— Я никому не буду принадлежать, потому что не могу отдаться нелюбимому мужчине. Это сильнее меня. Но и с любимым я быть не могу. Для меня это равносильно признанию в слабости. Я всегда для всех была неприступной скалой. Никто не смел похвастать тем, что завоевал меня. Я страдала, но утешалась своей несокрушимостью. Если я откроюсь Косте, а он потом меня предаст, то я не переживу такого унижения.
Ой, ба-а! Не одна я полна сюрпризов. Советовать Либре, как Верка мне, обратится к психологу, я не стала. Знаю, что это бесполезно. Ни я, ни она, не можем и себе-то признаться в своих проблемах, что уж говорить о чужих дядях-тетях. К тому же, нет никакой гарантии, что тебе после этого полегчает. Скорее наоборот: начнешь сожалеть, что трепался о своей жизни с тем, кому нет до тебя дела. Кто тайком поглядывает на часики, пока ты изливаешь душу, и с умным видом думает, что прикупить на полученные за сеанс деньги. Так что, остается надеяться, что однажды все пройдет само.
Я позавидовала самообладанию Либры. Она решительно вытерла слезы и уже спокойно отправилась доедать ракушки, а чуть позже, как ни в чем не бывало, мыла посуду и рассказывала о курьезе своего коллеги. Она вызвала у меня неподдельное восхищение.
Когда готовились ко сну, напрочь забыв о вечерних откровениях, я поерзала на кровати и посмотрела на Либру. Вновь уловила едва заметные изменения, но вот чего именно? Не поняла и того, что она шептала, заплетая перед зеркалом косу. В полумраке, при свете огарка, наверное, многое кажется немного другим.
— Что ты там нашептывала? — спросила я, уступив ей место.
— Я? Когда? Ничего. Ой, ладно, давай спать, а то я вчера полночи не могла от твоей книжки оторваться, а утром жутко проспала. Чуть не опоздала на работу. Получила бы выговор. Кстати, а кто автор? Хотела прикупить какие-нибудь романы этого писателя.
— Без понятия. По-моему, обложка не родная. Я нашла ее на улице. Кто-то забыл на остановке. Кстати, ты не заметила ничего странного? Не возникало подозрительного чувства, когда ты окуналась в описанный мир? Ты заснула, что ли? А что сопишь? Ладно, спи-спи.
Я погасила свечу, отвернулась к балкону и тоже покатилась в сон. Почти следом очнулась оттого, что Либра теребила меня за плечо и шепотом молила проснуться.
— Что случилось? — так же тихо, испуганно спросила я.
— Ты слышишь? Пешка на кого-то рычит! Иди, посмотри, что происходит. Нет, лучше не ходи! Ты форточку на кухне закрыла? Вдруг кто-то забрался в квартиру? Денька… что делать? И света, как назло, нет. Слышишь? Это в зале! Какой-то шорох! Может, в милицию позвонить? Где мой телефон? Черт, не могу найти! В зале оставила!
— Да погоди ты со своей милицией! — полушепотом велела я, откинув простынь и отыскивая тапки. Если бы дело было только в каком-нибудь потенциальном воре, решившем воспользоваться отсутствием электричества во всем районе!
Вытащив из кармана халата зажигалку и взяв в другую руку увесистую статуэтку, я начала двигаться к прихожей. Либра, дрожавшая всем телом, заверила, что пойдет со мной и прильнула к спине, впившись в плечи своим акриловым маникюром. Мы шагнули в коридор, и я щелкнула зажигалкой, осмотрев доступное пространство. Рычание Пешки стало отчетливее. Я остановилась у проема в зал, не решаясь сунуться в эту черную прямоугольную дыру.
С трудом отдышавшись, я ступила на порог, готовая встретиться лицом к лицу с домушником. Но увидела Пешку, вцепившегося зубами в край полотенца, которым было накрыто зеркало. На наших глазах пес его сдернул, чудом не опрокинув на телевизор раму, нагло уволок в свою корзинку и принялся сосредоточенно жевать. Пекинесов сын! Так это он каждый раз его сдергивал, а я навыдумывала, хрен знает что! Раньше я не замечала за ним таких чудаковатостей. Бешенство подхватил?
Каких только матов я на него не обрушила! А после сквозь смех накидала этому гаду полную миску паштета. Зеркало не устраивало стриптиз, а значит, и веревкой замотано оно было вовсе не поэтому. Я бы вздохнула с облегчением, если бы не происходящее с псиной. Я специально не стала больше накрывать зеркало. Если Либра не заметит в его отражении ничего подозрительного, то станет ясно, что свихнулись на этой почве только мы с Пешкой.
К утру я готова была поверить в свое сумасшествие, если бы не одно «но»…
Порхавшая по залу Либра собиралась на работу, предвкушая завтрашний выходной. Встав перед нагим зеркалом, мастерила прическу. Я подумала, что она в полголоса напевает. Но, проходя мимо, направляясь в туалет, услышала ее злой шепот: «…колдуница, что в гробу лежит и свой гроб сторожит…»
Признаться честно, на этот раз я даже не осмелилась спросить, что бы это значило. Из уст боящейся мистики Либры этот шепот звучал более чем зловеще.
— А, доброе утро, Денька! — увидев меня, весело сказала она, прильнув к зеркалу и вдевая в мочку уха сережку. — Я уже сейчас убегаю. Закроешься за мной, коль встала?
— Ага, — повременив с посещением туалета, с опозданием кивнула я. — Ты сегодня книжку оставь, а то мне днем заняться нечем.
— Лады, — мелькнув мимо, согласилась Либра, взяла сумку и ринулась в ванную. — Кстати, держи свою оригинальную закладку. Я ее чуть не потеряла, когда она выпала из книжки.
Либра протянула мне вытащенную из сумки книгу и отдельно вручила висевший на бархатном шнурке серебристый ключик.
— Все, пока! До вечера!
Я закрыла за ней дверь и, не отрываясь, смотрела на лежавший на ладони ключик. Именно его я видела в отражении зеркала. Это он висел на шее обладательницы обручального кольца и роскошных подвесок! Обладательницы. Я могла думать о ней, как о черной суке Н, о крашенной твари Г, о черноголовки Ю, но только ни как о себе. Меня самой почти не осталось. Ни Кибелой, как меня звали некоторые, почему-то сравнивая с фригидной богиней, ни размазни Деньки. Теперь, благодаря кроту, я стала просто-напросто Надей.
Меня прошиб холодный пот. Я с трудом сдвинулась с места и положила книжку на бельевую тумбу, а сверху – ключ. Сдернув с веревок многострадальные джинсы, встала под душ и долго хлестала себя горячими струйками, иногда поглядывая на дверь. Думала, вот сейчас выйду и удостоверюсь, что никакого ключа, служившего закладкой, нет и не было. Если он прятался в книге все это время, почему я на него до сих пор не наткнулась?
Завернувшись в полотенце, я осторожно толкнула дверь. Та медленно отошла в сторону, оголив угол тумбы. Черт! На книге по-прежнему лежал этот странный предмет. Я взяла его двумя пальцами и посмотрела на его фас. Почти такой же ключик был у меня от паровозика с тремя украшенными цирковыми афишами вагончиками. Я смотрела в предназначенную для выступа дырочку, и она напоминала мне открытый рот с волнистой козлиной бородкой. Он словно орал что-то, чего никто не мог слышать. От чего он? Какой механизм заводит? Уж явно не детский, ездящий кругами паровозик!
Я спешно положила его на место, чтобы перебороть желание повесить себе на шею.
Ключик и Либра не выходили у меня из головы целый час, пока я гуляла с Пешкой, понапрасну выискивая логическое объяснение происходящему. В итоге, все свела к книге и решилась, хоть и кряхтя, доверить ее Алику. Возможно, вместе нам удастся найти хоть какую-то ниточку, чтобы распутать этот безумный клубок. Поэтому я затолкала книгу в сумку и отправилась к кроту.
Ну кто боится пауков раз в неделю? — попутно негодовала я, с укором вопрошая у самой себя. — Ну кто хочет раз в пять лет? Ну кто меняет свои решения по три раза на дню?
На все укоризненные вопросы – виноватое, коротенькое – я.
Обходя горящие огнем лужи, вдыхая запах мокрой земли и перепрыгивая через выползших улиток, я оказалась на людной площади с алыми от умытых роз клумбами.
— Надька, стой, стрелять буду! — услышала я сзади.
Ко мне шел Макс – брат Либры. Только его мне не хватало!
— Как делишки, как детишки? — спросил он, подавшись вперед и обнюхав меня. — Так я и знал, что Любка была у тебя. Не гони, я знаю ее духи. Твои? Ха, а то я твою дешевую «Марианну» от «Шанель» не отличу? Так где Любка, я тебя спрашиваю?
