— А они только одного гаврика в наш мир забросили? — удивился Шатун. — Одного-единственного?

— Одного.

— Почему так мало? Я бы на их месте немерено народу забросил, ради такого дела.

— А больше не лезет. — Лихо грустно усмехнулась. — У них там что-то настолько раком встало, что и одного внедрить еле удалось. Проблема в том, что разъединить миры можно только с нашей стороны. Развитая цивилизация, мать их «кляксе» в дышло… Отрыгнутся им наши пертурбации. Точнее — уже отрыгиваются. У этого внедрянца такая рожа была, когда он о возможных последствиях рассказывать стал… Ой-ёй.

— Не врал? — поинтересовался Алмаз.

— Не-е, — покачала головой Лихо. — Тут у меня не соскочишь. Поначалу, конечно, начал вилять, сучня. Я не я, все вопросы в администрацию, приём с восьми до шестнадцати, обед с двенадцати до двенадцати тридцати. Мразота. Я на него капельку повлияла, и спёкся, урод. И что самое поганое — вряд ли правду сказал бы, так и загнулся бы, не исповедавшись. Ладно хоть на такие случаи есть я. А если бы не было? Мелкая душонка: сам загибается и всё равно юлит, чтобы хоть перед смертью рыло не начистили, за всю их цивилизацию. Спаситель, без страха и упрёка. Паску-уда…

— И что теперь?

— Отпили и не мерь. — Книжник посмотрел на запертую дверь бывшего ДК. — Теперь две версии развития событий. Первая: ждать, когда всё благополучно крякнется, и даже панихиду по нам отпеть будет некому. Вторая: попытаться что-либо сделать. Время и возможность у нас есть.

— Сколько времени? — деловито спросил Алмаз. — Надеюсь, достаточно?

— Около месяца.

— А что делать, куда идти? Или достаточно плюнуть в Замурино в самую большую лужу и сказать «айн-цвай-драй-дрись, с миром мир — разъединись!». Или что-то другое?

— Другое, Алмазик. — Лихо махнула рукой, призывая друзей идти за собой. — И переться нам придётся далековато. Если быть точным, то аж в стольный град республики Бурятия. Улан-Удэ называется. Сопки, пушнина, кедровый орех и место, где в нашем случае сходятся все дороги. Нет бы поближе где-нибудь место встречи прилепить…

— Да уж… — У Шатуна глаза на миг приобрели форму планеты Земля. — Это же трендюхать и трендюхать. Ближний свет…

— Осознали, мальчики?.. На восемьдесят дней вокруг света это не похоже, но впечатляет, признаюсь всеми фибрами своей огрубевшей души. Ладно, пойдёмте бахнем по полстакана расслабления нервов для. А то сорвусь на хрен снова…

— А может, не стоит? — Книжник обеспокоенно посмотрел на Лихо. — Нам сейчас нужны трезвые головы и полная собран…

— Стоит, всепомнящий ты наш, — перебила его блондинка. — Андреич всё равно до завтра будет себе мозг насиловать, без нас обойдётся. Завтра с утречка и узнаем вердикт ответственного лица по поводу дальнейшего распорядка действий. Я же не призываю залиться выше глаз и похерить всё светлое будущее, замаячившее на горизонте. Так, в пропорцию накатим…

Единственный кабак Суровцев, до Сдвига насчитывавших двадцать три тысячи населения, а после оного уменьшившихся до четырёх с половиной, назывался незамысловато: «У памятника». Памятник тоже наличествовал: среднехудожественно выполненный барельеф, посвящённый какому-то событию в истории посёлка. Надпись, вследствие каких-то уже напрочь забытых перипетий, почти полностью стёрлась, и остались лишь фигуры пучеглазых персонажей, одетых в шмотки исключительно казённого вида. По поводу пучеглазости начитанный Книжник однажды проехался остротой, смысл которой заключался в том, что это у них развилось от слишком долгого и пристального вглядывания в даль, в ожидании лучшей жизни. Других гипотез по смысловой нагрузке памятника никто не выдвигал, и высказывание постепенно прижилось.

Памятник стоял задом к кабаку, и поэтому иногда пучеглазость изображённых на нём личностей приписывали крепости подаваемых в «У памятника» напитков. Что тоже не было столь уж жуткой неправдой, но первый вариант всё же превалировал в народных умах.

Друзья заказали по двести граммов сногсшибательной самогонки, изготовление которой курировал сам глава Суровцев, не доверяя столь ответственное дело никому другому. Книжник, которому досталась одинаковая со всеми доза, устроился рядом с Лихо, что было невиданным событием. Учитывая то, что обычно пытающегося примазаться к коллективному застолью очкарика посылали читать что-нибудь познавательное и не портить себе жизнь вредными привычками.

Выпили. Повторили. У непривычного к спиртному Книжника окружающая действительность окрасилась в нежные цвета уже после вторых пятидесяти граммов. После ликвидации всей своей порции он был готов скомкать параллельный мир как промокашку и призвать к ответу за злодейства, учинённые в отношении его друзей, и вообще…

— Потух, — резюмировал Алмаз, глядя на рухнувшего носом в колени Лихо Книжника. — Кто домой потащит? Шатун? Монетку будем подкидывать?

— Ладно, оттранспортирую, — согласно пробасил Шатун. — Что мне эти полцентнера…

— Вот и договорились… Лихо, ты куда? Спать или другие планы имеются?

— К Митричу хочу наведаться. — Лихо аккуратно убрала со своих колен вихрастую голову Книжника. — До Всплеска ещё вроде бы рановато. Хотя… кто его знает? Судя по последним виражам нашего существования — лишняя предосторожность не помешает.

— Серия недавно вроде была? — Шатун удивлённо посмотрел на блондинку. — Теперь с месяц можно ходить, не дёргаясь. Но… дело хозяйское. Сходи, лучше перебздеть, чем недобдить.

— Золотые слова…

— Ладненько! — Алмаз махом опрокинул в горло остатки самогона, занюхал рукавом. — Разбегаемся. Надеюсь, ночь пройдёт без «свистопляски» под моим окном. Да и под вашими тоже…

Шатун водрузил что-то бессвязно забормотавшего от перемены позы, пребывающего в параллельно-алкогольном мире Книжника себе на плечо и пошёл к выходу. Алмаз с Лихо потопали за ним.

На улице уже потемнело, темнота была зеленоватого оттенка, что тоже не выходило за пределы разумного и безопасного. Но на душе у всех троих не было ни малейших признаков радости. Спиртное сняло некоторую часть напряжения, но далеко не всю.

— Ну, разбежались. — Лихо кивнула друзьям и пошла в нужную ей сторону. — До завтра, мальчики.

Шатун махнул ей вдогонку ладонью, напоминающей ковш экскаватора, причём — далеко не в миниатюре.

Алмаз подмигнул, стараясь сделать это как можно оптимистичнее, и они с верзилой, несущим блаженно спящего Книжника, двинулись по своему маршруту. К себе домой, где уже давненько обитали на пару. Личная жизнь ни у одного, ни у другого как-то не сложилась, по поводу чего оба ничуть не сходили с ума. Главное, что в смерти не везёт…

Лихо прошагала метров триста, свернула во двор, подошла к двери добротного двухэтажного особнячка, некогда выкрашенного в жизнеутверждающий цыплячий колер, а теперь — облезлого и неказистого. Но по-прежнему прочного и не собирающегося рассыпаться в ближайшие дни.

Потянула на себя массивную дверь на первом этаже со слепым бельмом видеоглазка, зашла. Кивнула поднявшемуся из продавленного кресла в прихожей амбалу с парой «Узи», двинулась дальше. В первой комнате пожилая женщина наводила порядок, неспешно вытирая тряпкой невидимую пыль с некогда роскошной мебели. Увидев Лихо, она расцвела улыбкой.

— Мария Сергеевна! — Лихо обняла женщину. — Как ваше здоровье?

— Да как-как… — Мария Сергеевна пожала плечами. — Бывало и лучше. Чаю хочешь?

— Попозже… Как Митрич?

— Да вроде бы как обычно. А я думала, ты ко мне…

— Нет, теть Маша. — Блондинка смущённо покачала головой. — Может быть, потом, когда пообщаюсь.

— Ну давай. — Женщина кивнула в сторону смежной комнаты. — Вроде бы нормально себя чувствует. Как раз сегодня тебя вспоминал, а ты и легка на помине. Говорят, сегодня стряслось что-то? Стреляли…

— Да так, пустяки… Когда у нас не стреляли? — Лихо очень надеялась, что это прозвучало напрочь непринуждённо. — «Пешеход» лишка ретивый попался, всего и делов-то… Ничего ужасного. А чаёк поставьте, попьём непременно.