На следующей картине парижане упихивают в костёр вырывающихся еврейских детей с курчавыми волосами, тогда как аптекарь и его взрослые домочадцы с характерными носами дымятся спокойно в костре, не обращая уже внимания на ухваты и вилы, которыми орудуют парижане.

Далее пытают уже христианскую старуху, которую ростовщик выдал, и она лежит, умирая. У её ног — дьявол, желающий утащить в ад её душу, отягощённую святотатством; у головы — ангел, претендующий на раскаявшуюся душу.

На Кольмарской картине в конце умершую душу оба тащат: один вверх, в рай, а другой вниз, в ад, того и гляди — разорвут.

Г. Вейль говорил, что в наш век за душу каждой отдельной математической теории борются дьявол абстрактной алгебры и ангел геометрии.

К сожалению, я последние годы не могу найти Кольмарскую серию картин или её фотографии — серия Уччелло из Урбино замечательная, но в ней душу не разрывают.

Ещё Цезарь дал яркую характеристику национального характера галлов: претенциозность и стремление к театральности, громкие обещания и беспомощность в деле. Он утверждал, что на галльские обещания защиты Рима от германской угрозы полагаться нельзя: стоит первому немецкому отряду перейти Рейн, как галлы попрячутся в кусты и никак сражаться не будут. По словам Цезаря, галльские воины не способны не только сражаться, но даже просто перейти Альпы: им нужна для этого слишком хорошая пища и слишком хорошее вино, да и то они замёрзнут, не поднявшись ещё до перевалов. Галлы, по Цезарю, готовы подписать любые выгодные им соглашения, но никогда не станут выполнять обещанное. Поэтому он и считал необходимым завоевать Галлию — просто для защиты от германцев.

Между прочим, погиб Цезарь, видимо, из-за того, что он хотел добиться утверждения своего плана войны с германцами: напасть на них с Востока, со стороны России, чего они не ждут. Но воины Рима получили земельные наделы и хотели не воевать снова, а заняться сельским хозяйством, и им пришлось Цезаря ликвидировать.

Весь 1965 год я провёл во Франции в качестве студента Сорбонны. (Моим научным руководителем был Ж. Лере, который слушал мои лекции и впоследствии написал по их мотивам книгу, приложив к ней мою статью в виде дополнения.)

Министерство образования считало эту поездку поощрением, которое необходимо отработать. Так, в 1966 году я на месяц попал в Гвинею, а в 1967 году, также на месяц — в Индию.

Политехнический институт в Конакри столкнулся с трудностями при переориентировке от французского преподавания к русскому: русские профессора не желали следовать бурбакистским учебникам и даже избегали проективных модулей и нормальных делителей, настаивая на собственных числах и преобразованиях. Мне было предложено уравнять требования, что я и выполнил, явившись вскоре по приезде при 35 °C в грозу в гости к гвинейскому министру. Я нарядился для торжественного случая попараднее, с галстуком, но дверь мне открыл министр вовсе чёрный, на котором если и были плавки, то тоже чёрные, так что мы быстро достигли понимания. С тех пор я понял, какую страшную опасность представляет бурбакизм именно для начинающих.

— Я вводил в класс структуру группы, — говорил мне министр, — очень просто: ты будешь е, ты — а, ты — b…

Всё же теперь наши преподаватели стали ближе и к группам, и к кольцам, глядишь — и модули поймут.

На аэродроме в Нью-Дели встретил меня любезный молодой чиновник и поместил в роскошном отеле «Royal». По дороге я видел умиравших на улицах молодых людей: они не добирали вес до 40 кг, при котором брали в армию в Дели, и умирали с голоду, не вступив в армию. Чиновник объяснил мне, что не только отель, но и еда оплачивается министерством.

— Вы даже можете, — добавил он, — пригласить гостя.

Я разыграл непонимание и ему пришлось добавить:

— А ведь гостем мог бы быть и я!

Ближайшие две недели я оставался в Дели, вопреки протестам Бомбея, Мадраса, Бангалора и Дарвара, которые меня вызывали, — кормил чиновника, который и должен был устроить поездку. Но потом K.Л. Зигель, бывший в Тата институте, узнал из «Times of India», что я приехал, и через день я был у него в Бомбее. Замечательная неделя! В первый же день Зигель увёз меня купаться на Джуху Бич (полчаса переполненной электричкой на север от Бомбея). Он утверждал, что сберёг меня от акул.

Математики, пригласившие меня в Цюрих, сообщили мне в Париж, что разрешение выдать мне визу уже неделю как выслано из Берна в Париж в посольство, так что надо сходить в Швейцарское консульство за визой. Я отправился туда с утра и застал очередь человек в сто, передо мной стояла группа усатых молодых людей со значками «Тигры Тамила». Простояв в очереди несколько часов (прямо как в Москве), я добрался, наконец, до нужной каморки, где было три окошка. Неожиданно, мои тигры любезно пропустили меня вперед, и мои документы начала изучать самоуверенная служащая консульства. Она быстро просмотрела свои толстые книги и сказала мне:

— Никаких разрешений на вас не поступало. Если они выслали их неделю назад, то через месяц, вероятно, дипломатическая почта из Берна их доставит: ведь расстояние тут не маленькое. Я здесь сижу, чтобы не пускать таких, как вы.

Вернувшись в свой Университет, где мне предстояло читать лекцию, я заглянул в почтовый ящик в канцелярии и обнаружил в нем письмо из Швейцарского посольства в Париже: «Поступило разрешение выдать вам визу, пожалуйста, зайдите за ней». Письмо было отправлено два дня назад.

На следующий день я снова отправился в консульство. Тигров Тамила не было, и, когда подошла моя очередь (и мне досталось идти к той же самоуверенной девушке), я пропустил следующего за мной в очереди несчастного, а сам пошёл к соседнему окошку, как только оно освободилось. Все документы были на месте и визу мне немедленно выдали.

При подготовке к Всемирному Математическому конгрессу в Киото я был членом Программного комитета, который собирается несколько раз для отбора приглашенных докладчиков. Второе заседание было в Париже, а через неделю после него я должен был быть в Пизе по приглашению Высшей Нормальной Школы, а затем в Риме по приглашению Академии Линчей.

Приехав в Париж, я сразу же отправился в итальянское консульство, но там меня разочаровали: «У вас служебный паспорт; столь важные дела решает посольство, а не консульство!».

В посольстве были вежливее: «Мы немедля вышлем визу, через месяц после того, как вы доставите обращение, подписанное советским посольством».

Отправляюсь туда; тоже вежливы: «Отдавайте, — говорят, — паспорт, мы пошлём его в Москву, через два месяца будет ответ и ещё через три недели мы составим письмо итальянцам».

После этого, не отдав паспорта, я отправился на заседание Программного Комитета (в Коллеж де Франс).

— Что ты грустен нынче?» — спрашивает меня К., председатель Комитета.

Объясняю. Он улыбается и зовёт секретаршу:

— Николь, вот паспорт, сходи в итальянское посольство за визой.

К обеду Николь принесла визу. Я, поражённый, стал учиться её искусству.

— Это так просто, — говорит Николь. — Всё дело в отделе планирования.

— Что за отдел?

— Ну, это в каждом посольстве есть такой, чистая теория матриц!

— Каких матриц?

— Матрица — это таблица с двумя входами. Входы — все государства. В клеточке i,j стоит число визовых неприятностей государства i государству j в прошлом году. Если хотите улучшить отношения — уменьшите число неприятностей, ухудшить — увеличьте. Это они и планируют. На ком реализовать план — чиновнику всё равно. Вот и надо сделать, чтобы у него не было интереса ухудшить на вас!