— Мой муж, — сказала она вслух, — никогда меня от себя не отпустит… Он в этом городе в авторитете.

— Он бандит? — простодушно поинтересовался молодой человек, словно это известие его заинтересовало разве что на уровне обычного любопытства.

— Ну не знаю… Вероятно, и так можно сказать. — Женя осторожно покосилась на Альберта. — Он «чеченец», и убить человека для него ничего не стоит. К тому же он владелец… то есть совладелец, но основной, здешнего охранного агентства…

— Хочешь сказать, что оружие, дабы убить человека, посягнувшего на тебя, у него всегда под рукой?

— Примерно… — Женя смотрела на Альберта с неподдельным интересом: смутит его это или нет?

Не смутило.

Он вновь привлек ее к себе, нежно поцеловал в уголок губ.

— Женюрушка, откуда ты знаешь, кто и что стоит за мной? — Он ласково улыбнулся, но в его голосе она вдруг почувствовала новые, металлические нотки. — А вдруг я всем бандитам бандит? Только несколько иного масштаба, чем твой северотуринский муж?..

Она не нашлась так вот сразу, что ему ответить, а он продолжил:

— Я никогда не говорю того, в чем бы не был уверен, — тебе еще предстоит в этом убедиться, поскольку мы так мало знакомы… И если я сказал, что увезу тебя в Москву, — значит, так оно и будет.

— Послушай… — Женя выскользнула из его рук и из постели, — мы ведь и познакомились-то всего несколько часов назад!..

— Я тебе говорил о своих родителях? — мягко перебил ее Альберт. — Говорил! Так вот, они с мамой стали мужем и женой через двое с половиной суток после первого знакомства. Любовь с первого взгляда, не распознать которую просто невозможно, — это у нас семейное… Ты меня полюбишь тоже. Обязательно! Ведь я тебе нравлюсь?

Женя рассмеялась и вернулась в постель. Он ей действительно нравился. Настолько, что о Мозолевском впервые она всерьез вспомнила уже после того, как отправила Альберта с подробными инструкциями за своей машиной, а сама, наскоро собравшись, бросилась ловить такси. Он ей понравился еще и настолько, что Женя просчиталась со временем и, когда такси было наконец поймано, сообразила, что московский поезд пришел в Северотуринск еще сорок минут назад…

— Дьявол, — пробормотала Женя, услышавшая слова ненавистной ей песни, даже не успев переступить порог своей квартиры. «Охоту на волков» Высоцкого под яростные гитарные аккорды, доносившуюся из гостиной, исполнял ее супруг Василий Шмелев, и это было плохо.

В том, что Василий взял в руки свою старую, еще с чеченских времен имевшуюся у него гитару, ничего плохого не было. Плохо было, что в данный момент он яростно хрипел именно эту песню, ненавидимую его женой. Пел ее Шмелев исключительно когда впадал в свое самое худшее, самое тяжелое настроение, чреватое либо приступами астмы, либо припадками бешенства, а чаще всего и тем и другим, поскольку после состояния ярости приступы у мужа были неизбежны…

Но главным для Евгении Петровны Шмелевой всегда было не сдаваться на милость обстоятельств и уверенность, что из любой ситуации можно умеючи выйти без единой потери. Какой идиот сказал, что хитрость — один из видов слабоумия?.. Сам он слабоумный, вот что!

Она нарочито шумно переступила порог и громко хлопнула дверью:

— Васька, солнышко, ты дома! Слава богу!.. А я, как ни старалась, все равно проспала… Прости меня, дуру ленивую!

Женя, раскрасневшаяся, с самым счастливым видом влетела в комнату и тут же замерла на месте, уставившись на издавшую какофонический аккорд гитару, словно только что обнаружила, чем именно занят ее супруг.

— Что… Что случилось? — Ее глаза округлились от тревоги.

— Где ты была? — Взгляд Шмелева не сулил ничего хорошего, но Женя не сочла возможным обратить на это внимание.

— Я сегодня ночевала в маминой квартире, — спокойно пояснила она, слегка наморщив лобик. — Я не могла здесь ночевать, я испугалась.

— Испугалась в своем собственном доме, поставленном на охрану?!

Близкая ярость клокотала в голосе мужа, но Женя к этому была вполне готова.

— А мобильный ты тоже от страха отключила?! — почти выплюнул он, угрожающе поднимаясь со стула, на котором сидел, и отшвыривая жалобно звякнувшую гитару.

— Да! Поэтому! — Теперь Женя сменила тон, почти завизжав. — Мне угрожали по телефону, ясно тебе?! Вчера и позавчера, и я уехала туда, в эту гадостную развалюху, понятно? Во что вы еще сумели вляпаться?! И кто мне звонил?!

Кровь постепенно отливала от лица замершего на месте Василия. Казалось, смысл сказанного Евгенией доходит до него медленно:

— Угрожали… — пробормотал он. — Угрожали? Тебе?!

— Я же уже все сказала! — Женя раздраженно пожала плечами.

— Ну-ка быстро рассказывай еще раз, и подробнее!

Он грубо схватил жену за плечи и увлек на диван.

— Ой, не хватай меня так, больно же!.. А что тут особо рассказывать? Я даже не поняла, мужик это или баба… Хрипун какой-то… Сказал: передай своему муженьку, что начнем мы с тебя, его обожаемой женушки…

— Что-о?!

Эту фразу Женя придумывала и продумывала всю дорогу в такси, и именно такой реакции от своего олуха и ожидала.

Ни слова не говоря, она пожала плечами, а Василий бросился к небольшому ломберному столику с маленьким выдвижным ящичком работы позапрошлого века: антиастматические препараты хранились в каждой комнате их квартиры — на всякий случай. И один из них сейчас пригодился.

Женя поморщилась, пережидая, пока муж купирует начавшийся приступ и сможет продолжить разговор. Она уже ни секунды не сомневалась в том, что цели своей достигла. Наверняка супруг знал о тех анонимных звонках, о которых ей в свое время поведал в минуту слабости Мозолевский, рассказывая, как легко и просто на самом деле управлять людьми, поскольку все они ничтожные трусы и у каждого, кроме всего прочего, имеются свои собственные грязные секреты и тайны… Тогда Женя решила, что Мозолевский не гнушается шантажом, но это ее ничуть не смутило. Не смутила ее и последовавшая затем мысль, что наверняка и ее Шмель в подобных делишках тоже участвует.

— Сколько раз тебе звонили? — Василий наконец пришел в себя.

— Я что, по-твоему, считала? — Женя капризно сморщила носик. — Не раз и не два — точно.

— И говорили только то, что ты сказала? Больше ничего?

— Больше ничего… Считаешь, этого мало?!

— Успокойся, Женька… Бедная ты моя, представляю, как ты перепугалась… Суки… Убью!..

— Ты что, знаешь, кто это?.. — Евгения Петровна посмотрела на мужа с неподдельным интересом.

— Кто бы ни был — убью!

На лице Шмелева, вновь начавшем багроветь, заходили желваки, и Женя испугалась, что у него снова начнется приступ.

— Только не нервничай, тебе же нельзя… — Она заботливо коснулась руки мужа. — Ты даже не сказал мне, как съездил…

— Нормально, — буркнул Василий, явно думая о другом. — Вот что… Пока я не разрешу — из дома ни шагу!

— Глупости! — Евгения Петровна, никак не рассчитывающая на такой результат своей выдумки (Ах, ну как же она не подумала о подобной вероятности?!), едва не подпрыгнула на месте. — Ни за что, никогда и ни под каким видом не стану праздновать труса! — гордо заявила она.

— Дурища, ты что, не понимаешь…

— Я все отлично понимаю! Дашь мне охрану — и все дела!.. У меня в городе куча дел, и я не собираюсь бросать их из-за каких-то сук!..

Василий поглядел на сжатые губы жены и на столь хорошо знакомое ему выражение упрямства и злости, появившееся на ее лице, и покачал головой.

— Женька-Женька… Приставлю к тебе Сороку, он профи… Но уж без него из дома точно ни шагу!

Евгения Петровна кивнула с недовольным видом. Тупого амбала Митьку Сорокина по кличке Сорока она прекрасно знала. И ничуть не сомневалась в том, что в случае надобности обвести того вокруг пальца — раз плюнуть.