— Ну что ж, действуй… Вергилий, — усмехнулся старик.
— Видите ли, прекрасная гостья, — зачастил гид, — я, как вы уже слышали, зять нашего владыки. Я чистокровный грек. Меня зовут Савва, Савва Кристионес, хотя, конечно, мы здесь все Тер-Петросяны из-за уважения к хозяину и… ради процветания фирмы. Если вас не устраивает мой русский, то можно перейти на английский, французский, немецкий, поскольку, как я понял, армянским и греческим вы не владеете.
— Нет, что вы, ваш русский вполне хорош, — благодарно кивнула Самсут, начиная понемногу осваиваться.
— Все эти люди — одна наша большая семья, — продолжал между тем Савва, непринужденно ведя Самсут между групп и группочек, поворачивавшихся вслед за ними, как подсолнух за солнышком. — У кирьоса пятеро дочерей и пятеро сыновей, все семейные, все в деле. Сыновья взяли себе в жены армянок, но прекрасные дочери Арарата соблазнили и иных, как это показывает моя скромная персона. Так что у меня в свояках есть и немец, и француз, и голландец, и даже, не поверите, финн. Вон, видите, Эрки. — Самсут проследила за взглядом Саввы и увидела явно так и не привыкшего к Востоку, хотя уже и далеко не молодого северного жителя. Он одиноко стоял у дерева, держал в руках вместо бокала пивную кружку и как-то тоскливо озирался по сторонам. На мгновение Самсут почувствовала к нему едва ли не материнское участие, неожиданно ощутив себя к нему намного ближе, чем к остальной шумной, крикливой и пестрой толпе. Перед ней вдруг вновь на мгновение явственно ожили ее собственные северность, Питер, туманы и дожди… Как все-таки в ней много всего, какая каша, господи…
А Савва все продолжал и продолжал говорить:
— Каждый соответственно отвечает за свой регион, Эрки — за Северо-Запад. Тем более, вы должны понимать, как нам всем приятно сейчас, что обнаружилась наша родственница и в России, где, вероятно, еще не знают знаменитой марки соков Тер-Петросянов «Фюмэ». — Самсут в этот момент вспомнила, что и верно, не знает никакого «Фюмэ», а сама всегда покупает самую дешевую «Песню», и потому посмотрела на своего гида каким-то неопределенным взглядом. — Словом, если в Греции на долю негреков приходится всего два процента населения, то можете быть уверены, половина из этих двух процентов — наша семья.
— Но откуда все же вы так хорошо знаете русский? — спросила Самсут, чтобы хоть как-то поддержать беседу, ибо глаза и мысли у нее все еще совершенно разбегались.
— Ах, русский! — немного делано рассмеялся Савва, и на память Самсут вдруг почему-то пришло выражение «византийское коварство» или что-то в таком духе. — Знаете, как говорят у нас в Греции: «Папа — турок, мама — грек, сам я русский человек!»
Хотя эта странная шутка и не объяснила ей ничего, Самсут на всякий случай согласно кивнула и тоже улыбнулась.
— Сейчас я постараюсь немного пояснить вам, кто здесь из ху. Вот эта величественная старуха, — он стрельнул глазами в сторону огромной дамы с головы до ног в черном, увешанной тяжелым серебром и чем-то напомнившей Самсут последние фотографии Ахматовой, — сестра кирьоса, Сато. После смерти супруги Самвела она одна заправляет домом и женщинами, хотя век просидела в девицах. А это, — кивок в сторону худой и черной, как галка, старухи, — Нуник-ханум, — невестка, это Вартук, моя свояченица, это Габриэл — мой шурин, это… — и тут лицо грека на мгновение стало закрытым и непроницаемым, — моя жена Манушак…
— Но зачем вы все это мне рассказываете? — не выдержала Самсут, у которой уже голова шла кругом от обилия смуглых, веселых и, на ее взгляд, почти одинаковых лиц.
— Как? Разве вы не наша новая родственница? — в свою очередь удивился Савва. — Мы все…
И тут Самсут с ужасом поняла, что это не она случайно попала на семейное сборище, а само это сборище было созвано по ее поводу.
— Но ведь это… Еще ничего не известно. А если это ошибка? Совпадение? Разве, например, в России мало Алексеевых или Сергеевых?
— Самвел-ага могуществен настолько, что даже ошибку или совпадение запросто может превратить в истину, — важно заметил Савва и скользнул по ней неожиданно каким-то масляным взглядом. — Если вы ему понравитесь.
Самсут вздрогнула в ужасе. Этого еще только не хватало! Стать самозванкой — нет, спасибо. Прекрасно известно, чем все это кончается, уж по русской-то истории у нее всегда была пятерка! Но… и тут ее вдруг пронзила странная мысль. Что происходит?! Почему в Питере на нее век внимания никто не обращал, даже несмотря на некую экзотичность ее внешности, а тут, стоило пересечь границу — пожалуйста, мужской заинтересованности даже больше, чем нужно?!
— Я пошутил, пошутил, — поспешил Савва, видимо заметив ее реакцию. — Клан наш так велик, что собрать всех большая удача и редкость. Нам всем, правда, страшно интересно. Русская армянка! Наконец-то мы узнаем из первых рук то, что там творится!..
У Самсут сразу же захватило дух от такого поворота дела. Что она знает? Что она может всем им рассказать, если даже из разговора с Овсанной выяснилось, что им тут все известно гораздо лучше о том, что творится в ее стране? А тут еще, как назло, словно услышав слова Саввы — хотя Самсут могла поклясться, что это было невозможно среди такого шума, — к ним стали подходить, видимо сочтя, что она уже вполне обжилась под мудрым руководством грека, все эти ее новые потенциальные родственники, с явно застывшим на лицах любопытством. И в следующий момент на нее уже посыпались самые неожиданные вопросы, которые поразили ее еще больше, нежели она могла ожидать. Честно говоря, Самсут считала, что подобные вещи могли спрашивать лет двести назад, но уж никак не в начале двадцать первого века.
— Вы из самого Петербурга, ханум? Правда, что там до сих пор ночью улицы перебегают волки?
— Верно ли, что зимой у вас птицы замерзают прямо на лету и, падая, разбиваются, как стеклянные?..
И так далее и тому подобное.
Мало того что вопросы сами по себе были дикими, они задавались на таком странном смешении языков, что Самсут, скорее, догадывалась, чем понимала их смысл.
Но вот неожиданно все расступились — это подошла величественная Сато, и Самсут уже в ужасе напряглась в ожидании нового, на этот раз настоящего вопроса. Однако старуха, бывшая на голову выше Самсут, лишь погладила ее по плечу и просто густым басом сказала:
— Ты, как я понимаю, прямо с дороги, джан. Так поешь сначала, а уж потом, Господь даст, во всем и разберемся.
— Да, да, гостья — роза для хозяина, — подхватил Савва и принялся рассказывать ей о том, что уже красовалось на столах. — И вправду, Самсут, не поленитесь, попробуйте — и не бойтесь за лишние килограммы. Греческая кухня внешне совсем непритязательна, зато проста и полезна, поскольку использует самые лучшие продукты. Честное слово, по мне так ничего нет лучше соблазнительных оливок, фруктов, овощей и свежепойманной рыбы в том же оливковом масле! — И Савва облизнулся так плотоядно, что у Самсут действительно потекли слюнки. — А мясо! Мы не едим говядины, предпочитая баранину или свинину, и никогда не жарим — тушим, запекаем или готовим на барбекю. А сыры! Это же жемчуг в кухонном ожерелье, без него все тускнеет: соленый фета для салатов, халлуми для гриля, амари, мягкий, неострый, наподобие рикотты… Вы знаете рикотту? — обернулся он к Самсут, но та только растерянно пожала плечами. — Какая жалость! Но ничего, узнаете! Так вот, он для сладких и пряных блюд… — не умолкал Савва. — А запах, чувствуете запах? Такой необычный аромат достигается розмарином, базиликом, петрушкой, кориандром, орегано и мятой, высушенными на солнце, прямо как у вас в Армении. Но главное, главное и главное, чего нет больше нигде: наше отличное греческое оливковое масло…
Только сейчас Самсут почувствовала, что действительно перенервничала, устала, зверски хочет есть и больше не в силах выслушивать панегирики с пустым желудком. Сато, посмотрев на нее, отогнала не в меру разошедшегося Савву, усадила гостью рядом с собой и принялась пододвигать к благодарной русской соотечественнице всевозможные тарелочки: