суеты, понезаметнее. Ну с этим ясно.