— Гуууу! — язвительно расхохотался Ясек.
Магда спала, вскинув кверху лапки, крепко сжатые в кулачки.
— Пожалуй, я ее распакую, чтоб не вспотела, — сказал Анджей и принялся разворачивать блинчик.
Его сестра открыла глаза, голубые, как камушки в дешевеньких кустарных колечках.
— Какая прелесть! — простонала Агата.
— «Пре-е-елесть»! — передразнил ее Ясек.
Я готова была швырнуть в него подушку.
Магда потянулась и замурлыкала как котенок.
— Что она сказала? — спросил Ясек. — Надеюсь, что-нибудь приличное!
Анджей засунул руку под пеленку.
— Описалась! — спокойно сказал он, а потом добавил с легким поклоном в мою сторону: — Прошу прощения…
— Ну, знаешь, я уж предпочитаю своих сестриц! Честное слово! — не выдержал Ясек.
— А я не жалуюсь, — обиженно заявил Анджей. — Я мою сестру очень люблю.
Своей огромной ручищей он приподнял крошечные Магдины ножки и ловко сменил пеленку.
— Видали, как я навострился это делать? — похвастался он, заметив наше немое удивление. — На высоком профессиональном уровне! Школа пани Шпулек.
— Послушай, Анджей, — умоляюще попросила Агата. — Можно, я сменю пеленки, когда она в следующий раз намокнет?
— А ты ей ничего не сломаешь?
— Что ты, я столько раз видела, как это делается.
— Ну ладно… — после некоторого колебания согласился Глендзен. — Только очень осторожно!
Анджей разгладил пеленку на животике малютки. Магда беспокойно зашевелилась.
— Похоже, что это уже случилось… — озабоченно сказал Анджей. — Прошу прощения, — снова поспешил он извиниться передо мной.
— Уже? — воскликнул Ясек, не отрываясь от своей афиши. — Это она у тебя так и работает без перерыва? Не-ет, жениться я, может, когда-нибудь и женюсь, но детей у нас не будет, — решительно заявил он. — Меня с души воротит, когда я на все это гляжу. А потом деточки вырастут и хлопот только прибавится. Я, например, ни за какие блага в мире не согласился бы оказаться на месте нашего папы. Если б я был своим отцом, я бы утопился.
— Анджей, а ты не ревнуешь маму к этой малышке? — спросила я.
— Ну что ты! — оскорбился Анджей. — Нисколько! Да и мама все время говорит, что мы для нее одинаково дороги!
— Еще бы, — вмешался Ясек. — За обоих ломаного гроша в базарный день не дадут.
— Чего ты сегодня ко всем цепляешься! — вспылил Анджей. — Что ни скажешь, все тебе не по вкусу!
Он протянул Агате чистую пеленку.
— Ну, давай. — И добавил с некоторой опаской: — Смотри, поосторожнее! Если ты ей что-нибудь сломаешь…
— Не бойся, ничего я ей не сломаю! Скажи только, с чего начинать.
— А ты сама не можешь сообразить, балда? Сначала нужно вытащить мокрую пеленку.
Ясек исподлобья посмотрел на расплывшееся в блаженной улыбке лицо Агаты.
— Уммм… — процедил он сквозь зубы.
Вскоре Магда была вновь упрятана в розовое одеяльце. Анджей решил, что пора отправляться домой.
— Воображаю, что будет, если мама вернется раньше нас, — сказал он. — Не хочешь нас проводить, Агата?
Агата, разумеется, хотела. Когда они ушли, Ясек поднялся с пола и, вытирая грязную кисточку носовым платком, иронически заметил:
— Глендзен у нас настоящий Дон-Кихот. Рыцарь Печального Образа!
— С чего ты взял? Не похоже… Дон-Кихот сражался с ветряными мельницами, а Глендзен — обыкновенный парень, разве что немного получше других.
— Немного получше… — повторил Ясек. — Плохо же ты разбираешься в людях, сестрица. Глендзен в сто раз лучше других.
— Тогда зачем ты вечно к нему пристаешь?
— Сам не знаю, — честно признался Ясек. — Но ты не думай, если дело дойдет до чего-нибудь серьезного, я… я за него в огонь и в воду!
Подойдя к окну, Ясек посмотрел вниз.
— Идут, — сказал он. — Анджей тащит младенца, а наша Агата скачет вокруг них как собачонка на задних лапках.
Помолчав немного, он как-то неуверенно спросил:
— Ты знаешь, от кого она получает цветочки?
— Нет. А ты?
— Знаю. — ответил Ясек.
— От кого же?
— А ты ей не скажешь?
— Не скажу.
— Честное слово?
— Честное слово.
Ясек ткнул пальцем в окно.
— От него.
— От Глендзена? — недоверчиво переспросила я. — Ой, ты чего-то путаешь…
— А вот и нет! Я точно знаю. Мне самому иногда приходится эти цветы засовывать ей в сумку, если Анджей в школе не успевает. Поэтому я и сказал, что он Дон-Кихот. Романтик. Вообразил, что в жизни ему предстоит совершить невероятные подвиги. У нас в классе не я один — все его понемножку донимают. И, наверно, другие тоже толком не скажут почему. Однажды я над этим задумался, и знаешь, к какому пришел выводу?
— К какому?
— Мне кажется, всякий норовит подколоть Глендзена только потому, что иначе пришлось бы им восхищаться. А это вроде бы глупо — восхищаться своим одноклассником! Если б он был ученый, открывший сыворотку против полиомиелита, или космонавт, или хотя бы девчонка, вытащившая троих малышей из горящего дома, тогда другое дело. А Глендзен вдобавок постоянно усложняет нам задачу. Представь себе, что его вызвали, например, по математике, а он стоит у доски и ни бе, ни ме. Как тут прикажешь быть? Заслуживает он в эту минуту восхищения?
— Ну, это ты загнул, Ясек!
— Только, пожалуйста, не вздумай меня переубеждать! — испуганно воскликнул мой брат и на всякий случай удалился в ванную отмывать кисти.
Примерно через час пришла Агата. Щеки у нее горели, она явно была чем-то взволнована.
— Что случилось? — спросила я. — Пани Глендзен вернулась домой раньше времени?
— Нет. Ничего не случилось! Ровным счетом ничего.
Я подумала, что, может быть, Анджей признался насчет маргариток, но об этом она бы, пожалуй, сама доложила, не дожидаясь расспросов. Я с тревогой посмотрела на сестру. Она это почувствовала.
— Я же тебе говорю: ничего не случилось! — раздраженно повторила Агата и наклонилась над Ясеком, который уже заканчивал афишу. — Неплохо у тебя выходит! — сказала она и, повернувшись на каблуках, выскочила из комнаты.
Свою тайну Агата раскрыла только на следующий день. Утром, перед уходом в школу, она забежала ко мне и, положив на одеяло адресованный Ане белый конверт, смущенно сказала:
— Понимаешь, когда вчера ты спросила, что случилось, я просто не знала, как тебе рассказать! Если хочешь, прочти письмо. Я написала обо всем Ане. Но я не собираюсь это от тебя скрывать! Только прочтешь, когда я уйду, ладно?
Я сгорала от любопытства и, не в силах дождаться этой минуты, нетерпеливо подгоняла Агату:
— Иди скорей, опаздываешь! Гляди, Ясек уже убежал! Почему ты такая копуха? Сколько можно торчать в ванной?
Около восьми Агата снова зашла ко мне. Она была аккуратно причесана, и нос у нее блестел меньше обычного.
— Нагнись! — попросила я.
Поцеловав Агату в щеку, я убедилась, что мои подозрения не лишены оснований. От моей сестры пахло пудрой.
— Ты что, рехнулась?
— Так уж сразу «рехнулась»! Попудриться нельзя…
— Немедленно вымой лицо, Агата! Так ты в школу не пойдешь!
— Сейчас вымою… — с досадой сказала она. — Но когда ты прочтешь мое письмо, ты поймешь, что я уже почти взрослая!
— Может, и пойму, только даже почти взрослой девице ни к чему пудриться перед школой. Всё! Больше мне сказать нечего.
— Слава богу… — пробормотала Агата.
Через минуту входная дверь с грохотом захлопнулась, а я вытащила письмо из конверта.
Дорогая Аня!
Пишу тебе, потому что сегодня в моей жизни произошло необыкновенное событие, о котором я не могу никому рассказать — слова застревают в горле. Наверно, ты догадываешься, что в этой истории не обошлось без мальчика!
Ты права! Этот мальчик учится со мной в одном классе. Он мне нравится, но никогда раньше мне и в голову не приходило, что я могла бы… ну, ты понимаешь… могла бы в него влюбиться, или что-то в этом роде. А вчера впервые об этом подумала! Я тебе подробно опишу, как это случилось. Он был у нас в гостях вместе со своей сестренкой. Ей три недели, и она просто прелесть. Когда они собрались уходить, Анджей предложил, чтобы я проводила их до дому. Я согласилась, потому что эта малышка мне в самом деле очень нравится. По дороге нам попался навстречу одни парень из нашего класса, Раймунд Чапский. Увидел он нас, остановился, присвистнул и завопил:
— Пани и пан Глендзен, какая встреча! А я и не знал, что у вас уже появился наследник!
Раймунд вообще ужасное хамло. Он может отколоть такой номер или такое ляпнуть, что иной раз просто теряешься и не знаешь, как себя вести. Но Анджей не растерялся. Он сказал:
— Советую тебе, Раек, приберечь свои шуточки для конкурса сатириков. И мотай отсюда, понял?
— «Мотай отсюда, мотай отсюда»! — передразнил его Раймунд. — Даже не подумаю. Вашей светлости не нравятся мои шутки, да? Что ж, может, тебе это больше придется по вкусу! — и сунул ему под нос свой кулачище.
Анджей нес сестричку, а с грудным ребенком на руках, сама понимаешь, в драку не очень-то полезешь. Поэтому он осторожно передал девочку мне.
— Постереги ее, — сказал он. — И гляди, чтоб не вылетела из одеяльца…
Я прижала к себе Магдусю, а Анджей засучил рукава свитера и рявкнул, точно злющий цепной пес:
— Кулак мне твой тоже не нравится! И вообще рекомендую на будущее шуточки насчет Агаты держать при себе!
Раек бросил окурок — я забыла тебе написать, что он курит, — придавил его каблуком и волком посмотрел на Анджея.
— Уж это извините! Я что захочу, то и буду делать, а вы мне не указ, пан Глендзен!
Тогда Анджей, не глядя на меня, как крикнет:
— Отойди, Агава!
И рубанул Раека по руке. Тот сразу разжал кулак. Я попятилась. Сердце у меня бешено колотилось, я боялась, как бы оно не выпрыгнуло. Впервые в жизни из-за меня дрались! Из-за меня — понимаешь?
Не знаю, что случилось: то ли я слишком сильно прижала к себе Магдусю, то ли в ней неожиданно пробудились родственные чувства, но она вдруг заверещала не своим голосом. А Анджей продолжал драться с Раеком, не обращая внимания на вопли сестры. Не знаю, чем бы дело кончилось, если б не наш участковый. Мы его прозвали Летучим Голландцем, потому что он всегда появляется, когда его совсем не ждешь, и так же внезапно исчезает.
Летучий Голландец схватил Раймунда за воротник нейлоновой рубашки, которую этот болван, придя из школы, нацепляет на себя в любую жару. Анджей, вовремя заметив опасность, успел отскочить в сторону.
— Что здесь происходит? — спросил Летучий Голландец.
— А что, пан начальник, ничего! — сказал Раек, почти повиснув в воздухе. — Обменялись парой слов с приятелем, вот и все.
— Я тебе покажу пару слов! Своих не узнаешь! — сказал Голландец не слишком любезным тоном.
Похоже было, Раек со своими проделками уже здорово ему надоел.
Потом он мрачно посмотрел на Анджея:
— А ты чего с ним связываешься?
Сестра Анджея вопила так, словно с нее заживо сдирали кожу. Летучий Голландец повернулся ко мне и сначала молча открыл рот от удивления, а потом спросил:
— Откуда у тебя этот ребенок?
Я посмотрела на Глендзена. Он вытер рукой нос и сказал:
— Это мой ребенок, пан участковый! Моя сестра! Я ей только дал подержать.
— А-а-а! — сказал тогда Летучий Голландец и пошел, уводя с — собой совсем скисшего Раека.
Анджей взял у меня Магдусю.
— Тихо, балда, прекрати реветь! — сказал он.
И представь себе, Аня, она замолчала! Я проводила их до самой квартиры. Пани Глендзен, к счастью, еще не вернулась, и Анджей побыстрей уложил Магду в кроватку, чтобы мама ни о чем не догадалась. Я шла домой и вспоминала все, что произошло! Это, оказывается, здорово приятно — знать, что есть человек, который готов броситься на твою защиту, не побоявшись громадных кулачищ такого вот Раека!
Пока я стояла и смотрела, как Анджей дерется с Чапским, я поняла, что теперь могу считать себя уже совсем взрослой — из-за какой-нибудь сопливой девчонки Анджей не сказал бы Раеку: «Мотай отсюда», только потому, что тот отпустил глупую шуточку. Я не сомневаюсь, что Анджей Глендзен необыкновенный человек. Во всех отношениях! Никто из наших мальчишек ему в подметки не годится.
Я не знаю, кто каждый день засовывает в мою сумку букетик маргариток, но мне совсем не хочется, чтобы этот человек оказался лучше Анджея! И поэтому я решила, что наконец-то влюбилась!
Как ты думаешь, можно считать, что вчерашний поступок Анджея о чем-нибудь говорит, или нет?
Мне кажется, что можно. Но когда я начала вспоминать все заново, мне вдруг стало жаль пани Глендзен. Сама посуди: когда она вернулась домой и увидела, как ее дочурка сладко спит в своей кроватке, она, наверно, очень обрадовалась, что Анджей такой хороший и заботливый брат. И ей никогда не узнать, что трехнедельная крошка принимала участие в настоящей драке!
Кончаю, потому что уже поздно, и мама гонит меня спать. Целую тебя крепко!
Агата.