Здесь же у нас два мертвых человека, найденных в собственной кровати. Имеется совершенно безрезультатная аутопсия, совершенно безрезультатный обыск места…

Она замолчала, словно потеряла нить рассуждений.

— Токсикологическая экспертиза на все странное, непонятное и неправильное, — произнесла я, пытаясь подтолкнуть ее в нужном направлении.

— Ничего. Совсем ничего. Спасибо, подружка, я почти забыла, что хотела сказать. Теперь вспомнила: дело Бэйли — раскрываемое посредством выяснения сопутствующих обстоятельств.

А раз так, значит, нам нужна настоящая розыскная работа. Вы все понимаете, о чем я говорю. Как обстоят дела с их финансами? Может, какая-нибудь интрижка? Или кто-то вел двойную жизнь? Вы должны мне помочь, дать направление, потому что я пребываю в полной неопределенности.

Так вот в чем дело. Клэр оказалась в тупике. Не уверена, что видела ее такой прежде. Да никогда.

— Вот пресс-релиз, который мне придется озвучить, — сказала Клэр, доставая из кармана лист бумаги, и начала нам читать: — «Тела Бэйли подвергаются самой тщательной экспертизе. Поскольку смерть супругов вызывает подозрения, мы рассматриваем ее как убийство». Я не буду комментировать дальше, чтобы не раскрыть тайны следствия. — Клэр перестала читать и взглянула на нас. — И вот тут пресса разорвет меня на кусочки.

— Но ты же не сказала, что уже закончила, верно? — спросил Джейкоби.

Я стала беспокоиться за Клэр. Она выглядела огорченной и напуганной.

— Я собираюсь проконсультироваться. Я позвонила двум очень компетентным, сертифицированным патологоанатомам и попросила их приехать, — сообщила Клэр. — Тебе придется связаться с семьями Бэйли, Джейкоби. Скажи им, что они пока не могут получить тела своих детей, потому что мы еще не закончили.

Юки снова смотрела в его серо-голубые глаза, но на сей раз сидя по другую сторону стола в больничном кафетерии, где доктор Джон Чесни расправлялся со своим вегетарианским чили.

— Наконец-то могу пообедать, — сказал он. — И всего через четырнадцать часов работы.

Юки считала дока восхитительным и чувствовала головокружение только от одного взгляда на него, но прекрасно понимала, что привлекательность не делает его хорошим или честным или вообще каким-то. Она даже припомнила парочку симпатичных подлецов, с которыми встречалась, не говоря уж о немалом количестве красивых убийц, виденных ею в суде. Не важно!

Однако Джон Чесни был не только восхитителен, он еще оказался чертовски мил.

Она почти чувствовала дыхание матери на своей шее, когда та шептала: «Ю-юки, этот доктор Джон, он — хороший кандидат на роль мужа».

«Мам, мы ничего о нем не знаем».

Чесни сделал глоток колы и сказал:

— Я даже еще не познакомился с Сан-Франциско как следует. Я здесь уже четыре месяца, и все мое расписание: вырваться с работы, доплестись до дома и уснуть прямо в душе.

Юки засмеялась. Она представила его обнаженным — светло-пепельные волосы прилипли ко лбу, а вода струится по мускулистому телу…

— Стоит мне проснуться — и я уже снова здесь. Словно День сурка в зоне боевых действий, но я не жалуюсь. У меня работа, о которой я всегда мечтал. А у вас? Вы ведь юрист, верно?

— Да. Так и есть.

Юки рассказала Джону, что в данный момент ожидает вердикта по очень известному делу, возможно, он о нем слышал.

— Бывшая королева красоты убила отца ломом и пыталась сделать то же самое с матерью…

— Так это ваше дело? Мы все обсуждали женщину, выжившую после пяти сильнейших ударов по голове. Господи! Проломленный черепной свод, выбитая глазница и расплющенная челюсть. Она очень хотела жить.

— Да-а. Ее отречение от «посмертного заявления» стало для нас настоящим ударом под дых.

Мысли Юки вернулись к Роуз Гленн; она невольно провела рукой по своей суперкороткой стрижке и, подняв глаза, увидела улыбку и одобрительный взгляд доктора Чесни.

— Она вам очень идет, Юки.

— Думаете?

— Вы же знаете, что я должен был так сделать.

— Ну, добрые намерения не являются оправданием, доктор. Вы сотворили это своими ножницами, верно? Прошлись словно газонокосилкой. Вы сделали мне худшую стрижку в жизни, разве не так, док?

Чесни засмеялся.

— Виновен в подготовке и исполнении плохой стрижки. Но я сделал очень аккуратные стежки.

Юки рассмеялась вместе с ним.

— Джон, я позвонила, потому что хотела извиниться. Мне очень жаль — я вела себя как сумасшедшая стерва, когда была здесь.

— Ха! Вы были лучшим сумасшедшим пациентом из всех, кого я встречал.

— Да бросьте! — Она снова рассмеялась.

— Правда. Вы не угрожали мне, не ударили и не ткнули иглой. У меня сейчас в отделении «Скорой помощи» находится один парень с тремя сломанными ребрами и сотрясением — так он не хотел оставлять свой мобильник. «Я работаю», — говорил он нам. Понадобилась помощь трех человек, чтобы забрать у него телефон.

В этот момент подал голос бипер доктора. Он взглянул на него и сказал:

— Проклятие. Мне нужно возвращаться. Ммм, Юки, не хотите как-нибудь повторить?

— Конечно.

— Может, сходим куда-то еще? Вы могли бы показать мне город.

Юки изобразила улыбку скромницы.

— Полагаю, я прощена.

Джон положил свою руку поверх ее.

— Я дам вам знать.

Она улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ. Они смотрели друг другу в глаза, пока он не убрал руку, а потом он ушел.

Юки уже начала ждать его звонка.

Синди вышла из дома и повернула направо. Прижав к уху трубку, она слушала, как Линдси ей говорила:

— Я хотела бы что-то сделать, но мы погрязли в деле Бэйли. Погрязли по уши.

— Мой редактор придерживает для моей статьи первую страницу в газете «Метро». Сейчас крайний срок. И ты утверждаешь, что совсем ничего нет?

— Хочешь узнать правду? Мы с Конклином были отстранены от дела Скитальца Иисуса еще в первый день. Мы пытались работать над ним в свое личное время…

— В любом случае спасибо, Линдси. Нет, правда, — заверила Синди и сложила телефон. Ей сказали достаточно. Никто над этим делом не работает.

Синди двинулась вверх по Таунсенд-стрит к улочке, отделяющей ее дом от того места, где был убит Скиталец Иисус. Она остановилась около простенького «алтаря» рядом со станционным двором: на дорожке по-прежнему виднелась кровь, в сетку забора были вставлены записки и недавно увядшие цветы.

Она почитала послания от друзей, написанные Скитальцу Иисусу: по нему скучают и помнят его. Эти записки трогали за живое. Убили хорошего человека, а полиция слишком занята, чтобы искать виновника. Так кто же выступит на стороне Скитальца?

Она.

Синди двинулась дальше, не отставая от прохожих, выходящих с железнодорожной станции. Свернув на Пятую улицу, она направилась к кирпичному зданию в центре квартала, в котором располагалась столовая для бездомных «От всего сердца».

С одной стороны от столовой находился захудалый винный магазинчик. С другой — китайская забегаловка, выглядевшая так жалко, словно там подавали прошлогодние беличьи запасы под коричневым соусом[3].

Между забегаловкой и столовой для бездомных нашлась черная дверь. У Синди была назначена встреча как раз за этой дверью. Подтянув повыше ремешок сумки с ноутбуком, она повернула ручку и толкнула дверь бедром. Перед ней открылся темный лестничный пролет, в нос ударил кислый запах.

Синди начала подниматься по крутой лестнице, перемежаемой крошечными площадками. Она поднялась до этажа с тремя дверьми, надписи на которых гласили: «Маникюрный салон», «Массажный кабинет», и ближе к лицевой стороне здания располагалось «Пинкус и Пинкус, адвокатское бюро».

Синди нажала кнопку на интеркоме рядом с дверью и назвала свое имя. Дверь открыли. Она села в крошеч — ной приемной, которую почти полностью занимала потрескавшаяся кожаная софа и кофейный столик. Синди пролистывала старый выпуск «Еженедельно для нас», когда ее окликнули по имени.