Monmouth вышел из строя несколько вправо и затем уже до конца не смог занять своего места. У него начался второй пожар в кормовой части, и он стал отставать. Чтобы не мешать его стрельбе и не попасть под недолеты «Лейпцига», Glasgow отошел и держался позади Monmouth на линии между курсами его и Good Hope.
Суда противника совершенно скрылись из виду. Об их местоположении можно было судить лишь по вспышкам выстрелов, в то время как наши суда представляли ясно видимую цель. Немцы посылали залпы за залпами со скоростью трех в минуту, и о результатах их стрельбы можно было судить по Monmouth. С пожаром на корме он как будто справился, но в 19.25 у него начался новый пожар — запылал полубак, горевший в течение 5 минут. В 19.30 «Лейпциг» прекратил огонь. Возможно, он поменялся местами с «Дрезденом», но во всяком случае оба они вскоре начали стрелять по Glasgow, который со своей стороны не видел ни того, ни другого. Можно было лишь с трудом различить два больших крейсера адмирала Шпее, по которым Glasgow и поддерживал огонь: из 6-дюймового носового орудия — по «Шарнгорсту», а из кормового — по «Гнейзенау», причем заметили одно попадание лиддитного снаряда в кормовую башню.
Положение Good Hope, к этому времени становилось безнадежным — он продолжал держаться на курсе, несколько сходящемся с противником, и беспрерывно поражался его залпами; начавшиеся с первого момента боя пожары не прекращались.
В 19.35 была замечена его отчаянная попытка сблизиться с германскими судами, хотя за последние четверть часа расстояние уменьшилось до 27 ½ кабельтов. Казалось, он хочет дорого продать свою жизнь. Но через пять минут на баке у него снова взвились громадные языки пламени: по-видимому, возобновился первоначальный пожар у носового 9-дюймового орудия. Положение Monmouth было немногим лучше. Glasgow же пока почти не имел попаданий и мог отвечать неприятелю. Луна взошла и осветила легкий крейсер, по которому Glasgow и сосредоточил огонь. Почти одновременно он получил первое тяжелое попадание — 4-дюймовый фугасный снаряд разорвался у ватерлинии ниже жилой палубы над внешним левым винтом, сделав пробоину около 6 квадратных футов. Пробоина имела вид как от таранного удара, но не мешала продолжать бой.
Положение флагманского крейсера стало критическим; было очевидно, что наступают его последние минуты, однако он продолжал стрелять. С трубами, ярко освещенными пламенем пожара вблизи мостика, он был ясно виден совсем близко к неприятелю. В 19.45 он начал отставать и оказался в 8 кабельтов слева по носу Glasgow, а через 5 минут — на полпути между Glasgow и неприятелем. Луна скрылась за тучами, стало совершенно темно, дождевые потоки не прекращались. Неожиданно мрак прорезал блеск сильнейшего взрыва в том месте, где горел Good Hope. Взрыв произошел в средней его части — на баке взвился огненный столб высотой в 200 футов, стрельба прекратилась. Кормовая часть английского флагмана была окутана дымом, но и оттуда время от времени вырывались языки пламени. На какой-то момент Good Hope настолько сблизился с противником, что комендоры Glasgow сочли его за флагманский крейсер Шпее, но быстро поняли свою ошибку.
В 19.52 расстояние между эскадрами сократилось до 20 ½ кабельтов — адмирал Шпее вышел несколько вперед и начал склоняться в сторону противника. Good Hope замолк, все внимание противника сосредоточилось на Monmouth, но вместе с тем, как только показывались вспышки выстрелов Glasgow, по нему тотчас открывался огонь всей германской линии. Ввиду этого вскоре после 20 часов Glasgow прекратил стрельбу.
Прошел час с момента первого выстрела, но исход боя уже не оставлял сомнений.
Good Hope исчез, Monmouth, повернувший в западном направлении и несколько справившийся с пожарами, скрылся из вида неприятеля. Glasgow также повернул, и в 20.15 увидел Monmouth, поворачивающего к северу с целью стать к волне кормой. Имея дифферент на нос, он зарывался и брал много воды полубаком.
К этому времени тучи разорвало, выплыла луна, и Glasgow обнаружил неприятеля, идущего с ост-зюйд-оста, как казалось, в строе фронта. Как только умолкли выстрелы наших судов, Шпее приказал своим легким крейсерам атаковать их торпедами, но приказание не могло быть выполнено, так как темнота скрыла противника. Стало очевидным, что через несколько минут немцы вновь обнаружат наши крейсеры. Надо было, не теряя ни мгновения, уходить, и Glasgow передал на Monmouth, чтобы последний держался насколько возможно к норд-весту. Помощи MonmouthGlasgow оказать не мог.
Не имея никакой броневой защиты, ведя все время неравный бой и ни разу не выходя из линии огня, Glasgow насчитал не менее 600 сделанных по нему выстрелов. Он получил пять попаданий в ватерлинию, но, к счастью, все в угольные ямы, снаряд же, попавший в каюту командира, пожара не вызвал. После гибели флагмана не оставалось ничего другого, как уходить, и Glasgow полным ходом пошел на запад, сопровождаемый Otranto.
Таким образом, временно три наших крейсера скрылись, хотя адмирал Шпее и старался их окружить и поставить под освещение луны. Около 9 часов, идя в северо-западном направлении, он услышал приблизительно в 10 милях к северу от себя выстрелы: это «Нюрнберг» громил несчастный Monmouth.
Отстав от эскадры утром, этот германский крейсер в течение дня не сумел к ней присоединиться и с наступлением темноты пошел на вспышки выстрелов. Когда стрельба прекратилась, он, идя наугад, случайно наткнулся на Monmouth и в тусклом лунном свете опознал его.
Поврежденный крейсер имел 10? крена на левый борт, из средней его части вырывались клубы пара. По мере приближения «Нюрнберга» крен настолько увеличился, что орудия левого борта не могли стрелять, и ничто не мешало неприятелю открыть безнаказанный огонь с близкой дистанции.
«Мне, — писал сын адмирала Шпее, мичман с «Нюрнберга», — было невыразимо тяжко стрелять по несчастному, не могущему защищаться крейсеру, но… флаг его все еще развевался». «Нюрнберг» несколько раз приостанавливал стрельбу, давая противнику возможность сдаться, но на Monmouth были далеки от этой мысли.
Со времен Тюдоров британские корабли создали себе репутацию несдающихся, предпочитая гибель плену, и если затем эта традиция не всегда соблюдалась, то в последнюю войну она снова воскресла. Вновь проявился старый боевой дух. Но справедливость требует сказать, что такой же дух царил и у врага.
Monmouth не сдавался, и «Нюрнбергу» не оставалось ничего другого, как покончить с ним. После нескольких залпов, произведенных чуть ли не в упор, Monmouth перевернулся и пошел ко дну с развевающимися стеньговыми флагами.
О спасении людей не могло быть и речи: возможность спустить шлюпки отсутствовала; к тому же «Нюрнбергу» приходилось быть осторожным — на горизонте показался дым.
Вскоре выяснилось, что это дым германской эскадры, которая, соединившись с «Нюрнбергом», предприняла поиски Good Hope, в то время как Glasgow и Otranto, повернув на юг, пошли на соединение с Canopus.
О нахождении поблизости этого корабля адмирал Шпее кое-что знал. Перехватил ли он радиосообщение Glasgow или же ему сообщила об этом германская разведка в Чили, неизвестно, но его, по-видимому, беспокоило присутствие британского линейного корабля типа Formidable (он назывался также типом Queen). «Против этого корабля, — писал он через два дня после боя, — мы вряд ли сможем сделать что-либо. Держись они соединенно, судьба наша была бы иной»[73].
Из этой фразы можно заключить, что план Адмиралтейства действительно мог вовлечь его в бой с превосходящими силами, но остается неясным, вступил бы Шпее в бой, будь Canopus в составе эскадры адмирала Краддока. Дальнейшие его действия показывают, что вряд ли он пошел бы на риск.
