— Мое дело малое. Дед велел трехнуть, я свое сумел. А дальше — сами… Мне не надо лишнее ботать. Ты фартил пахану: С ними проводи свои разборки. Меня они не колышат.
Кенты Черной совы, собравшись в комнате, притихли. Каждый понимал, что неспроста Дед прислал фартового. Не надеется на своих. А может хочет «загрести» руками Черной совы жар. И вытащить своих братов, не рискуя оставшимися.
— Нас чекисты не накроют. Слиняем и отсюда! — сдавил кулаки Глыба.
— Захлопнись, кент! Лесные нам потрафили в свое время. А что, если б заложили иль не приняли в то время? Нас лягавые по пути прихлопнули бы. Не моги открещиваться. Что, если с того колодца хавать доведется? — прищурился Шакал.
— Пахан, отпусти нас к Деду на время. Управимся — в обрат возникнем! — попросились пятеро фартовых из лесных братьев. С ними Черная сова еще ни разу не была в деле.
— Кого ж я с местными фартовыми знакомить стану? Да ведь рыготать начнут, увидев, сколько нас! Лангуст слышал от меня, сколько кентов имею. А тут снова провал! — думал пахан Черной совы.
— Пахан, отпусти и меня с ними! — внезапно попросилась Капка.
— Тебе зачем туда? — удивился Шакал.
— Должница там осталась.
Шакал сразу вспомнил, кош имела в виду Капка и, понял, что не успокоится Задрыга, покуда не отплатит за обиду и унижение проводнице вагона, которую так или иначе будут вызывать на допросы, да и Задрыга, коль решилась, достанет ее хоть из-под земли.
— Одной с кентами придется хилять. Мне линять не стоит пока. Доперла?
— Секу, пахан.
— Тогда шустри! — сжалось все внутри от страха за дочь. Но знал, рано или поздно пойдет Капка в дела сама, не обговаривая с ним, не советуясь.
Задрыга собралась в дорогу быстрее фартовых. Проверила содержимое сумки. Положила в нее пару свертков. И, погладив на прощанье белую любимицу, сказала ей тихо:
— Не скучай! Я шустро вернусь! Вот увидишь! Слушайся пахана!
Бегло глянув на Паленого, простилась с ним кивком головы и выскочила в двери, пообещав Шакалу не рисковать собой.
Пятеро фартовых, Задрыга и посланец Деда вышли из хазы, когда солнце уже коснулось крыш домов. Разбившись по двое; они шли к железнодорожному вокзалу, оглядываясь по сторонам, чтобы не пропустить такси.
— К Деду возникнем? Иль сразу в район? — спросил посланец кентов.
— Чего время терять? Не так уж много его, чтобы по лесу шляться на холяву! — ответила за всех Задрыга хмуро.
— Может, что-то новое пронюхали брага? — возразили ей неуверенно.
— На месте сами допрем про все! Не за тем хиляем, чтоб вокруг крутиться! — осекла, оглядев купе.
Задрыга знала лишь кликухи свежаков. И неспроста решила держать всех в кулаке. Своем. Фартовые, не воспринявшие поначалу Задрыгу всерьез вскоре убедились, что не зря приняли ее в закон в столь раннем возрасте.
Плешивый, Тундра, Мельник, Чувырла и Жила уже не решались спорить с дерганной, злой девчонкой, оказавшейся куда как несдержаннее и злее своего отца.
Она не терпела малейшего промедленья и, чуть кто-то давал промашку, тут же расправлялась на месте.
Стянул кто-то из фартовых бумажник у зазевавшегося пассажира. В вагоне шум поднялся. Пассажиры потребовали сообщить в милицию на станцию — на ближайшей остановке. Задрыга незаметно подкинула бумажник. А когда пассажиры увидели пропажу и успокоились, Капка долбанула Тундру — в дых кулаком, сказав зло и тихо, в самое ухо:
— Приключенья на жопу ищешь? Иль посеял, зачем едем? Колган сверну, падла! Заткни хлябало и не транди! Покуда еще не отвалила! Тыздить будем в Калининграде. А тут — завяжи с фартом!
— Живо хавай! Не обжираться возник, не в кабак! Чего развалился, как шмара в постели! Тряси жевалками и ходу! Сколько кайфовать будешь? — ткнула в печень острым локтем Плешивого, когда приехавшие в поселок кенты решили перекусить в районной закусочной.
Капка не стала дожидаться глубокой ночи и пошла осмотреть здание комитета, где содержались, по слухам, лесные братья.
Она оглядела со веет сторон, казавшийся неприступным двухэтажный кирпичный дом с прочными решетками на окнах первого этажа.
— Как вырвать кентов? — крутилась лихорадочная мысль в мозгу Задрыги. Она видела, как в железные ворота двора въезжают машины. Легковые й грузовые. Просигналив, ждут, когда им откроет ворота плотный мужик, успевавший закрыть их, едва машина входила во двор.
— Один на стреме! Шесть машин он впустил, — подметила Задрыга. Из дверей здания один за другим выходили люди. Мужчины и женщины.
— Отпахали! По хазам метут. Много ли их приморятся стремачить? Не больше троих! — думала Капка, вглядываясь в огня, зажигающиеся в окнах.
Кенты тем временем сидели неподалеку, в закусочной, слушали разговоры алкашей. Так Задрыга велела, потому что этим нынче известно больше, чем Деду.
Капка кружила вокруг здания, стараясь остаться незамеченной. Она заходила в магазин напротив, делая вид, что рассматривает витрины, следила из окна, что делается возле комитета, покуда не почувствовала, как кто-то взял ее за плечо.
— Чего тут кружишь? Кош потеряла:? — смотрел на нее вприщур парнишка лет шестнадцати.
— А тебе что из-под меня надо? — скинула руку с плеча. И только хотела поддеть в пах коленом, чтобы убежать, парнишка палец к губам приложил, оглянувшись на мужика, проходившего сбоку.
— Чекист, — шепнул одними губами.
— А ты?
— Из лесных. Я тебя у Деда видел. Ты из Черной совы, Задрыга. Твой отец — пахан. К нему Дед гонца послал. Выходит, приехали, — торопился хлопчик. И продолжил.
— Здесь наших держат. Точно разнюхали. Но, как их выпустить?
— Не вякай много. Лучше ботни, где их приморили?
— Гляди — в правом крыле полуподвала окна темные. А мужики — там. Решетки особые стоят, свет не пускают. Сквозь них хрен чего увидишь.
— Не возят их никуда?
— На месте допрашивают. Гулять выпускают во двор на десять минут. И нынче уже выводили.
— Значит, во двор? — задумалась Задрыга. И, позвав парнишку с собой, повела к кентам, в закусочную.
Те сразу своего признали.
— Василек! Ты тут маячишь?
— Вот что я увидел сегодня, слышьте сюда, — заговорил тихо.
— Дверь, из какой братьев выводят на прогулку, со двора не охраняют. Может, через нее попробовать? — спросил Василий.
— И враз схлопочешь «маслину» в колган! — усмехнулась Задрыга.
Кивнув в сторону алкашей, спросила кентов, но те отмахнулись, дав знать, что алкаши ничего не знают.
Задрыга сникла. Неужели ничего не удастся сделать? И вдруг увидела, как к закусочной идет мужик, открывавший ворота двора комитета.
— Иваныч! Давай к нам! — позвали его алкаши. Тот, словно не слыша, прошел к стойке с бокалом пива. Пил по глотку, не торопясь.
— Ну, что, Иваныч, все еще у вас лесные сидят? — спросил кто-то из алкашей.
— Куда денутся? От нас не убегут, — усмехнулся тот бледными губами. Оглядев фартовых и выпивох, отвернулся к окну.
— Небось, постреляют их теперь чекисты твои? — допекали пьянчуги.
— Кому они нужны? Завтра их увезут в тюрьму. Наши долго не возятся! Все раскрутили! Теперь уж прокуратура займется! Остатки соберет! Не можем мы вечно держать у себя бандитов! — важничал вахтер так, словно это он, а не кто-то другой принимал решение.
— Как мало времени остается! — с ужасом подумала Задрыга.
— А судить их где будут? — услышала за спиной вопрос.
— Здесь, конечно! Где натворили, там и отвечать придется!
— Суд, небось, закрытый будет?
— Это как наверху решат. Нам того не скажут загодя.
— Много их забрали?
— Почти всех.
— Выходит, в чащу можно будет ходить на гульбу? Никто не словит, — хохотали алкаши.
— Да вы им и раньше без нужды были. Они не вас ловили. Такие им не помеха! Что с вас взять? Самогону бутылку? Ну, пару картох к нему. Ради того в чаще не сидят.
— И то верно! — согласились сразу.
— А много на них грехов?
— Хватает, раз наши за дело взялись.
