— Пахан, кенты возникли! Из Брянска. Потрехать с тобой хотят! — заглянул в комнату Король.
Пахан с Калкой заторопились к законникам, каких не видели много дней. Успели соскучиться и пережить за них.
Капка тут же подскочила к Глыбе:
— Задрыга! Кентуха! Сто лет, сто зим тебя не видел! Как тебе дышится?!
— Слиняли из предела. Мусора выдавили! Сели на хвосты! Едва оторвались! — выпалила Капка одним духом.
— Мы тоже чуть не влипли на лягавых! Кто-то стукнул, что мы в Брянск возникнем, и нас пасли! — открыл рот Хайло.
— А не хрен было мусорам на копыта сморкаться! Вот и взъелись, как на паскуд! — перебил Глыба кента.
— Захлопнись! — отмахнулся Хайло и продолжил, присев к окну.
— Нет, пахан, ну кто б такое стерпел, вякни? Сидим в купе, кайфуем. Вдруг лягавые возникли в дверях. И ксивы требуют. Я им ботаю, что нас уже проверяли на станции и в вагоне. Сколько можно людей трясти? На всяком километре, что ли? Они мне в мурло:
— Сколько надо, столько будем проверять.
— Ну, а с нами в купе баба ехала. На тот момент в гальюн отлучилась. И на столе ксивы оставила. Я не глянул и сунул их ментам. Они смотрят, вижу, шары на лоб лезут. И спрашивают:
— Ваш ли это паспорт?
— Я, понятно, вякаю, мол, чей же еще, мой! Они и вовсе нюх посеяли и опять колят.
— Что-то непохоже! Откуда у вас шерсть взялась?
— Ну, вякни, пахан, не задели меня? Я им и рубани, мол, когда я от вас сорвался, ощипали со всех концов, как лидера! К вам загреми, не то без шерсти, безо всего вылетишь и забудешь, кем на свет появился! Они опять прикипаются, почему у меня по ксивам наличность человечья, а в натуре — зверская? Я и ботни, потому, говорю, что вас увидел! Враз и озверел! Тогда они хохотать стали, отчего-то веселые прихиляли. И велят с ними пройтись в отдел — на станции. Я им в ответ:
— Ничего там не посеял! Они грозят, что силой поведут. Я их родителей по всем падежам вспомнил. А тут эта баба вернулась. Хвать за свою ксиву. Только тут до меня доперло! Дал им родную! Нюхайте, лижите ее в зад! Но их уже затравило! Уперлись, мол, я лягавое достоинство оскорбил. Материл в общественном месте при исполнении служебных обязанностей! Это с каких пор у них достоинство завелось? Статью мне клеют за то, чего нету! Ну я и взъелся. Глыба влез. Не то б я им!.. Он им стольник дал, чтоб достоинство залить. Они и смылись, довольные, что сорвали на похмелку! Хари с перепою синие были! А в карманах — ни шиша, вот и промышляли по вагонам! Как обломилось, вмиг про достоинство и службу свою собачью мозги посеяли. В пивнушку похиляли.
— Кончай базар, Хайло! Не залупайся с мусорами! Сколько горел на них, никак не завяжешь! — поморщился Шакал и спросил:
— Как с Сивучем? Что с «зеленью»?
— И не коли, пахан! Их держали, как живца — на приманку, чтобы нас попутать в хазе. Секли все подходы. Ну, мы ночью возникли. Прежде чем в хазу нарисоваться, проследить вздумали и засекли троих ментов. Они на вассере стояли. Как быть? Тут- то нас и выручил Глыба, — рассказывал Мельник.
— Сиганул в кусты. С сумкой. Вскоре бабой вырядился. Свой везучий рыжий парик на кентель натянул. Сбрую эту напялил. И все, что полагалось. Взял у нас сумку с харчами, какую к пацанам везли. Велел вблизях быть на всякий поганый случай, а сам вышел на дорогу и хиляет к хазе и блажит:
— Родной! Кролик! Зайчик мой! Почему не встречаешь меня, свою козочку?
— У меня со смеху портки стали мокрыми! — сознался Мельник, а Хайло продолжал:
— И чем ближе к хазе, тем громче вопит.
— Котик мой! Я иду! Где ты прячешься? Я уже близко! Выходи, встреть свою лапушку! — хохотал Хайло.
— Ну, ему навстречу лягавые вылезли. Глыба, как завизжит бабьим воем, если б не следили за ним, поверили б, что петушат кента.
— Еще чего? — взвился Глыба.
— Короче, прижали они его к стене, давай колоть:
— Кто такая? Откуда? Зачем сюда нарисовалась? А Глыба им верещит:
— В полюбовницах всю жизнь состою! Навестить пришла хохолька своего, как он тут дышит без меня? Вот ему пожрать принесла да выпить! А что такого? Всю жизнь хожу, никто не воспрещал!
— Они ему, мол, убирайся отсюда! Бандитов мы здесь ждем! А ты тут со своими шашнями! Проваливай обратно.
— Глыба как заплакал! За что же, мол, напасть такая! Ехала к мужику, а его с родного дома не пускают и к нему не зайти! Может, его убили и глянуть не дают!
— Короче! Разрешили зайти ненадолго! Тут уж я постарался! Стол накрыл! Водки пять бутылок. В одну — сонного подмешал. И пригласил лягавых пообедать с ними. Вначале отмазывались. Но я их уломал. Угостил до усеру всех. Когда захрапели, я старика и пацанов шустро вытолкал из хазы. Бегом на поезд. И поехали. Оторвались от лягавых, — закончил Глыба.
— Где же теперь твой козлик с кроликами канает? — спросил Шакал.
— Далеко уволок их. В самую что ни на есть Грузию. В Батуми их оставил. Домишко купил недорогой. Сад при нем, чтоб было где «зелени» заниматься. Рядом с морем. И, главное, никаких ментов поблизости. Все тихо и спокойно. Они все довольны новым местом.
— Как пацаны? — перебила Капка.
— Петька здорово подрос! Много усвоил. Одно хреново, руки липкие. Не может пройти, чтоб что-нибудь не стыздить. Взял с собой в универмаг. Прибарахлить хотел. Но ничего подходящего не увидел. Вышли, а у него — полные шкеры барахла. Он из-под прилавка тыздил. Я когда его тряхнул, хотел ему вмазать. Чтоб не позорился! Но куда там? Он мою клешню перехватил и удержал, зараза! Да и другие не легче. Эти тоже промышляют уже. Они в Брянске фартовали потиху. Не бедствовали. Щипали торговок всюду. Приспособились кассы стричь. Пока кассирша, открыв хавальник, с кем-то трехает, пацаны из-под носа выручку стригут. Они одеты и обуты, как паханы! Харчей было — завались! Во, паскуды! А мы за них ссали! Я такого не хавал, чем они кладовку забили! Одни декальтесы! Всяких вин, водок, коньяка, больше, чем на складе!
— Кайфовая зелень! — похвалила Капка и с гордостью глянула на пахана.
— Щипачи! — сморщился тот брезгливо.
— А дом мы купили за их бабки! Они сами заплатили! И просили о том Задрыге вякнуть, что у малины теперь своя хаза имеется! Кайфовая! У моря! На юге! В тепле, где фруктов — прорва!
— То-то! Знай наших! — глянула Капка на Шакала подбоченясь.
— Шпана, — скривился тот.
— Может, попросимся к ним на месячишко? — не выдержал Король и добавил:
Если отсюда попрут, деваться станет некуда!
— В гастроль махнем! Здесь долго не приморимся. Вас ждали! Недолго, конечно. Но как вы с кентами встретились? — вспомнил Шакал.
— В Москве кенты им вякнули где нас шмонать? Да только они собрались к нам, а мы уже вернулись. Сявки вокзальные свели нас! Так что если бы не встретились, фартовые знали этот адрес, кенты брякнули его на всякий случай. Нашмонали бы без проколов. Сам секешь, наша почта пашет без отказу, — смеялся Глыба, разгружая из карманов сладости для Капки. Та повизгивала от удовольствия. Она уже забыла минувшую ночь, все страхи пережитого остались позади, в прошлом. О них никто не хотел вспоминать.
— Слушай, Глыба, вякни, с какого понту лягавые тебя к Сивучу пустили? — осклабился Хайло, хитровато прищурясь.
— Когда заблажил, что козлика убили, — улыбался фартовый.
— Они и вякнули, отваливай в хазу, зырь своими шарами и тут же линяй оттуда! Но я, как возник, так хрен меня выкуришь!
— Сивуч, небось, обомлел, узнав, какая у него полюбовница завелась? — смеялся Король.
— Смекнул враз. Но лягавые, тоже не пальцем сделаны. В хазу следом нарисовались. Глянуть, как Сивуч на меня позырит? Тот и повис на грудях. Как брошка. И тоже заголосил:
— Милашка моя кучерявая, пышка сдобная, подушенка любая! Вишь, как люди разлучают нас с тобой, краюшечка моя! За что такая напасть в стари, уж и не ведаю! Всех сродственников— детей моих, напугали в усмерть. Боятся во двор до ветру выйти. Испозорили меня на весь белый свет перед родней! Как я им в глаза гляну? Ведь когда помру, окромя тебя, никто за гробом моим не пойдет и не оплачет. А все эта милиция. Житья от ней, окаянной, нету. Бандитов ищут, нас голодом иссушили. Если б не ты, подохли бы все! — скопировал Глыба голос Сивуча, кенты хохотали, держась за Животы.
