Его глаза держали ее. Она почувствовала момент, когда он попытался разрушить ее оборону, и нашла в себе силы, чтобы бороться. Она встретила и отразила его нападение, ценой неимоверных усилий вынудила Люка отступить на один шаг назад, пока не достигла того места, где была с ним на равных. Дрожа, она держала границу между ними, все ее тело трясло от изнеможения.

– Нет, Люк, – прошептала она, слишком слабая для проявления какой–либо эмоции, – слишком поздно для этого.

Его руки опустились. Друг от друга их отделяли дюймы, между ними лежала зияющая пропасть. Холодный ветер развеял пепел сердца Джой. В отсутствии света и тьмы Джой отступила от края. Она чувствовала себя опустошенной за пределами пустоты, где ничто не могло тронуть ее. Ничто.

– Почему? – спросила она, наконец, встречаясь с чужим взглядом его глаз. – Почему ты не доверял мне?

Медленно резкие линии его лица разгладились, вся дикая ярость ушла. Она увидела пустоту изнеможения в его глазах, она задохнулась от увеличившейся горечи печали.

– Доверие? – он скривил губу в резкой улыбке. Его взгляд вытянул ее из–за стены каменного безразличия, где она укрывалась. Он отстранился от нее, отодвигаясь и вставая на ноги. Свет от камина купал его голую кожу. Джой глубоко вжалась в диван и закрыла глаза. – Моя мать доверяла моему отцу, – услышала она его очень тихие слова. – Она умерла из–за этого. Потому что он покинул ее.

Полные горечи слова повисли в пространстве, натянутом между ними.

– И ты… ты был напуган, – прошептала Джой, всматриваясь в темноту за своими веками. – Ты не мог рисковать, давая мне право выбора.

– И что бы ты выбрала, Джой? – спросил он. Она услышала его шаги, когда он стал расхаживать перед огнем.

Джой тяжело сглотнула. Она сто раз задавала себе этот вопрос, боясь ответа.

– Это был бы мой выбор. Мой выбор, – пепел погасшего гнева зашевелился. – Ты не имел никакого права…

– Никакого права, – он издал резкое рычание, которое, возможно, было смехом. – Ты помнишь, я пытался предупредить тебя, Джой? Я знал, что происходит между нами. Однажды мы были связаны, не было никакого выбора. Никакого выбора, вообще.

Заставляя себя открыть глаза, Джой ощутила первые лижущие языки новорожденного пламени.

– Тогда разве этой твоей связи не было достаточно, а, Люк? – она смотрела вверх, пока не нашла его глаза. – Ты не мог довериться мне, чтобы я осталась с тобой добровольно. Ты действительно не верил, что достаточно того, что было между нами. Единственный способ удержать меня состоял в том, чтобы забрать мою волю, даже мои воспоминания.

Комок застрял у нее в горле, она стиснула зубы и уставилась на него, сжимая кулаки, пока ногти не впились в ладони.

Люк встретил ее взгляд с таким устойчивым вызовом, что потребовалось вся ее решимость, чтобы выдержать его. Его затененное лицо было мрачным.

– Я не забирал твою волю, Джой, – сказал он крайне ровным голосом.

– Тогда какое определение ты даешь этому своему «влиянию»? – бросила она ему. Пламя гнева сожгло слова и поднялось выше. Он был холодом, льдом, встретившим ее огонь.

– Я не забирал твою волю, – повторил он, сверкнув глазами. – Я только заставил тебя забыть свои страхи и…

– Забыть? – она вскинула голову так, что волосы хлестнули ее по лицу. – Забыть все, кроме тебя. В чем разница, Люк?

Их пристальные взгляды встретились. Его зрачки расширились, оставляя узкое зелено–золотое кольцо радужки.

– Не было никакого принуждения, – сказал он крайне спокойно. – У меня нет такой власти.

Внезапно он двинулся, приближаясь к ней настолько быстро, что она вжалась в диван и приготовилась к нападению. Которого не последовало.

– То, что ты чувствовала, Джой, – выдохнул он, опускаясь перед ней, – было настоящим.

– Откуда ты знаешь, что я чувствовала, Люк? – спросила она, дрожа от его близости. – Или ты мог читать мои мысли так же легко, как и управлять ими?

Впервые она увидела мерцание его ледяного спокойствия. Его руки потянулись и замерли в дюймах от ее рук, которыми она сжимала колени.

– Я знаю, что ты была счастлива, Джой, – он глазами бросил ей вызов. – Ты будешь отрицать это?

Джой втянула воздух и задохнулась на опровержении, которое хотела швырнуть в него. Ее видение затуманилось борьбой между гневом и честностью. Она хотела отвергнуть его, оттолкнуть тихую, пронзительную, беспощадную достоверность его слов.

– Счастье, которое ты чувствовала – мы чувствовали – было настоящим, – прошептал он, его пальцы прошлись по ее запястьям, оставляя после себя горячий след. Джой было некуда отступать.

Она попыталась укрыться за стеной слов.

– А сны – их тоже дал мне ты? – память о них заставила ее предательское тело задрожать. – Ты воздействовал на меня таким способом, чтобы заманить в свою постель, как других женщин?

Он застыл, все его мускулы напряглись. Ударная волна его реакции докатилась до нее по полуразрушенной связи.

– Нет, – вымолвил он ошеломленным голосом. – Нет, я не давал тебе снов.

Его глаза озарились каким–то отстраненным внутренним светом. Когда они вернулись к ней, то ярко сверкали.

– У меня были те же сны, Джой, – медленно выговорил он. – С нашей первой встречи, – его пальцы стиснули ее запястья. – Те сны пришли из нас, из того, кто мы есть.

Джой попыталась высвободить свои руки от его хватки, закрыть ими уши и не слышать его, но он держал ее слишком сильно.

– Я это не выбирала, – закричала она. С каждой унцией храбрости и одержимого гнева она все прочней и уверенней противостояла ему. – Мне не позволили выбирать – ничего из этого! Я не хотела этого. Не хотела этого!

Хрупкая нить, связывающая их, покрылась пульсирующей болью, которая душила ее. Его руки скользнули ей на плечи.

– Это случилось из–за того, что мы те, кто мы есть, Джой. Связь между нами была заложена еще в нашей крови – в твоей крови. Это не вопрос желания. Это кое–что, гораздо большее…

– Ты хочешь сказать, – сказала она с внезапным, горьким спокойствием, – что это своего рода животный инстинкт, побуждение к спариванию? И ничто иное?

Он отдернулся, как будто от удара.

– Нет. Большее, Джой, намного большее…

– Тогда что это? – прошептала она хрипло. – Что это, Люк?

Неожиданно на глаза выступили слезы, и она попыталась вырваться, чтобы смахнуть их с лица. Она смотрела на него через влагу, застилавшую глаза, вспоминая, насколько уязвимой сделала она саму себя, когда верила в то, что все это правда. Однажды она сказала ему одну вещь, которую боялась говорить с тех самых пор, как из ее жизни вырвали родителей, отдала частичку себя, которую до этого не смела никому вручить. И ничто из этого не было настоящим. Она боролась со слезами, раз за разом подавляя их, пока снова не обрела контроль над собой. Люк убрал руки с ее плеч; его глаза казались незнакомыми с той эмоцией, что пришла к ней в пульсациях боли и тоски.

– Ты боишься, – проговорил он очень медленно, как будто делая открытие. – Ты боишься, потому что я заставил тебя почувствовать слишком много.

Его слова глубоким лезвием вошли в ее душу. Он повернул нож.

– Как долго ты боялась почувствовать что–либо, Джой? – пробормотал он, жар его тела обжигал, когда он наклонился ближе. – Ты боишься рисковать?

Джой почувствовала, как начала содрогаться темная пустота, сидящая глубоко внутри ее, и выходить на поверхность так, что ее конечности задрожали от этого.

– Ты не имеешь никакого права, – прошептала она, – говорить со мной о риске и страхе. Ты не имеешь никакого права.

Нить, протянутая между ними, дрожала, единственное хрупкое звено в пустоте.

– Джой, – простонал Люк, и, прежде чем она успела подготовиться или подумать, как сопротивляться ему, он обхватил ее руками, притягивая к себе, стягивая с дивана одним слаженным уверенным движением.

Было невозможно бороться. Джой тяжело выдохнула ему в плечо, когда он обхватил рукой ее затылок и притянул к себе голову, удерживая в таком положении. Ее руки были пойманы в ловушку между их телами; она почувствовала такую абсолютную беспомощность, которую, насколько знала себя, ощущают на краю поражения. Она понимала, что снова находится на грани потери самой себя, снова близка к тому, чтобы раствориться в нем, и лишь дикий страх этого предотвратил заключительную капитуляцию, которую требовал Люк.