— А как же я найду тебя, моя фея? — подал голос Король.
— Слушай, кент, отвали от нее! Не нарывайся! Кончай флирт, завязывай шашни и не заводи меня! — подошел к нему Паленый, загородив собою Задрыгу.
— Я должник! Я потрафлю!
— Сваливай, Король! Эта мамзель не про твою честь! — прорезалась ревность у Мишки. Шакал, услышав, не стал вмешиваться.
— Капитолина! — позвал Король. И спросил напрямик:
— А ты, что скажешь?
Задрыга сделала изящный реверанс и тонким голоском прощебетала:
— Спокойной ночи, Король!
Капка услышала звук воздушного поцелуя, посланного медвежатником, и обрывок брани, брошенной Мишкой.
Девчонка ликовала…
Шакал, глянув на дочь, спрятал смех в жесткую ладонь. Он понял все и не стал обрывать Капку. Ведь и самого когда-то не обошла весна, жаль, что она была слишком короткой.
Пахан весь следующий день подыскивал малине подходящую хазу. И нашел. На улице Гоголя. Снял два особняка. Неподалеку друг от друга.
Выбрал эту улицу не случайно. Движение машин по ней было перекрыто из-за ремонта дороги. А все подходы к особнякам просматривались издалека.
Ночью эта окраинная часть города не освещалась. Пройти сюда мог лишь тот, кто жил здесь, знал в лицо каждую канаву, открытый люк, всякую трубу, торчавшую из земли, яму— переполненную грязью и стоками из городской канализации.
Чтобы выбраться отсюда не измазавшись по уши, надо было перейти на улицу Пушкина. Не менее горбатую и неухоженную. Пройдя вдоль заборов с километр, спуститься вниз по лестнице на городскую магистраль, где без всяких препятствий шли машины.
Но в этом квартале они не появлялись уже давно.
Плохие дороги были не последним минусом этого района. Здесь, разбежавшись друг от друга на полкилометра, стояли только частные дома, владельцы которых держали для охраны своры злющих собак, не спускавших настороженных глаз с каждого прохожего. Ночами они собирались в огромную свору. И тогда, не только пройти, появиться чужим было опасно.
Собачий хор поднимал на ноги всех жителей. Нередко псы загоняли свою жертву в люк или кювет. И держали там несчастного до прихода хозяев.
Пройти сюда незаметно — не было возможности. И только законник мог оценить пути к бегству. Минуя собак и местных жителей.
Задами, прямиком через огороды. Вниз к озеру. Там рукой подать до магистрали. Но для этого надо было иметь ключ от ворот и внутренней калитки, какие сразу получили кенты. И в первый же вечер собрались вместе, позвав Лангуста и некоторых законников города на разборку.
Черная сова решила выяснить, почему случился прокол в ресторане? И не пора ли виновного выкинуть из закона?
Лангуст неохотно принял предложение о встрече. Но отказаться не мог. Знал, иначе Шакал вытащит его на сход. И так вывернет, что не только из закона, из родной шкуры вытряхнут паханы.
Законники тоже пришли. Пятеро. И лишь Король примчался сломя голову. Остальные понимали, для чего позвала их Черная сова и появились хмурыми, злыми. Догадывались: не водку жрать позвали…
Шакал поставил на стрему кентов. И, войдя в мрачный, громадный зал, где собрались законники, начал сразу:
— Зачем позвали нас в кабак? — стрельнул глазами в пахана законников. Тот сразу понял.
— Не подставляли твою малину, Шакал! Век свободы не видать! — клялся истово.
— Тогда почему стремачей не было? — бледнели губы Шакала.
— Стояли стремачи. Трое. Все проверенные в делах!
— Голубятники, что ли? Где ж они приморились, когда возникли мусора? Почему не вякнули?
— Сняли их! Официанты паскуды! По одному убрали!
— Что ж за стрема, какую фраера убирают? Кого поставил? Шмар или барух? Вы звали! Вы — в ответе! Где те стремачи? — хрустнули кулаки пахана.
— Не голубятники и не барухи! Налетчики! Из шпановской малины!
— Почему не стопорилы, не мокрушники? Почему только трое? Иль башлей не хватило потрафить шпане? Тогда на хрен звали?
— Башли имеем. Не доперли, что пронюхают лягаши!
— Но кто-то высветил нас! — не отступал пахан Черной совы.
— Не мои! Это верняк!
— Значит, шпана! — оглянулся Шакал на Лангуста.
— В тот день она о вас ни сном, ни духом…, — ответил тот, не сморгнув.
— Лады! Но как стряслось, что стрема проморгала? Их в один миг не могли убрать! Почему остальные не вякнули?
— Выход из зала стремачили официанты. Отрезали ход кентам и дубасили стремачей кодлой. Те и теперь хворают, на катушки не поднимаются.
— Почему только трое было?
— Раньше двоих хватало!
— Мы засыпались из-за вас! И мало того, наша кентуха не только нас, но и ваших сняла из лягашки!
— Ботай, сколько обязаны? — встрял Лангуст.
Услышав сумму, головой закрутил. Но полез за пазуху, выложил требуемое, обругав взглядом законников.
— Это как же получается, что уличные пацаны секут про подземку, а фартовые про нее не доперли? — спросила Капка, не придав значения бриллиантовому колье, какое перед разборкой подарил ей при всех Король.
— Про туннели доходили слухи и до нас. Но мы туда не суемся. Там наша зелень зреет. Там ее владения. Она с них свой положняк имеет. Нельзя отнимать последнее у тех, с кем завтра фартовать. Рисково это! Чуть кого из них забираем в малину, он в подземку — ни шагу. Пришибут враз. Такой закон. У всех свои границы. Их — не переступаем! Пятеро наших там ожмурились. И попробуй — нашмонай виновного. Их в туннелях — тыщи! Но чужаков враз чуют! Даже шпана туда не суется! Менты ссут возникать неподалеку. Их там много замокрили.
— Ну и кенты! Зелень с вами разборки проводит! — рассмеялась Капка.
— Тебе пофартило! За свою признали. Да и то сорвали навар…
— За дело все башляют! — обрубила Капка резко.
— Не дело зелень распускать! Да еще и ссать ее! А коли припрет в подземке примориться?
— За башли, может, сфалуешь, — развел руками пахан городских фартовых и добавил:
— Зато в городе зелень не промышляет. А прижимать ее там — себе накладно. Сдышались на неписаных условиях. Всяк — король на своей территории. Там, по сути, своя малина. Готовые законники канают.
— И вам туда хода нет! — рассмеялась Задрыга, вспомнив, что рассказал Егор ей в подземке, пока ждал ночи.
— Про туннели под городом всякие слухи ползли. Я тогда еще совсем молокососом был. И все прислушивался к легендам, вроде как еще до войны, немцы построили под городом заводы, где делали свои подводные лодки. И не только это, а и танки. Так было удобно им. Потому что с неба не видно ничего. И самолеты не могли разбомбить. А территория была засекречена. Вначале — небольшая. С годами — росла, уходила под город, под жилые дома, какие в войну из-за детей не бомбят. Вот так и построили второй город. Люди, кто под землей не работал, ничего про это не знали. А кто знал — молчал. Немцы, а друг другу не верили. Сверху глянь! Обычный город. Никаких загадок! Зато внизу чего только нет! Там два таких Кенигсберга поместилось бы! А почему его было трудно взять? Из-за подземных заводов! Наверху берут фрица в плен, а он два шага в сторону! Сиганул в люк — и будь здоров. Опять — в ружье. И уже готовый снайпер.
— А все ж их выбили из туннели! Значит, прорвались! — спросила Капка Егора.
— Накось, выкуси! — свернул грязную фигу мальчишка. И продолжил;
— Прорваться вниз им не обломилось. Просто в туннели пустили газ. Самый что ни на есть отравный! От него не только немцы, крысы дохли, какие не успевали выскочить наружу.
— Сколько ж газа нужно было? — огляделась Капка.
— Не так уж много, как ты думаешь. И еще — городскую канализацию, сточные воды пустили. Потому что много газа пускать опасно себе. Испортили немцам жратву и оборудование. Но и сами не сумели попользоваться. Немцы, кто умер, кто сдался, кто в Германию утек. Тоже по подземке. А когда первые жители стали в домах заселяться — много от газов поумирало.
— Брешешь ты все! — не поверила Задрыга.
— И не брешу! Я тебе покажу даже док, из которого подлодки сразу в море уходили. Даже стапеля живы. А станков — прорва! Ржавые, конечно, но стоят пока! И мы еще не все тоннели знаем. Много их завалили, иные сами рухнули, другие — взорвали, засыпали до верху. У немцев тупиков не было. Все пути вели куда-то. Теперь того нет. Куда ни сунься — завал, либо яма. А может, тут эта янтарная комната спрятана под землей. Но не сыщешь. Никто не скажет, не знают, нет плана. А немцам невыгодно ее отдавать. Будут веками ждать, когда город опять ихним станет. Они живо свое откопают.
