Хочу быть дерзким, хочу быть смелым,

Из сочных гроздий венки свивать.

Хочу упиться роскошным телом.

Хочу одежды с тебя сорвать!

Хочу я зноя атласной груди,

Мы два желанья в одно сольем.

Уйдите, боги! Уйдите, люди!

Мне сладко с нею побыть вдвоем!

Пусть будет завтра и мрак и холод,

Сегодня сердце отдам лучу.

Я буду счастлив! Я буду молод!

Я буду дерзок! Я так хочу!

Манящий взор. Крутой изгиб бедра.

Волна волос. Раскинутые руки.

Я снова твой, как был твоим вчера.

Исполнен я ненасытимой муки.

Пусть нам несет полночная пора

Восторг любви, а не тоску разлуки.

Пусть слышатся немолчно до утра

Гортанные ликующие звуки.

Одной рукой сжимая грудь твою,

Другой тебе я шею обовью;

И с плачем, задыхаяся от счастья, —

Ко мне прильнешь ты, как к земле листок,

И задрожишь от головы до ног

В вакхическом бесстыдстве сладострастья.

Волнообразно двигая спиной, —

На теле нежном, точно в колыбели.

Она меня качала, — и со мной

Уже была совсем-совсем у цели.

Но вдруг, помедлив, с трепетом в груди,

Обняв меня за шею и за плечи,

Она шепнула страстно: «Подожди», —

И тайные меж нас возникли речи.

Недвижность ласк — продление мечты,

Там, в глубине — чуть внятное дрожанье.

«Постой… Еще… О, как прекрасен ты!»

«— Моя… Моя… Как дружно состязанье!..»

И вдруг, в блаженной боли застонав,

Ты исказила счастьем наши лица, —

Затрепетав, как в ветре стебли трав,

Затрепетав, как раненая птица.

Мы с тобой сплетемся в забытьи:

Ты — среди подушек, на диване,

Я — прижав к тебе уста мои,

На коленях, в чувственном тумане.

Спущены тяжелые драпри.

Из угла нам светят канделябры,

Я увижу волны, блеск зари,

Рыб морских чуть дышащие жабры.

Белых ног, предавшихся мечтам,

Красоту и негу без предела,

Отданное стиснутым рукам,

Судорожно бьющееся тело.

Раковины мягкий мрак любя.

Дальних глаз твоих ища глазами,

Буду жечь, впивать, вбирать тебя

Жадными несытыми губами.

Солнце встанет, свет его умрет.

Что нам солнце — разума угрозы?

Тот, кто любит, влажный мед сберет

С венчика раскрытой — скрытой розы.

Как жадно я люблю твои уста,

Не те, что видит всякий, но другие,

Те, скрытые, где красота — не та,

Для губ моих желанно-дорогие.

В них сладость неожиданных отрад,

В них больше тайн и больше неги влажной,

В них свежий, пряный, пьяный аромат,

Как в брызгах волн, как в песне волн протяжной.

Дремотная, в них вечно тает мгла,

Как в келье, в них и тесно и уютно,

И красота их ласково-тепла,

И сила их растет ежеминутно.

Их поцелуй непреходящ, как сон,

И гасну я, так жадно их целуя.

Еще! Еще! Я все не побежден…

А! Что за боль! А! Как тебя люблю я!

У ног твоих я понял в первый раз,

Что красота объятий и лобзаний

Не в ласках губ, не в поцелуе глаз,

А в страсти незабвенных трепетаний, —

Когда глаза — в далекие глаза —

Глядят, как смотрит коршун опьяненный, —

Когда в душе нависшая гроза

Излилась в буре странно-измененной, —

Когда в душе, как перепевный стих,

Услышанный от властного поэта,

Дрожит любовь ко мгле — у ног твоих.

Ко мгле и тьме, нежней, чем ласки света.

За то, что нет благословения

Для нашей сказки — от людей; —

За то, что ищем мы забвения

Не в блеске принятых страстей; —

За то, что в сладостной бесцельности

Мы тайной связаны с тобой; —

За то, что тонем в беспредельности,

Непобежденные судьбой; —

За то, что наше упоение

Непостижимо нам самим; —

За то, что силою стремления

Себя мы пыткам предадим; —

За новый облик сладострастия, —

Душой безумной и слепой, —

Я проклял все, — во имя счастия,

Во имя гибели с тобой.