Громадный кобель — вожак, один изо всех наблюдал за происходящим и будто готовил чужака к схватке с ним. Она станет последней. Свора лишь веселится. Прикончит добычу главный, самый сильный — пес из псов… Он наблюдает за сворой, не сводя глаз с человека. От его внимания не ускользало ничего.

Волков искал хоть какую-нибудь палку, камень, чтобы швырнуть в собак. Но тщетно. Усольцы, не без его приказа на то, содержали территорию села в идеальном порядке.

Михаил Иванович следил за вожаком, понимая, если бросится он — стае нечего будет делать.

Человек заорал от страха, когда в глазах кобеля заметались красноватые огни. Он изогнулся, ощетинился, приготовился к прыжку. И Волков с визгом помчался к реке, забыв о ледоходе.

Свора бежала лениво, не желая пропускать редкого зрелища.

Волкова нагонял вожак.

Человек бежал суматошно размахивая руками, спотыкаясь о собственный страх, крича визгливо.

Пес мчался за ним легкими, сильными прыжками. Он словно летел в ночи за своею добычей и ничуть не сомневался в успехе. Его глаза горели, клыки обнажены, напряжены грудь и лапы. Казалось, он улыбался. Свора, замерев в восторге, следила за ним.

У человека все лицо было мокрым. То ли от пота, то ли от слез.

Внезапная слабость, навалившаяся на него в селе, была изгнана животным страхом за свою жизнь. Он мчался, обгоняя собственный крик. Но этого было недостаточно.

Пес уже был рядом и глянул на свою жертву торжествуя, наметил, как взять добычу, свалить ее. Он изогнулся для прыжка. Последнего, сильного, сшибающего.

Человек побежал к берегу, задыхаясь от гонки и ужаса, закрыл лицо руками, приготовился броситься в ледяное месиво. Уж лучше так, чем от зубов собаки. И вдруг услышал, как совсем рядом подрезала льдина кусок берега.

— Трезор! Ко мне! — донеслось до слуха внезапное. И вожак, уже прыгнув к Волкову, перевернулся через голову, плюхнувшись о землю животом. Он заскулил от боли и тихо пополз на голос хозяина, повизгивая виновато, вытравив, вырвав из себя зверя, в секунду стал послушным псом.

— Кого ты там гонял? Кого поймал? А ну! Показывай! — услышал Волков голос Пряхина и онемел от ужаса.

Александр шел с фонарем, громыхая сапогами. Когда увидел Волкова, не сдержался, сплюнул зло, выругался по-черному:

— Тебе что, делать не хер, с собаками вздумал беситься по ночам? Иль дня не хватило? Чего спать мешаешь?

— Я не хотел. Поссать вышел. А они на меня напали и обратно в столовую уже не пустили. Чуть не сожрали, — жаловался Волков.

— Они говно не едят. Так что зря переживал. Погоняли. Это верно. И правильно делали.

— Я тоже не по своей воле здесь остался. Если бы не ледоход, дома был бы.

— Тебя сюда никто не звал.

— Это моя работа. Я должен здесь бывать. Не по прихоти.

— Заткнись! Уж я твою работу знаю, паскуда! Кто ее на себе не испытал? Кому ты не напакостил? Да таких, как ты, убить не грех.

— Воспользуйся! Что ж, сейчас твой верх. Все козыри у тебя, — вздохнул Волков и добавил:

— Будь я на твоем месте, шанс бы не упустил…

— Ты что ж, меня с собой сравнил? Вот пакостный гад! Да я с тобой не то рядом дышать, под одним небом быть не захочу. В свое время. А теперь, давай, шевели ногами шустрее! Покуда их псы не откусили.

— Куда? — взмок всем телом Михаил Иванович.

— А у тебя есть выбор? — усмехнулся Пряхин остановившись.

— Нету, здесь ничего нет, — развел руками, вздохнул тяжко.

Они пошли по темной, сонной улице. Гуськом. Пряхин, Волков,

Трезор.

Свернув к дому, Александр открыл калитку. Волков, потоптавшись, нырнул в нее тут же.

— Входи, — открыл хозяин дверь в дом, и предупредил:

— Обувь сними. И тихо, чтоб не будить моих.

Сам вышел за перегородку, разбудил Елену. Та вышла на кухню.

— Накорми и найди ему место, — сказал жене без долгих объяснений и вышел привязать Трезора.

— Простите меня за беспокойство, — извинился Волков перед хозяйкой.

Та внимания не обратила на его слова. Накрывала на стол.

— Пошли умоешься, — предложил Пряхин гостю. И добавил:

— И хозяйка успеет управиться.

Волков умывался во дворе под рукомойником, раздевшись до пояса.

Сашка добавлял воды, молча подал полотенце. Пока гость ел, хозяин курил молча. Потом указал ему на раскладушку, застеленную возле печки.

— Ложись. Спокойной ночи, — пожелал Пряхин и ушел к своим— в спальню.

«Я-то рассчитывал, что он меня, в лучшем случае, в столовую вернет. А он, вон как решил, — обдумывал Волков. — Наверно, уважает власть! Хотя, кой к черту! За что? Но тогда зачем привел, накормил, пригрел? Пожалел? Этот пожалеет… Хотя, мог столкнуть в реку. В лед! Даже не сам. Собака справилась бы. Но не стал… Может испугался? Но чего? Где свидетели? Да и подтолкни он меня на глазах всех усольцев — никто бы и пальцем не пошевелил, чтоб меня выручить. А вот ему бы помогли. Это как пить дать. И не задумались бы», — вздрогнул Волков. Но, как же теперь он выкрутится перед ссыльными, что меня принял? Они ж его с говном сожрут. Никто меня принять не согласился. С-суки», — ворочался Волков, не мог уснуть.

За стенкой слышалось похрапыванье Пряхина.

«Вот тип, уже дрыхнет. И ничто его не грызет и не точит. Значит, не о чем беспокоиться. Нет грязи на душе, — начали слипаться глаза человека. Но едва стал засыпать, собачья пасть в самое лицо всеми клыками оскалилась. Глаза красные. Рычит глухо, зло. И вдруг, словно наяву, сказала человечьим голосом:

— Дерьмо!

Волков замахнулся кулаком на пса, прогоняя его от себя, и свалился на пол с раскладушки с грохотом.

— Чего ты тут не угомонишься? — выскочил Пряхин из спальни, протирая глаза.

— Дурной сон увидел. Прости, что нашумел.

— Отбрось все. Спи. Забудься, — понял Александр и вернулся в спальню.

Утром, когда Волков проснулся, хозяева уже ушли на работу. Дети отведены к бабкам.

На кухонном столе, стоял приготовленный для него завтрак. Картошка, капуста, почищенная селедка, грибы, кружка молока и хлеб.

«Даже об этом не забыли, — покраснел Михаил Иванович. И приметил записку.

«Вашу одежду надо привести в порядок. Пока носите то, что лежит на стуле, около вас. Ешьте. Спите. В обед жена покормит вас».

Волков быстро оделся. Поел. И чего за ним не было — сам помыл за собой посуду. Он решил никуда не выходить из дома Пряхина, дождаться, пока река очистится и можно будет вернуться домой.

В обед действительно пришла Елена. Повозившись немного у плиты, накормила Волкова и, не присев, ушла на работу.

Волков перелистал старые газеты. До вечера извелся от безделья. А поэтому, обрадовался возвращенью с работы семьи.

Пряхин сразу взялся рубить дрова, носить воду. Жена у плиты кастрюлями гремела. Дети взялись за игрушки. Никто из них не обращал ни малейшего внимания на Волкова, словно его здесь и не было.

Михаил Иванович вышел во двор.

— Может, я чем помогу? — предложил хозяину. Тот, глянув, головой качнул отрицательно, ответил смеясь:

— За вынужденный постой не беру!

— Давай мне чем-нибудь заняться. Иначе тут прокиснуть можно!

— Подруби дров на завтра! — подал ему топор Пряхин и пошел в сарай, убирать у коровы, дать ей сена.

Волков рубил дрова, не оглядываясь по сторонам. А по улице мимо дома шли усольцы. Удивленно головами качали.

Михаил Иванович, не замечая их, складывал дрова в аккуратные поленницы, топор звенел, пел в его руках, будто рисовал, расписывая чурбанки на поленья.

— А руки-то у тебя — золото! И сноровка есть! Смотри, как здорово получается! Я думал, ты ни хрена делать не умеешь! — не сдержался Пряхин.

— Это почему! Я ж всю жизнь в деревне прожил. На Брянщине. У нас все мужики с малолетства в лесу работали. И я с семи лет отцу помогал. Вилку в руках годам к пятнадцати научился держать правильно. А топором махать — когда и под носом не просохло, — признался Волков и, махнув топором, рассек полено точно пополам.

Пока Пряхин убирал в сарае, носил воду, Волков чуть не под крышу поленницу вывел. Нарубил щепок на растопку. И, попросив у Лены метлу, подмел двор, ни единой соринки за собой не оставил.