«Смотрители» хлопали, стучали, орали. Все было давно окончено, но первые ярославские театральные зрители долго не хотели расставаться с сараем невиданных чудес — так обворожило их первое представление. Все приглашенные, стар и млад, устремились вперед, чтобы поближе увидеть актеров, особенно таинственную Эсфирь. Крича и толкаясь, «смотрители» толпились у помоста, стремясь в последний раз взглянуть на красавицу.
Зеленый полог раздвинулся, и перед удивленной публикой, среди других комедиантов, с низким поклоном появился бледный молодой человек, почти еще мальчик, одетый в длинное красное платье, с заплетенной на спине косой. Гул изумления пронесся по амбару. Многие вскрикнули от неожиданности, узнав этого шестнадцатилетнего мальчика. Перед ними стоял Ванюша Нарыков, сын местного священника, семинарист, готовившийся в дьячки.
И снова восторженно захлопали, застучали, заорали первые ярославские «смотрители». Но вряд ли ярославские купцы, столпившиеся в знойный день у помоста кожевенного амбара, могли подозревать, что на их глазах происходит рождение одного из первых русских провинциальных театров.
На смену существовавшему в столице театру в России делал свои первые шаги русский театр.
***
Первый ярославский спектакль Волкова и его товарищей дважды запечатлен в нашей литературе — исторической и драматической, и оба раза с большими фактическими неточностями.
Ф. А, Кони приводит описание этого спектакля в начале биографии И. А. Нарыкова-Дмитревского[4], а известный драматург первой половины XIX века князь А. А. Шаховской посвятил этому событию целую «Анекдотическую комедию-водевиль в 3-х действиях — Федор Григорьевич Волков, или день рождения русского театра»[5]. Написанный почти через девяносто лет после волковских спектаклей, водевиль Шаховского, как и биография, составленная Ф. Кони, прежде всего отводит видное место среди зрителей спектакля отчиму Волкова — купцу Полушкину. Но, как выясняется из последних документов, Полушкина к 1750 году уже не было в живых. Отчиму Волкова вообще не повезло в обоих сочинениях. Так, Шаховской называет Федора Васильевича Полушкина Иваном Трофимовичем, а у Кони он получает имя Федора Тимофеевича.
Шаховской, вероятно, для остроты и занимательности, вплел в свой водевиль комическую историю с подьячим Михеевым, который не хочет пускать свою питомицу Грушу на бесовскую затею молодых купеческих сыновей. Между тем Груша должна участвовать в спектакле (как увидим, даже в столице женские роли в ту пору играли только мужчины). Груша любит Ванюшу Нарыкова, который соглашается заменить ее в спектакле, а в финале водевиля собирается на ней жениться.
Пьеса Шаховского заканчивается куплетами — Алексей Попов с громадной силой предвидения обращается к публике:
Надеемся на берег Невский
И мы театр наш перенесть.
Что Федор Волков и Дмитревский[Нарыков]
Прославятся — надежда есть.
Виссарион Белинский, неоднократно вспоминающий Федора Волкова в своих статьях и рецензиях, резко критикует комедию Шаховского: «Весь водевиль сметан на живую нитку, и в его Волкове всего менее виден Волков».
О судьбе исторического амбара, где Волков показал первый спектакль, один из старожилов Ярославля, С. Серебренников, дал в середине прошлого века точную справку. «При новой планировке города, по плану 1778 года, земля Полушкина была разделена улицей (Пробойной) на две части. На одной из них до 1631 года существовало большое, продолговатое каменное со сведами здание, судя по архитектуре, построенное около 1700 года. Это был тот амбар, где Волков устроил свой театр. После уничтожения завода он долго служил складочным местом для хлебного вина и, наконец, был сломан»[6].
Можно утверждать, что приведенная в начале картина первого спектакля в Ярославле близка к истине. Такие спектакли происходили не в одном только Ярославле. Они бытовали в середине XVIII века в разных местах России, не исключая и далекой Сибири. Спектакль в ярославском кожевенном амбаре был одним из самых ярких проявлений театральной инициативы' в русской провинции середины XVIII века, но не представлял собой ничего исключительного.
В связи с этим профессор Б. В. Варнеке делает в своей «Истории русского театра» одно, не лишенное интереса, замечание. «Случайно только ярославской труппе удалось расширить чрезвычайно свою деятельность и этим навсегда сохранить память о себе. Если бы судьба не вытолкнула эту труппу из провинциальной глуши в столицу, мы, наверное, ничего не знали бы и о Волкове, точно так же, как мы теперь ничего не знаем о целом ряде трупп, которые в ту пору должны были существовать в других местах провинции»[7].
Факты покажут, что в этой «случайности» видную роль сыграли энергия, ум и личная талантливость молодого руководителя ярославской театральной «потехи» — Федора Волкова.
УВЛЕЧЕНИЕ КУПЕЧЕСКОГО ПАСЫНКА
Молодому организатору театральной «потехи», так восхитившей ярославцев, исполнился в это время двадцать один год. Федор Волков родился 9 февраля 1729 года в Костроме.
Вдова костромского купца Григория Волкова, Матрена Яковлевна (в своем водевиле Шаховской неверно именует ее Марфой Романовной) после смерти мужа осталась с пятью сиротами-мальчиками. Старшему из них, Федору, едва исполнилось семь лет.
Вскоре Матрена Волкова снова вышла замуж за ярославского купца Федора Васильевича Полушкина и вместе с детьми переехала к мужу в Ярославль.
Когда Полушкин женился на Матрене Волковой, он тоже был вдовцом, к тому же пожилым — заканчивался шестой десяток его жизни.
Вероятно, у Матрены Яковлевны остались от первого мужа некоторые средства; в расчете на них Полушкин в 1736—37 годах основал в компании с купцом Тимофеем Шабуниным серные и купоросные заводы.
Старику Полушкину трудно было одному следить за заводским «произвождением». В 1741 году Шабунин вышел из соучастия в делах заводов и Полушкин взял в компаньоны купца Ивана Мякушкина[8]. Через два-три года и второму совладельцу «за совершенным оного неимуществом» пришлось оставить товарищество. Полушкин нашел себе помощников в собственном доме. Он принял к себе «в товарищи» своих пасынков — Федора, Алексея, Гаврилу, Ивана и Григория Волковых; старшему из них шел четырнадцатый год.
Сделку оформили по-коммерчески. Братья внесли Полушкину на ведение предприятий полторы тысячи рублей, а отчим, в обеспечение денег, заложил им свой двор с домом. В вознаграждение за труды по управлению заводами Полушкин обязался. отчислять братьям половину прибылей.
Конечно, практическое участие в заводских делах мог принимать только старший из братьев — Федор. Когда через несколько лет в семье Полушкиных возникла судебная тяжба, государственная Берг-коллегия (центральный орган для заведывания горными делами, учрежденный Петром I в 1719 году) не без основания увидела в сделке Полушкина с его пасынками некоторую фиктивность. Берг-коллегия предписывала Волковым «те купоросные и серные заводы производить с прилежным радением, а не для одного только вида, чтобы заводчиками слыть и от купечества отбывать».
Последний намек Берг-коллегии нуждается в некоторых пояснениях. Как известно, правительство Петра I принимало самые решительные меры, чтобы создать в отсталой России самостоятельную промышленность. Владельцы фабрик и заводов получили даровых рабочих в лице приписанных к предприятиям крепостных — так называемых «посессионных крестьян». Вдобавок в 1724 году был введен покровительственный тариф: иностранные товары облагались тяжелыми ввозными пошлинами. Однако молодая русская промышленность не сразу сумела воспользоваться данными ей преимуществами. Заводчики еще не успели почувствовать всех выгод покровительственного тарифа, как купцы уже испытали его практические неудобства: отечественные товары отличались высокой ценой при их низком качестве. Положение заводчика оказывалось выгоднее купеческого. И при проверке заводских предприятий, произведенной в 1730 году, многие фабриканты оказались «подложными». Они держали свои предприятия только для вида, чтобы пользоваться всеми привилегиями, предоставленными мануфактуристам. На эту категорию промышленников и намекала Берг-коллегия молодым ярославским фабрикантам.