В рассматриваемом периоде относительная роль железнодорожного транспорта сказалась в том, что для германской стороны даже самые незначительные разрушения все же послужили известной задержкой в переброске войск вдоль фронта, в то время как союзники пользовались вполне исправной железнодорожной сетью. Эта задержка являлась одной из причин потери темпа в германском наступлении.
к) Связь
Крупнейшим фактором, повлиявшим на быстроту развития германского наступления в 1914 г., явилась связь. Как мы уже знаем, связь отказала в Марнском сражении, и это явилось одной из главных причин неудачного хода сражения[423]. Проволочная связь существовала только между главной квартирой и 3–й и 7–й армиями. В 1–й и 2–й она отсутствовала. Как же создалось такое нелепое положение? Связь с главной квартирой должна была обеспечить каждая из армий, которая располагала 82 км. кабеля и 64 км. проволоки. Корпус имел 106–160 км кабеля; дивизия не имела его вовсе. При таких запасах было трудно обеспечить линии, длина которых доходила до 600 км[424]. Однако, осуществить такую задачу было возможно при использовании государственных проводов. Как ни странно, эти последние уничтожались кавалерией, и лишь 29 августа 1–й армии был дан приказ, запрещавший уничтожать их[425]. Самым же главным препятствием для создания прямой телефонной связи между германским главным командованием и армиями правого крыла были непрерывные их передвижения. Только к ночи устанавливалось место пребывания штаба армии, и войска связи могли приступить к постройке новой линии. «Короче говоря, телефонная связь на этих проводах установлена не была». Телеграфными полевыми аппаратами штабы армий не располагали вовсе.
Оставалась радиосвязь. Каждая армия располагала двумя радиостанциями, но главная квартира имела всего лишь одну. В результате когда, например, 1–я армия сообщила 30 августа в 10 ч. 30 м. вечера о своем повороте к Уазе, в главной квартире сообщение было получено лишь 31–го утром. Были и еще более длительные задержки.
3. Тактическая подвижность армий в 1914 г.
Противоречие между маневром, который оказался недостаточно быстрым и подвижным, и «фронтом», который стихийно возникал и закреплялся, явилось коренной причиной неудачи шлиффеновского плана. Характерную особенность «фронта» в германском наступлении мы видели в его инертности, в силе трения, которая мешала свободному развитию маневра. Инертность возникала уже в силу громоздкости наступающей массы. Но только ли в этом было дело? Существовала целая цепь причин, которая сначала замедляла движение наступающих масс, а затем приводила к полной стабилизации.
а) Колючая проволока
Нарушая все установленные традиции, мы начинаем разбор с этого прозаического объекта. Но разве не связываются именно С ним обильные представления о позиционной войне? Конец маневренного периода ознаменовался установлением сплошной линии полевых укреплений, протянувшейся от моря до швейцарской границы. Отныне все попытки маневра разбивались об эту стену. Не следует ли искать именно в колючей проволоке, в полевых укреплениях конечную причину, приведшую к окостенению маневра? Небольшая фактическая справка поможет несколько прояснить суть вопроса.
Как и во многом другом, германское военное руководство не озаботилось созданием специального запаса колючей проволоки. Повышенного требования на нее со стороны войск не предвиделось. «Ив самом деле, в первые месяцы войны оно оказалось очень малым и могло быть легко покрыто немецкой проволочной индустрией»[426]. В августе и сентябре 1914 г. поставки колючей проволоки составили 365 т, в декабре они повысились до 5330 т. Промышленность же без всякого напряжения могла изготовить 3000–7000 т. Но в 1915 г. картина начинает резко меняться. В июле 1915 г. было произведено в Германии 8020 т колючей проволоки, и это лишь на 59 % удовлетворило потребности армии; в октябре поставки составили 18750 т–86 % потребности фронта.
Таким образом, лишь в течение 1915 г. происходило то оборудование полевых укреплений, которое придало позиционному фронту его характерный облик. В 1914 г., как нами неоднократно указывалось, полевые укрепления были еще относительно слабы: они не могли служить сколько-нибудь серьезной преградой против ударной массы, располагающей достаточными средствами подавления. Система окопов с проволочными заграждениями — характерный внешний признак позиционной войны — появлялась вслед за постепенным затуханием маневра и, конечно, не могла служить причиной его.
Очень важно уяснить себе это с самого начала. Позиционную войну нельзя понять, оставаясь в рамках чисто статического рассмотрения: она так же, как и маневренный период, требует динамического анализа. Нелепо думать в самом деле, что протянутая тонкая стальная преграда по всему протяжению театра военных действий могла свершить «чудо» перехода от маневра к стабилизации. Позиционный фронт держался не этой зыбкой преградой, которая всегда могла быть разрушена в том или ином пункте, а своеобразным равновесием сил воюющих сторон.
б) Лопата
Непредусмотрительность германского генерального штаба относительно колючей проволоки была не случайна; она в такой же мере распространялась и на вопрос оснащения пехоты шанцевым инструментом. Статья 339 германского «Наставления по обучению пехоты» упоминала о самоокапывании, как об исключении. «Пехота должна культивировать присущее ей стремление к наступательному продвижению; ее действия должны быть руководимы одной мыслью: вперед на врага во что бы то ни стало» (ст. 265). Пехотному батальону в составе 1054 человек полагалось иметь 20 топоров, 96 кирок, 16 ножниц для резания проволоки и 400 лопат. Приблизительно на каждого из двух бойцов приходилась одна лопата, которая была мало пригодна для рытья окопов (ручка была слишком мала). После первых боев каждый солдат стремился обзавестись своей лопатой, которую, брал у убитых и раненых. Вскоре и офицеры шли в бой, имея при себе лопату.
Роль лопаты уже была показана на ряде примеров. Оказалось, что для наступления она столь же важна, как и при обороне. Это вытекало из того факта, что сравнительно элементарное прикрытие давало уже почти полную гарантию от поражения настильным пехотным огнем. Но даже и артиллерия из-за отсутствия у союзников орудий с крутой траекторией не могла вести точного прицельного огня по пехоте, укрывшейся в окопах. Временно окопавшись, пехота могла возобновить атаку в подходящий момент. По германским же довоенным уставам она должна была идти вперед с поднятой головой, что привело к кровавым гекатомбам, без достижения успеха.
Один из участников войны[427] говорит, что при наступлении на Мюльгаузен бойцы, еще не бывавшие в бою, бросали прочь лопаты, чтобы облегчить свою ношу. Через несколько часов они уже руками подкапывали под собой землю, чтобы спастись от убийственного огня (аналогичные факты наблюдались и в Марнской битве). Когда после боя стали рыть окопы, то делали это как попало, без всякого плана, не думая о правильном размещении групп и резервов, о расчленении в глубину, о поле обстрела и т. д.
Тот же автор дает резкую, но, видимо, более близкую к действительности картину того, что представляли собой первоначальные полевые укрепления при переходе к позиционной войне. «Позиционная война поставила войска перед лицом чего-то совершенно нового. Переход к ней оказал деморализующее действие. Упадок духа и бесперспективность охватили всех». Уже в битвах на Шмен-де-Дам и у Ипра самовольный уход с фронта принял опасные масштабы. Беспорядочные приказы сверху об атаках вели к новым бессмысленным потерям, и, в конце концов, части стали отказываться их исполнять. Новые пополнения приводили в темноте прямо на фронт. Части блуждали, попадали под огонь и разбегались. Окопы рыли стихийно, в виде сплошного рва, в котором части скучивались в тесноте: из-за узости окопов и переполнения людьми было невозможно проходить по ним; здесь же бойцы спали без смены. Не было предусмотрено необходимого для отправления естественных надобностей. Защиты против огня и непогоды не было, не было искусственных препятствий. Первые убежища представляли яму, покрытую нарой досок с насыпанной сверху землей; понятно, что они предохраняли только от осколков. Окопов 2–й и 3–й линии и ходов сообщения не было. Атаки носили по-прежнему беспорядочный и неорганизованный характер: прямо выпрыгивали из окопов и устремлялись к окопам противника, который, впрочем, применял такую же «тактику». Соседям не доверяли, и на флангах ставили искусственные препятствия, которые затрудняли взаимодействие частей в случае атаки. Окопы считали временной позицией и не заботились об их совершенствовании. Пулеметы и даже орудия прямо ставили в передовой линии на случай отражения атаки противника. Маскировка отсутствовала. Разноцветные мешки (с песком) давали противнику ясно очерченную линию для точной пристрелки.
