– Я вернулась, путник Артур.

Глаза Лайлы, устроившейся на пассажирском сиденье, светились похотью. Ее губы и подбородок были испачканы в крови.

– Останови свою колесницу, – прошептал демон. – Возьми меня. Здесь и сейчас.

– И не подумаю! – я достал из кармана листок и поднес его к лицу Лилит. – Читать умеешь? Именем Санви, Саманси и Савангелофа, убирайся в преисподнюю!

Лицо демона приобрело землистый оттенок. Скрюченные пальцы попытались вцепиться в бумагу, но задрожали. Лайла опустила руки.

– Зачем? Ведь все было так хорошо. Я могла бы подарить тебе бессмертие. Мы пронесли бы нашу любовь через тысячелетия!

– Прочь, мерзкий суккуб!

В ответ раздалось шипение. Вместо девушки на сиденье была огромная змея. Ее треугольная голова раскачивалась, с черного раздвоенного языка падали хлопья зеленой пены, а хвост пружинисто бил по сиденью. Я нащупал ручку дверцы, распахнул ее и вывалился из салона. От удара об асфальт в глазах вспыхнули разноцветные искры. В ту же секунду раздался грохот. В лицо ударила волна обжигающего воздуха. Когда вернулась способность соображать, я увидел пылающую, как факел машину. Лишенная управления «мазда» снесла ограждение и врезалась в сосну.

Интересно, что стало с Лилит? Не успел я подумать об этом, как из пламени выкатился сверкающий обруч. Описав вокруг сосны плавный полукруг, он взорвался фонтаном оранжевых искр и исчез. На долю секунды мне показалось, что по ночному небу, в сторону желтого диска луны пронеслась фигура в развевающемся белом платье.

Оттолкнувшись руками от асфальта, я встал. Порыв ночного подхватил лист бумаги и понес его в направлении пылающего автомобиля. Хромая и спотыкаясь на каждом шагу, я побежал и успел схватить лист за мгновение до того, как его коснулись языки пламени. Бережно разгладил и положил в нагрудный карман.

– Прощай, Лайла, Лилит или как тебя там…

Майор Букатов шагнул в темную пасть ворот заброшенной фермы с чувством астронавта, высадившегося на незнакомую планету или лунатика, который осуществил свою давнюю мечту и выбрался-таки на конек крыши.

В нос ударила смесь запахов пыли, гнилой соломы и общего тления. Несмотря на то, что майор не был здесь более двадцати лет, его не покидало странное ощущение. Скрип растрескавшихся половиц под ногами, игра света и теней на бревенчатых стенах были до боли знакомыми. Так, словно он посещал ферму совсем недавно. Дверь в подсобку была приоткрыта. Глядя на лохмотья дерматина, которым во времена царя Гороха была обита дверь, майор мысленно выругался. Он пришел сюда, чтобы вступить в поединок с маньяком, перед которым Чикатило выглядел Красной Шапочкой, и даже не удосужился расстегнуть кобуру!

Букатов исправил досадную оплошность. Когда ладонь сжала рукоятку табельного «макарова», майор почувствовал себя значительно увереннее. Настолько, что откашлялся и бросил невидимому противнику:

– Николай, выходи! Игра в прятки закончилась!

Молчание. В том, что безжалостный убийца прячется в подсобке, Букатов не сомневался, но врываться туда очень не хотелось. Было бы значительно лучше, если бы Николай вышел на открытое пространство. Как заставить его сделать это?

– Коля, может быть, ты не узнал меня? Это я – Леха Букатов, твой друг детства. Теперь уже майор. Если бы знал, что нам доведется встретиться в такой обстановке, ни за что не пошел бы работать в милицию. Почему молчишь? Наверное, думаешь. Я бы на твоем месте тоже поразмыслил бы. И сделал вывод, что лучше получить пулю от старого друга, чем жить так, как ты жил все эти годы. Выходи, Николаша. Я нажму на курок и это будет всего лишь эвтаназия. Там, куда ты отправишься, нет болезней, не существует боли. Есть только покой и забвение. Я не могу поступить иначе. Хотел бы, но не могу. На тебе – кровь четырех человек. Ты умрешь в любом случае, так будь мужчиной и прими возмездие, как должное!

И вновь молчание. До двери подсобки оставалось не более десяти метров, но майор не мог найти в себе сил преодолеть это расстояние. Перед решающим рывком ему требовалась передышка. Деревянный ящик у стены был как раз тем, что в данный момент подходило Букатову больше всего. Он сел.

– Первое убийство я посчитал простой разборкой местных хулиганов. Тот парень, которому ты перерезал горло в городском парке… Конченый наркоман, готовый за щепотку своего порошка прикончить кого угодно. Он не заслуживал жалости. Дело спустили на тормозах. Не прошло и месяца, как ты опять вышел на тропу войны. От уголовного авторитета, в машину которого ты сунул бомбу остались лишь рожки до ножки. Уже тогда у меня возникла мысль о том, что взрыв устроил человек, служивший в Афганистане. Слишком уж профессионально все было сделано. Но у тебя, Николай было прекрасное, лучшее для всех времен и народов алиби. Еще бы! Воин-интернационалист Коля Молчанов был вне подозрений, поскольку давным-давно лежал в могиле, под мраморной плитой с надписью «Помним. Скорбим. Родные».

Сколько раз я приходил к тебе на кладбище! Болтал со своим погибшим другом, который, оказывается, все это время прятался на заброшенной ферме – излюбленном месте наших детских игр. Тебе должны быть стыдно, Николай!

Последнюю фразу Букатов выкрикнул в надежде на то, что ему ответят. Николай предпочитал молчать и слушать, а вот у майора от резкого напряжения голосовых связок кольнуло в виске. В последнее время это случалось довольно часто. После приступов мигрени, Букатову, как правило, хотелось спать. По возможности он это и делал. Сон, напоминавший полузабытье, не приносил облегчения и майор дал себе слово обратиться к врачу. Уже ставшим привычным движением, он помассировал висок.

– Ты болен, Коля. Очень болен. Провести двадцать лет прячась от родных и друзей ради навязчивой идеи о справедливости, убивать во имя ее? И дернул же меня черт, рассказать тебе о масонах, тайных рыцарских орденах! Видать, вечер, когда мы организовали дурацкое посвящение в вольные каменщики, запал тебе в душу. Я и Леночка Миловидова не знали насколько ранима твоя психика. Человека, который начал играть в детскую игру по взрослым правилам уже нельзя вылечить. Выходи!

На этот раз приказ майора не остался без ответа. Дверь душераздирающе скрипнула и от неожиданности Букатов едва не выронил пистолет. Затем вновь наступила тишина.

– Третье убийство заставило меня всерьез призадуматься, – продолжил майор, изо всех сил оттягивая момент встречи с маньяком лицом к лицу. – Искромсав ножом несчастную проститутку, ты оставил на стене заброшенного дома знак, понятный только трем людям на всем белом свете. Лилию и кинжал. Герб тайного ордена, придуманный тремя старшеклассниками – Лехой Букатовым, Колей Молчановым и Леной Миловидовой.

Майор рассмеялся.

– Знаешь, Коля, тогда я всерьез начал подозревать Лену и не верил рассказам свидетелей о том, что человек, разгуливающий ночами по городу в черном плаще – мужчина. Решил, что во время убийств Миловидова была не в себе и ее силы удесятерялись. Я ничего и никому не сказал. Хотел спасти нашу подружку. Поговорить с ней, заставить Лену остановиться. Видел бы ты ее глаза в тот момент, когда я бросил ей в лицо обвинения в убийствах…

Букатов встал и медленно двинулся к двери. Монолог начинал надоедать. К тому же рассказывать историю тому, кто и так ее знал, не имело смысла. Однако майор продолжал говорить.

– Я могу понять то, зачем ты убил несчастную Лену. По всей видимости, она встретила и узнала тебя, подписав себе тем самым смертный приговор. Но зачем было глумиться над телом?! Раскапывать могилу, отрезать у трупа голову и водружать ее на шест в центре двора?! Знаешь, Коля, а ведь мать Лены до сих пор в больнице. После такого зрелища врачи всерьез сомневаются в том, что она останется нормальной. Мне придется убить тебя в любом случае. Простить того, что ты сделал с Леночкой я не смогу тебе никогда.

Букатов остановился в метре от двери.

– Приговор вынесен и будет приведен в исполнение незамедлительно. Простой метод исключения показал, что убийца – ты. Николай Молчанов, который вовсе не погиб при исполнении своего интернационального долга, а превратился в существо, которому нет названия. Мне тоже пришлось стать могилокопателем. После того, как нынешней ночью я побывал на кладбище и убедился в том, что твой гроб пуст, все окончательно встало на свои места. Листок бумаги, на котором ты вновь изобразил кинжал и лилию, передан на дактилоскопическую экспертизу. Вместе с образцами твоих отпечатков пальцев, дружок. Все кончено, Николай! Твой час пробил!