— То есть вам не пришлось рыться в ящиках.
— Нет. Я постарался все сделать как можно быстрее.
— А что вы сделали с письмами?
— Я отнес сумку к себе в комнату, — пояснил Карл, — где отдыхала Карен. Я не знал, что сказать, потому что не понял, что произошло. Кто заколол мисс Ландау? Я был уверен, что в первый раз, когда я появился у нее в комнате, она была жива, а когда вернулся — мертва, но, клянусь богом, я ее не убивал. — Он оборвал монолог и нахмурился. — Это не я.
— Ну и не я, — заметил Рэй. — Так что продолжайте.
— Вы отнесли сумку в комнату, — напомнил я.
— Да.
— Нож находился в ней.
— Да.
— И, конечно, пистолет. Пистолет Ландау.
— Да.
— А письма?
— Что — письма?
— Что вы с ними сделали? Вы ведь не могли отдать их Кассенмайер, потому что она смылась бы с ними в ту же секунду — миссия выполнена. Где вы их спрятали, Карл?
— В другом номере, — вздохнув, признался он.
— В каком? В триста третьем?
— Да. Карен находилась у меня в комнате, и я подумал… Впрочем, не помню, что я подумал. Думать было особенно некогда.
— И вы их спрятали там перед тем, как вернуться в свою комнату?
— Ну да, по пути. То есть не совсем по пути, не в буквальном смысле, но…
— Я вас понял. Ну надо же! Вы успели отнести их туда, пока мы с Айзис собирались перейти на «ты» в коридоре шестого этажа. Вы вынесли письма из номера Ландау буквально за пару минут до того, как я там оказался, а потом спрятали их тремя этажами ниже как раз перед тем, как я спустился туда по пожарной лестнице. Почему вы не спрятали письма в ящике с нижним бельем? Вы бы избавили меня от кучи хлопот!
— Я…
— И все-таки куда вы их положили?
— На полку в гардеробной.
— А потом вернулись и рассказали Карен, где вы их спрятали.
— Ну…
— Вы этого не сделали?
— Не совсем…
— А что вы ей сказали?
— Что мисс Ландау мертва. Впрочем, я не стал упоминать про нож, и она скорее всего решила, что старушка скончалась от удара держателем для клейкой ленты.
— Ничего себе! — воскликнула Кэролайн.
— То есть она решила, что убила ее.
— Очевидно, да, но, когда эту новость сообщили по телевидению, она узнала, что мисс Ландау закололи ножом.
— И тут она подумала, что это сделали вы.
— Я сказал ей, что тот, кто украл письма, должно быть, обнаружил нож и воткнул его в мисс Ландау. Не знаю, поверила она мне или нет.
— Значит, вы не сказали ей, где спрятаны письма.
— Нет. Я подумал, что она обнаружит их, когда вернется к себе в номер. Но вместо этого она обнаружила, что ее рубины пропали.
— Мои рубины, — уточнила Айзис.
— Ну да, но в тот момент Карен считала их своими, и они исчезли. Я даже не знал, что подумать, когда она сообщила мне об этом. Думал, может, она врет, чтобы не делиться со мной? А если нет, то куда они делись?
— В это время, — заметил я, — меня уже арестовали. И вы знали, что я вор.
— Но что вы забыли в триста третьем? Я решил, что там побывал тот же человек, который заколол мисс Ландау.
— Ну, человек, заколовший старушку, вряд ли был еще и специалистом по краже драгоценностей, — сказал я. — Но забудем на минутку о рубинах и сосредоточимся на этом человеке. Как вы думаете, кто это?
— Понятия не имею.
— Знаете, мне почему-то очень трудно в это поверить. По-моему, вы все прекрасно знаете.
— Я думал об этом, — признался он, опустив глаза.
— Кроме шуток?
— И честно скажу — не знаю.
— Но предположения у вас есть.
— Нет…
— Из-за этого человека вы не отнесли письма к себе в комнату, — сказал я. — Именно из-за него вы не сказали своей давней приятельнице Карен, что письма лежат на полке в ее собственной гардеробной. У вас были свои планы на этот счет, не так ли?
— Я не собирался обманывать Карен. Я бы отдал ей письма.
— Когда?
— Ну, через день-другой. Когда у меня…
— Появится возможность их скопировать, — завершил я его фразу.
— Да.
— Потому что этому человеку были нужны копии. И он сделал вам предложение, от которого очень трудно отказаться.
— Я никогда не встречался с этим джентльменом, — провозгласил Лестер Эддингтон. — Да, мне нужны копии всех писем Гулливера Фэйрберна, но у меня нет возможности предложить большие деньги, и я, разумеется, не стал бы принимать участие в преступлениях.
— Успокойтесь, — сказал я. — Речь не о вас.
— Но кому еще нужны копии? Моффет — коллекционер. Ему нужны оригиналы, и вообще именно он первым связался с Карен Кассенмайер. У «Сотбис» уже есть право выставить письма на торги.
— А я просто хотел вернуть их тому бедолаге, который их написал, — пояснил я. — Но есть еще один человек, который тоже собирается написать книгу. Вот почему она наняла меня, но ей не хотелось рисковать, и после того, как я не смог их найти, она удвоила свои усилия. Правильно, Карл? Вы думаете, она и убила Антею Ландау?
Карл промолчал.
— Теперь все язык проглотили, — заметил я, повернулся и смерил взглядом Элис Котрелл. — Ну? Это ты ее убила?
Глава 22
— Берни, — произнесла она таким тоном, словно сама получила удар ножом в сердце, причем от такого же близкого человека, каким Брут был Цезарю. — Берни, как ты мог подумать, что я способна на убийство?
— Ты оказалась способна на многое, — откликнулся я. — Во-первых, втянула меня во все это, сочинив историю о том, как тебе хочется по доброте душевной вернуть письма Гулливеру Фэйрберну. Таким образом ты могла заполучить письма, не потратив ни цента.
— Но это правда! — возразила она. — Для этого они мне и понадобились.
— Потому что Фэйрберн написал тебе в Шарлоттесвилль?
— Кое-что я присочинила.
— Присочинила?
— Ну, скажем, я не живу в Шарлоттесвилле, Гулли мне не писал. Но я знала, как он расстроится, если письма придадут огласке, и как он обрадуется, если письма исчезнут. Я несколько раз проходила мимо твоего книжного магазина, узнала, что у его владельца есть вторая профессия — вор…
— На самом деле он и есть вор, — решил уточнить Рэй. — А книготорговля — его вторая профессия.
— … и подумала, что смогу уговорить тебя сделать доброе дело для великого писателя.
— И для заурядного тоже.
— Прости, не поняла?
— Я выписываю «Паблишерз уикли», — пояснил я. — Обычно у меня нет времени его читать, да для букиниста он и не представляет особого интереса, но я все-таки перелистал несколько номеров, и угадай, кому предложили издать свою книгу? Я забыл, кто твой агент, но точно не Антея Ландау. Ты же собираешься писать мемуары? О своих любовных похождениях с Гулливером Фэйрберном.
— Не только об этом, — возразила Элис. — У меня была интересная жизнь, и людям будет интересно прочитать о ней.
— Но на всякий случай — вдруг им станет неинтересно — немножко грязи о Фэйрберне не повредит. Ты продемонстрировала мне образчик того, о чем собираешься писать, рассказав больше, чем я на самом деле хотел знать об одном из моих любимых писателей. Как оказалось, куда больше, чем знала сама.
— Я литератор, — сказала она. — И для меня вполне естественно немного приукрашивать действительность.
— Ты и не собиралась возвращать ему письма.
— Со временем, может, и вернула бы. Или уничтожила. Или продала их, например вам, мистер Моффет, или передала вам, мистер Харкнесс. Даже могла бы сделать копии для вас, мистер Эддингтон. Но какая разница, что я могла бы сделать? Писем у меня нет.
— Но ты очень хотела их получить. Еще до того, как я снял номер в «Паддингтоне», ты связалась с Карлом и сделала ему аналогичное предложение. Но вместо того чтобы воззвать к лучшим чертам его характера и представить все как доброе дело, ты предложила переспать с ним.
— Это не самый приятный вариант.
— Денег у тебя нет, — продолжал я, — но ты привлекательна, а у Карла есть свои слабости. И ты дала понять, что если он достанет для тебя эти письма, то не прогадает. Ты снимешь с них копии и вернешь оригиналы, а он пусть делает с ними, что хочет.