Ход болезни может также определяться по времени и интенсивности: она рождается, растет, достигает апогея, проходит через решающие стадии, уменьшается и исчезает (в лучшем случае) или ухудшается и губит больного. Врачи-гиппократики пытались выявить эти ритмы.

Общая продолжительность болезни иногда связывалась с циклами времен года. Врачи особенно старались определить и предвидеть кризисы в развитии болезни. Вот определение, которое даст один из них:

«Кризис в болезнях есть тогда, когда они нарастают, слабеют, преобразуются в другую болезнь или заканчиваются».

Таким образом, кризис не имеет отрицательного смысла. Это — знаменательный момент в развитии болезни как в плохую, так и в хорошую сторону. По теории жидкостей, они связываются не только с перемещением виновной жидкости (отстой, очищение), но также с ее качественными изменениями. Чтобы виновные жидкости перестали быть вредными, нужно, чтобы они потеряли свое сырое состояние, были «сварены» в соответствии с процессом, аналогичным кулинарному приготовлению или вызреванию плода на солнце. Врачи называют это варкой. Вот текст, который объединяет одновременно три понятия: кризиса, варки и отстоя:

«Для самых опасных заболеваний изучить все благоприятные варки жидкостей, каково бы ни было их происхождение, критические и хорошие отстой. Варки возвещают о быстроте кризиса и крепости здоровья, тогда как сырые жидкости без варки превращаются в пагубные отстой, предвещают отсутствие кризиса, боли, смерть или рецидив».

Врачи не ограничивались выжиданием признаков, предвещающих эти кризисы, они определили их периодичность.

Их к этому побуждало наблюдение за болотными лихорадками (трехдневные и четырехдневные лихорадки). Но они «придумали» слишком много перемежающихся лихорадок. От их классификации в наши дни частично отказались. Если еще и говорят о трехдневной, четырехдневной и иногда о пятидневной, то о полутерцианной, семидневной или девятидневной лихорадке больше не упоминается.

Особенно они ошибались, неправомерно распространяя периодичность на все болезни и считая, что устанавливают законы, которые вписывались в более широкий контекст антропологии и даже космологии. Теория числа семь была в моде при вычислении критических дней. Вот, например, как автор «Тела» включает ритм болезней в биологический ритм человека, беря за основу период в семь дней, или гебдомаду:

«То же самое относится к болезням у людей: для самых острых болезней дней, когда происходят кризисы и когда люди умирают или выздоравливают, четыре, то есть половина гебдомады; для тех болезней, которые достигают второго периода, это одна гебдомада; для тех, которые достигают третьего периода, это одиннадцать дней, то есть полторы гебдомады; для тех, которые достигают четвертого периода, это две гебдомады, то есть восемнадцать дней, две гебдомады с половиной. Другие болезни не проявляют признаков, показывающих, через сколько дней больной поправится».

Этот семичастный ритм, согласно автору — «необходимость природы». (Сегодня мы бы сказали — естественный закон, определяющий всю человеческую жизнь). «Время человека — это семь дней», — говорит он. Этот автор не единственный поборник семичастной теории в медицинской и философской сфере, и не самый ярый. Эмбриология и этапы роста человека вместе с периодизацией болезни были привилегированной сферой семичастной теории. Автор «Тела» приводит много аргументов, взятых из эмбриологии, для доказательства своей семичастной теории человека: различные части тела формируются в эмбрионе за семь дней; семимесячный плод, достигший точного числа гебдомад, жизнеспособен. Есть еще более странный аргумент: люди, как правило, умирают по истечении семи дней, если они не ели и не пили!

Можно предполагать, что врачи, должно быть, при своих расчетах не останавливались перед подтасовкой критических дней, чтобы подогнать факты к собственным теориям. Сравнение между трактатами «Тело» и «Прогноз» очень поучительно на этот счет. Вот картина лихорадок, согласно «Прогнозу»:

«Лихорадки имеют кризисы — когда больные выживают или умирают через одно и то же количество дней. Самые неопасные лихорадки, протекающие в соответствии с самыми благоприятными признаками, прекращаются на четвертый день или раньше. Самые же злокачественные и дающие самые опасные признаки убивают на четвертый день или раньше. Так кончается первая атака. Вторая ведет к седьмому дню, третья к одиннадцатому, четвертая к четырнадцатому, пятая к семнадцатому, шестая к двадцатому. Таким образом, это атаки, которые сложением четырех с четырьмя кончаются за двадцать дней. С первого дня нужно быть внимательным, проводить обследование каждую тетраду, которая прибавляется, тогда вы не ошибетесь в обороте, который примет болезнь».

Подсчеты критических дней в двух трактатах идентичны за небольшим исключением. Из пяти сравниваемых периодов первые четыре имеют то же число дней (4, 7, 11, 14), только последний период имеет восемнадцать дней у автора «Тела» и семнадцать — у автора «Прогноза». Какой бы незначительной ни была эта разница, она обнаруживает различие в способе счета. Для автора «Тела» единица меры — это гебдомада (число 7), для автора «Прогноза» — тетрада (число 4). Восемнадцатый день соответствует двум с половиной гебдомадам, семнадцатый день соответствует пятой тетраде.

Другие выбирают иной способ подсчета, беря за основу четные и нечетные дни. «Нужно особенно остерегаться нечетного числа, так как именно в эти дни изменяют состояние больных в одном или другом направлении», — говорит один врач. В таком подсчете первым критическим днем является не четвертый день, а третий! К тому же один врач считает, что у одинаковых заболеваний кризис наступает в четные дни, а другой, что в нечетные.

Все эти врачи, несмотря на иногда очень разную ориентацию их медицины, старались обнаружить порядок в кажущемся беспорядке патологических явлений. Слово «cosmos» в смысле «порядок» употребляется автором «Прогноза» как раз для определения развития болезни. Таким образом, ход болезни подчиняется в самых благоприятных случаях математическому расчету. Число (arithmos) как бы руководит последовательностью критических дней в развитии болезни, а также в нормальном росте эмбриона и ребенка. В этом смысле тоже можно сказать, что не существует различия по природе между нормальным и патологическим.

Когда врачи-гиппократики занимаются вычислением счастливых и роковых дней в ходе болезни, их исследование уходит корнями в очень древнее верование, согласно которому определенные дни бывают счастливыми, пагубными или нейтральными. Гесиод, который был почти современником Гомера, заканчивает свою поэму «Труды и дни» описанием благоприятных и неблагоприятных для человека дней месяца. Он считает, что этим знанием владеют только избранные: «Один хвалит один день, другой — другой, но немногие знают». По Гесиоду три первых знаменательных дня месяца — это первый, четвертый и седьмой, а это соответствует первым критическим дням болезни у авторов «Прогноза» и «Тела». Совпадение частичное, так как другие дни не соответствуют, но оно заслуживает внимания. У поэта это обозначение связано с божеством: это священные дни, принадлежащие Зевсу. Врачи без всякой ссылки на божественное пытаются рационально постичь патологические явления в соответствии с законом чисел.

Врачи принимают участие в рационализации и даже математизации осязаемого мира, самыми известными представителями которых были пифагорейцы. В том значении, которое гиппократики придавали числу, можно было бы увидеть влияние пифагорейства на медицину. Действительно, теория мира, которая включает подсчет критических дней, иногда обращается к первоисточникам реального математического и музыкального знания. Описание критических дней явно ссылается на теорию гармонии: