Революционные настроения Гердера были связаны с его отрицательным отношением к феодальным порядкам, существовавшим тогда в Германии. Убежденный, что нужда — порождение не природы, а самих людей, он не мог равнодушно относиться к страданиям своего народа.
Неравенство людей, считал Гердер, от природы не столь велико, оно искусственно создается, о чем свидетельствует положение одного и того же народа при различных формах правления. Причину многих несчастий людей мыслитель видел в существовании деспотического государства. Естественному состоянию человека соответствует мир. Войны, насилия, захваты приводят к возникновению государства. В Европе государства появились в результате вторжения варварских племен, вожди которых делили между собой захватнические земли и обращали в крепостных местных жителей. «Насильственные завоевания заменяли собой право; за давностью лет, или, как говорят законоведы, в результате молчаливого договора они становились правом; молчаливый договор в этом случае есть не что иное, как то, что сильный берет, что он хочет, а слабый дает и терпит положение, которое он не может изменить» (9, т. XIII, стр. 378). Здесь Гердер полемизирует с договорной теорией возникновения государства. Последняя, правда, имела в XVIII в. прогрессивный характер, поскольку была направлена — против абсолютизма, существовавшего якобы «божьей милостью», и оправдывала свержение монарха, «нарушившего договор». Но Гердер пытается идти дальше этой теории, показывая, что всякое государство связано с насилием, с угнетением.
Две главы «Идей…», которые по цензурным соображениям не были включены в опубликованный Гердером текст книги, содержат глубокие мысли об угнетательской, антинародной природе современного ему государства. Уже Лессинг высказывал мысли об уничтожении государства как условии освобождения человечества. Гердер развивал дальше эти идеи. Государство он называет машиной: деспотизм он видит не только в монархической форме правления, но всюду, где власть используется не в интересах народа. В возможность разумного государства он не верит. «Любое государство, как таковое, есть машина, а у машины нет разума, по каким бы разумным образцам она ни была построена» (9, т. XIII, стр. 453). Все надежды Гердер возлагает на то, что государственная машина, как и всякая машина, не вечна.
В черновиках Гердера мы находим следующую весьма выразительную запись: «Самый лучший правитель тот, кто в меру своих возможностей способствует наступлению такого состояния, при котором человечеству наконец (когда же это будет?) не нужны будут никакие правители… Народу нужен господин до тех пор, пока у него нет своего разума: чем больше у народа появляются разум и способность к самоуправлению, тем слабее должны становиться правительства, а под конец и совершенно исчезнуть» (9, т. XIII, стр. 456)[13].
«Идеи…» Гердера — это не бесстрастное повествование кабинетного ученого, а произведение философа, готового отдать свои силы достижению лучшего будущего для своего народа. Гердер обращается в своей книге не к немецким государям, которые, по его мнению, вряд ли смогут ее прочитать, поскольку немецкий язык они считают варварским и не понимают его. Слово Гердера направлено к Человеку независимо от его общественного положения, его он призывает действовать во имя свободы, просвещения и благополучия людей, служить человечеству. И поскольку Гердер убежден, что сидящие на тронах редко совершают полезные изменения, он, обращаясь к современникам, призывает их стать руками своей судьбы и осуществить то, чего не сделали правители.
Мы далеки от того, чтобы переоценивать революционность Гердера. Он не достиг ни теоретического радикализма своего друга Августа Эйнзиделя, убежденного противника частной собственности, ни тем более революционной практики Георга Форстера, немецкого якобинца, возглавившего Майнцскую коммуну. В своих симпатиях к французской революции он пошел лишь немногим дальше Канта и, чувствуя с последним определенную близость в политических убеждениях, одно время был даже готов на этой почве помириться со своим главным теоретическим противником.
Первый этап революции во Франции Гердер встретил восторженно. Он приветствовал взятие Бастилии, сочувственно отнесся к перевороту 10 августа, взятию французами Майнца и революционной деятельности Форстера. В это время Гердер усиленно работает над «Письмами для поощрения гуманности», содержащими изложение его политической программы. В первоначальном варианте «Писем…» можно было найти непосредственный отзвук революционных битв. «С этим событием, — писал Гердер о французской революции, — со времени введения христианства и вторжения в Европу варваров, кроме Возрождения и Реформации, ничто не может сравниться по своей замечательности и последствиям» (4, т. 5, стр. 189). Высоко оценивал он деятельность Национального собрания: «Свыше тысячи большей частью выдающихся умов перед лицом всей Европы на самом известном, распространенном и блестящем языке обсуждают проблемы, дела, сомнения, касающиеся коренного переустройства и возрождения целой нации и имеющие значение для других народов Европы и всего человеческого рода» (4, т. 5, стр. 191). Гердер сочувственно относился к вооруженной борьбе — французского народа против интервентов и называл ее «первым примером священной и справедливой войны». Французские эмигранты были в его глазах перебежчиками и изменниками. Гердер выступал в качестве решительного противника вмешательства во французские дела. «Ни один немец, — писал он, — не родился французом и совсем не обязан вступаться за честь французского короля» (4, т. 5, стр. 192).
Однако казнь Людовика XVI поколебала положительное отношение Гердера к революции. Подобно многим немцам он не принял якобинской диктатуры. Якобинцы, по его мнению, «дали революции обратный ход». Следствием его разочарования в политическом развитии Франции были те значительные изменения, которые он внес в окончательную редакцию «Писем для поощрения гуманности». Из книги, увидевшей свет в 1793 г., были изъяты все положительные высказывания о французской революции[14]. Интересно, что Гёте, не знавший об изменениях в книге и помнивший первоначальное умонастроение Гердера, медлил с возложенным на него поручением автора передать экземпляр вышедшей книги веймарскому герцогу, находившемуся в лагере под Майнцем. Узнав, что его опасения напрасны, Гёте немедленно выполнил это поручение и вскоре переслал Гердеру благодарственное письмо герцога. Важно отметить, что, внося купюры и изменения в первоначальный вариант своего произведения, Гердер столь абстрактно сформулировал свою гуманистическую идею, что его книга понравилась не только веймарскому монарху, но и Георгу Форстеру, перешедшему к этому времени на революционные позиции.
«Письма для поощрения гуманности» свидетельствуют, что, несмотря на колебания и противоречия, Гердер верит в прогресс, в совершенствование человечества. Помимо высказанной гениальной догадки о роли труда и его орудий в развитии общества Гердер основное внимание уделяет здесь проблеме развития сознания и в первую очередь идеям гуманизма. Обосновывая право человека на счастье, свободу, гармоническое развитие, он ссылается на великих мыслителей прошлого, цитирует и комментирует выдающихся гуманистов — от Конфуция и Марка Аврелия до Франклина и Лессинга. Его книга излагает не только теорию, но и историю гуманизма.
Центральная проблема гуманизма — проблема личности. Гердеру ясно, что судьба человека, формирование его как личности всецело зависят от того общества, в котором он живет. «Не сформировавшиеся или, точнее, дурно развитые люди свидетельствуют своим печальным существованием лишь о том, что они с детства жили в несчастном обществе» (9, т. XVII, стр. 116). Следовательно, напрашивается вывод: для гармонического развития личности необходимо изменить общественные условия, ставящие основную массу людей в положение полулюдей и поднимающие над ними одного как сверхчеловека. Гердер впервые употребил здесь термин, которым потом совершенно в ином смысле широко пользовался Ницше. У Гердера термины «сверхчеловек» и «получеловек» служат только для обличения уродливого общественного устройства, порождающего неравенство. «Все созданные людьми учреждения, науки и искусства, если они истинны, не имеют никакой другой цели, кроме превращения нечеловека, получеловека в человека» (9, т. XVII, стр. 154). Человек имеет право на счастье в этом мире, здесь он должен осуществить гармоническое развитие своей личности. «Перенести достижение этой цели в потусторонний мир означает не пользу, а вред для человеческого рода… Отнять у человека его реальную жизнь во имя вознаграждения за пределами нашего мира — значит обмануть его» (9, т. XVII, стр. 120).
