Минут десять мы стояли неподвижно, стараясь слиться с лесом. Наконец, когда показалось, что опасность прошла, я задал риторический, а потому и необязательный вопрос:

— Интересно, что они здесь делают?!

— Беглых ловят, — уверено ответил Николай. — А может быть и разбойники, хотя это вряд ли.

— Почему? — спросил я.

— Разбойники разбойничают на больших дорогах, а не в глухих лесах, — ответил он, употребив подряд два однокоренных слова.

— Нужно быть осторожнее, — сказал я, хотя это было и так очевидно, — а то еще попадем под раздачу… У нас на Руси не очень отличишь разбойников от стражников!

Мы пошли дальше. Лес постепенно светлел. Николай насторожено крутил головой внимательно осматриваясь по сторонам. У меня после всех передряг все еще болела голова, хотелось есть и настроение снизилось до глубокой апатии к окружающему.

— Скоро будет дорога, — обернувшись ко мне, предупредил колодник.

Я посмотрел вперед, но никаких признаков того, что лес кончается, не увидел. Хотел спросить, с чего он так решил, но говорить не хотелось, и я просто кивнул. Дорога, так дорога.

— Нужно переждать, — опять проговорил он, остановился и сел на поваленный ствол дерева.

Я опустился рядом и сразу закрыл глаза. В голове творилось черт-те что, и самое правильное было бы хоть немного поспать. Сон наваливался против воли и я на какое-то время просто отключился. Разбудил голос напарника.

— Что с тобой? — спросил он, трогая меня за плечо.

— Мне нужно отдохнуть, — ответил я, с трудом приходя в себя, — я уже которую ночь без сна.

— Давай сначала выйдем к людям, здесь спать опасно, — сказал он. — Без еды и отдыха мы далеко не уйдем.

— Ладно, пошли, — согласился я, заставляя себя встать на ноги. — Ты эти места знаешь?

— Бывал когда-то, — ответил он, продолжая сидеть. — Тут неподалеку есть маленькая деревушка. Я знаю избу, где за пару московок можно поесть и отдохнуть…

Он замолчал, напряженно глядя на меня. Мне это начинало сильно не нравиться. Николай вел себя, по меньшей мере, странно.

— Ты что? — спросил я, не понимая причину его тревоги. — Пойдем скорее, я тоже умираю с голода.

— У меня нет денег, — помедлив, ответил он и отвернулся.

— Пара московок у меня найдется, — сказал я, удивляясь такой щепетильности. — На еду хватит.

— Ну, — начал он, потом смущенно посмотрел на меня, — деньги деньгами, но тебе бы не мешало помыться. В таком виде идти в деревню… Ты же весь в крови…

Вот уж, действительно, никогда не знаешь, что может волновать людей. Без зеркала представить себя было не просто, но даже на ощупь можно было предположить, что выгляжу не очень презентабельно. После того как Пантелей разбил мне голову, и засохла кровь, превратив волосы на голове в колтун, для светских тусовок я не подходил.

— Попросим в деревне натопить баню, тогда и отмоюсь, — сказал я.

— До деревни еще нужно дойти. Увидев тебя, всякий прохожий побежит доносить…

В этом был резон. Действительно разгуливать с кровавой коркой на голове и лице было рискованно. К тому же и спутник, на которого я теперь посмотрел с той же точки зрения, выглядел не многим лучше меня: был грязен, оборван, со всклоченной бородой.

— Да, тебе тоже не мешает привести себя в порядок, — согласился я, — значит, давай искать ручей или речку. Будем отмываться.

Он согласно кивнул, наконец, встал, и мы пошли дальше, теперь уже с определенной целью. Оказалось, что Николай был прав, мы скоро вышли на пустую дорогу.

— Там должна быть река, — указал он на уклон. — Пошли на всякий случай по опушке, мало ли кто встретится…

Реки под уклоном не оказалось, дорога просто спускалась в большой овраг и, когда мы его миновали, мне пришлось из последних сил взбираться на крутой склон. День выдался теплый и душный, и в шерстяном кафтане было жарко. Теперь уже хотелось не только есть, и спать, но и пить. Мы молча брели по высокой, уже пожухшей траве, продирались сквозь кустарник. На побег все это никак не походило, скорее на уползание из опасной зоны.

— Была здесь где-то речка, — время от времени бормотал Николай, — я точно помню, что была…

Наконец, когда у меня в глазах уже начала разливаться чернота, мы наткнулись на чахлый ручеек с черным дном и топкими берегами. Оба разом бросились на мокрую землю, и припали к живительной влаге.

— Все, — сказал я, отрываясь от воды, — место глухое, здесь можно и остаться.

Мы отошли подальше в лес, разделись и занялись гигиеническими процедурами…

Удивительно, но после всех усилий, которые мы потратили, что бы хоть как-то привести себя в божеский вид, силы не только не кончились, но наоборот, мы оба чувствовали себя значительно бодрее, чем раньше. Я даже был готов идти дальше, но теперь нужно было ждать, когда высохнет простиранное платье. Тогда я прилег на траву и мгновенно уснул.

Сколько времени продолжался сон не знаю, когда я открыл глаза солнце не было видно за облаками, а надо мной стоял какой-то клоун в островерхой войлочной шапке и собирался ткнуть меня в грудь косой, привязанной к палке, на манер пики.

Я уставился на него, со сна не понимая, что происходит. Встретив мой удивленный взгляд, он испуганно спросил:

— Да ты, никак, живой!?

— Сам не видишь, — ответил я, оглядываясь в поисках своего напарника. Однако того на старом месте не оказалось.

— А что ты здесь в лесу голый делаешь? — подозрительно спросил мужик.

— Как голый? — не понял я, но, глянув на себя, обнаружил, что действительно, на мне надеты одни подштанники.

Эта часть туалета, которой будет суждено сыграть большую роль в моей жизни, требует некоторого уточнения. Это замечательное для суровой эпохи нижнее белье сшил мне один немецкий портной. Было оно выполнено из китайского, как клялся немец, шелка. Носить на чреслах такие подштанники было приятно, и не зазорно перед боярышням, но для людей непривычных к тонкому, дорогому белью они выглядели несерьезно. Особенно в сравнении с обычными льняными портками.

Пришлось придумывать правдоподобный ответ.

— Сам не понимаешь, меня разбойники ограбили, — объяснил я.

— Разбойники, говоришь, — хитро улыбнулся он, словно поймав меня на явной лжи, — где же те разбойники-то?

— Тебя дожидаются! Ограбили, бросили и убежали. Видишь, какая шишка на голове, — ответил я, поднимаясь с земли.

Ни Николая, ни моих сохнувших вещей на своих местах не оказалось. Исчезли как дым, как утренний туман.

— Да, шишка здоровая. Чем били-то? — сочувственно спросил мужик, разглядывая мой пострадавший затылок.

— Известно чем, кистенем, — ответил я, проклиная свою доверчивость, если не сказать, глупость. Поверил неизвестно кому и оказался голым в лесу. Пока это не выглядело катастрофой, но скоро таковой будет. К тому же вместе с одеждой пропали оба моих ножа и все деньги. Подлец не оставил ничего, унес даже нательную рубаху. Отличная благодарность за спасение из колодок!

— А какие они из себя? — продолжил допрос крестьянин.

— Кабы знать, — неопределенно ответил я, — напали-то сзади, я ничего не успел рассмотреть.

— Да, — сочувственно сказал крестьянин, — как же ты теперь? Сам-то издалека или местный?

— Издалека, — ответил я, мучительно придумывая как выкрутиться из патовой ситуации, — А ты как сюда попал, да еще с косой?

— А, — небрежно махнул он рукой, — одного беглого ищем. Говорят, царского ослушника. Велели найти живым или мертвым. Со всех деревень мужиков согнали. Я пошел водицы испить, смотрю, ты здесь лежишь. Думал, что ты помер.

— Понятно… А что за ослушника ловят, не знаешь?

— Нам это ни к чему, не мужицкое дело в такие дела встревать. Нам велели всех подозрительных забирать, мы и забираем. Ты как будешь подозрительный?

— Не знаю, — невесело усмехнувшись, ответил я, — по шишке и порткам, наверное, подозрительный.

— Вот и я в разум не возьму, можно ли быть подозрительным когда ты в одних подштанниках. Ты как, здесь останешься или со мной пойдешь?