У устьев рек Тайн и Хамбер были обнаружены минные поля, которые поначалу Адмиралтейство считало поставленными с траулеров под нейтральным флагом. Такое предположение, хотя и подтвержденное независимыми источниками, казалось маловероятным, так как траулеры слишком малы для подобной работы. Действительно, это предположение очень скоро опровергли сами же немцы, объявив, что мины поставлены судами их флота.

В настоящее время не подлежит сомнению правдивость этого сообщения. Поступок немецкого флота явно нарушал законы и обычаи войны и противоречил существующим соглашениям между державами, но было ясно, что он представлял собой попытку спровоцировать Гранд-Флит к столь желательным для немцев необдуманным и поспешным действиям.

По полученным из различных источников сведениям, все это произошло следующим образом.

21 августа отряд легких крейсеров и эскадренных миноносцев, производя разведку, пересек Северное море и, дойдя до банки Outer Well, находящейся в 80 милях от Фламборо-Хед, встретился с партией английских рыбаков (восемь траулеров). Сняв команду с траулеров, он потопил их бомбами и с пленными вернулся в Вильгельмсхафен.

Два дня спустя, обнадеженные безнаказанностью первого набега, немцы отправили второй подобный отряд, в состав которого на этот раз входили легкие крейсеры «Майнц» и «Штутгардт» с минами заграждения и заградитель «Альбатрос».

На пути к тому же пункту, т. е. к Фламборо-Хед, отряд в 70 милях к востоку от Хамбера опять встретил партию рыбаков в количестве шестнадцати траулеров. Миноносцы занялись потоплением траулеров, а крейсеры прошли далее на запад. В 30 милях от Хамбера (в Хамбер только что пришли Invincible и NewZealand) «Майнц» поставил заграждение, а «Штутгардт» и «Альбатрос» сделали то же самое в 30 милях от реки Тайн, после чего весь отряд, не обнаруженный нашей охраной побережья, ушел обратно. По-видимому, минирование было произведено рано утром 26 августа.

Первой жертвой оказалось датское рыбачье судно, взорвавшееся на заграждениях у Тайна. В тот же день было обнаружено минное поле и у Хамбера — траулером CityofBristol, у которого мина взорвалась в сетях.

Заграждение у Хамбера обнаружилось как раз вовремя: линейные крейсеры уже получили приказание выходить для участия в Гельголандской операции. Их провели к месту рандеву в обход к югу от опасного района и немедленно начали тральные работы. Ввиду того что границы заграждения не могли быть быстро установлены, вход в оба порта считался опасным, и крейсеры после Гельголандского боя пошли в Ферт-оф-Форт.

Свою заградительную операцию, не имевшую аналогов в прошлом, немцы объяснили «военной необходимостью»; однако взрыв еще двух нейтральных судов на этих заграждениях не подтвердил правильность их точки зрения.

Ценой же военного успеха операции минирования стали канонерка-тральщик и еще один маленький тральщик, взорвавшиеся при проведении тральных работ. Адмиралтейство решило минные поля оставить, а протралить лишь канал вдоль берега. В скором времени поля эти признали весьма полезными. Главная причина, по которой немцев не обнаружили, заключалась в том, что местные сторожевые и охранные отряды, согласно боевым инструкциям, должны были держаться вместе на случай попытки атаки наших берегов. После того как немцы сами закрыли районы рек Хамбер и Тайн, стало возможным расположить сторожевые отряды по непрерывной линии вдоль берега, подобно тому как это было организовано в районе восточного побережья после случая с «Кенигин Луизе».

Немецкие заграждения не только не вытраливались, но еще были усилены нашими минами.

Если бы «малая война» неприятеля ограничилась только подобными действиями, состязаться с ним не составило бы труда, но она дополнялась все усиливающейся активностью подводных лодок.

Как мины заграждения, так и подводные лодки представляли собой оружие, с которыми мы не имели опыта борьбы, и непосредственно с ним сам флот бороться не мог. Этому оружию приходилось противопоставлять малые суда специального типа.

Уже с 1 сентября, помимо штатных отрядов тральщиков и сторожевых флотилий, в кампании находились двести пятьдесят рыбацких траулеров, дрифтеров[46], специально предназначенных для защиты от атак подводных лодок. Однако такое количество являлось недостаточным и систематически увеличивалось. Но требовалось немалое время, чтобы организовать все эти суда и обучить их личный состав порученному делу. В их обязанности входили тральные работы, наблюдение за протраленными фарватерами, слежка за подводными лодками, осмотр судов, которые могли оказаться заградителями или матками подводных лодок.

Северное море кишело нейтральными судами всевозможных типов, сторожевых судов не хватало даже для осмотра только тех, которые появлялись в пределах их видимости, и, невзирая на всю их работу, о случаях появления подводных лодок сообщалось все чаще и чаще. В Скапа-Флоу Гранд-Флит не мог отдохнуть.

В былые времена, когда штормы заставляли наш флот укрываться в надежных портах, там он мог отдохнуть. Флот адмирала Джеллико такого отдыха иметь не мог.

В отношении обороны флоту проходилось рассчитывать только на собственные средства. Якорная стоянка в Скапа-Флоу оставалась совершенно незащищенной и имела четыре прохода, по которым могли проникнуть подводные лодки. Ни входить, ни выходить флот каждый раз не мог без предварительного траления.

24 августа особая комиссия, образованная со специальной целью выяснения мер, необходимых для охраны флота, рекомендовала приступить к осуществлению плана, разработанного год назад. По этому плану, надлежало возвести соответствующие укрепления, часть проходов заблокировать, а часть заминировать. Флот протестовал против минирования, считая его опасным ввиду сильного приливного течения, которое могло сорвать мины, и находил необходимым все проходы заблокировать.

Событие, типичное для той ненадежной обстановки, в которой находился флот, произошло 1 сентября. Три эскадры дредноутов с легкими крейсерами и другими мелкими судами стояли на якоре в Скапа-Флоу в трехчасовой готовности. Погода была обычной для этого места — густой, мокрый туман, весьма удобный для неожиданной атаки. Около 18 часов при ухудшившейся видимости неожиданно заблистали выстрелы крейсера Falmouth, стоявшего у северо-восточного прохода. Огонь вскоре прекратился, и Falmouth доложил, что он «стрелял по перископу подводной лодки, замеченной на рейде. Лодка, по-видимому, утоплена». Главнокомандующий, хотя и не особенно поверил этому сообщению, тем не менее решил выйти в море, так как оставаться на рейде было слишком рискованно. Пока поднимали пары, крейсер Drake тоже сообщил о подводной лодке; два-три корабля открыли огонь, миноносцы рыскали по всему рейду. В сумерках весь флот вышел в море и вернулся только с восходом солнца. Впоследствии выяснилось, что никаких подводных лодок не было, и тревога оказалась ложной. Часто случалось, что суда открывали огонь по дельфинам, принимая их бурун при плохом освещении за двигающийся перископ.

Тревоги, настоящие или ложные, одинаково тяжело отражались на флоте. Внимание требовалось поддерживать непрерывно. Стало очевидно, что напряженное состояние не прекратится, пока стоянка в Скапа-Флоу не будет оборудована должным образом.

В то время, когда произошел инцидент 1 сентября, адмирал Джеллико готовил операцию похода в Северное море совместно с Южными силами, рассчитанную на возможность перехватить неприятельские заградители и подводные лодки на их пути домой.

Адмиралтейство, имея в виду другую операцию, предложило отменить эту, тем более что, по полученным сведениям, немцы собирались произвести на Скапа-Флоу набег крейсеров и подводных лодок из Балтийского моря.

Адмирал Джеллико вышел в море и, отправив к Скагерраку крейсеры и миноносцы, сам с линейными кораблями оставался в резерве поблизости, но, ничего не обнаружив, 5 сентября пришел в Лох-Эв для очередной погрузки угля.