Сроки создания нового мощного танкового производства были установлены небывалые. Всего за три недели в здании, не имевшем еще даже крыши, монтажники установили 5800 металлообрабатывающих станков и большое количество другого оборудования, прибывшего в Челябинск из Ленинграда с Кировского завода и других эвакуированных на Урал предприятий. Дизели, например, начали выпускать через 35 дней с момента прибытия в Челябинск первого эшелона с оборудованием.
С невиданным напряжением трудились люди Танкограда. Всю войну они работали без отдыха, не жалели ни времени, ни сил. Нередко монтажники, получив три-четыре часа передышки, засыпали тут же, не снимая спецодежды. Официальный рабочий день продолжался 11 часов. Необходимые для дела специалисты зачастую оставались в цехах по нескольку суток. Ни выходных дней, ни отпусков не существовало. Выполнение нескольких норм в смену стало обычным делом, а токарь-наладчик Г. П. Ехлаков выступил с инициативой выполнять ежедневно по 10 и более норм. Для всех стало правилом — не уходить домой, не выполнив заданий. Партийная организация завода постановила «невыполнение задания коммунистами считать несовместимым с пребыванием в партии»[96].
Высокая самоотдача работников всех звеньев подкреплялась отличной организованностью и сплоченностью коллектива под лозунгом «Все для фронта, все для победы!». Руководителями всех звеньев гигантского производства ставились инициативные люди. Их умело находили, выдвигали и растили. Коллектив танкоградцев оказался удивительно богатым на талантливых людей, в числе которых, наряду с такими выдающимися умами, как Ж. Я. Котин и Н. Л. Духов, было много замечательных конструкторов, начальников цехов, отделов, других работников. Руководители, которые не верили в успех дела или не способны были быстро перестроиться, тут же снимались со своих постов и заменялись передовыми, энергичными, смелыми инженерами или техниками. На дипломы, стаж, образование некогда было обращать внимание — ставили того, кто мог работать, организовывать, создавать.
«Никакие оправдания срыва работы не принимались, — вспоминает директор Танкограда И. М. Зальцман, — оправданиями нужные фронту танки не заменить. Порядок для руководителей всех уровней был один: нет у тебя в цехе заготовок — иди разберись с кузнецами, нет транспорта — найди способ доставить груз, нет инструмента — помоги инструментальному цеху, а не жалуйся на других. Чтобы создать на заводе обстановку взаимовыручки и деловых отношений, партийный комитет и дирекция старались не принимать к рассмотрению жалобы на чью-либо нераспорядительность, не рассматривать анонимки. Все вопросы, и мелкие и важные, решались без промедления, „отписываться“, перекладывать дело на чужие плечи считалось недопустимым. Выносить к вышестоящим руководителям — начальнику цеха, отдела, директору — полагалось только особо сложные, требующие их вмешательства вопросы… Люди не боялись говорить правду, ибо хорошо знали, что на производстве самая горькая правда лучше бездеятельного ожидания. Безбоязненно сами исполнители немедленно сообщали о допущенных промахах и ошибках. В свою очередь, руководители завода много времени проводили непосредственно в цехах, здесь же на месте (а не в кабинете) принимая решения, призванные в короткие сроки (в часы) ликвидировать „узкое место“. В условиях войны был особенно важен личный пример, руководители работали с огромным напряжением сил, и все это видели»[97].
Кировский завод на Урале стал быстро набирать темп выпуска танков, и конструкторская работа постепенно выходила на одно из первых мест в числе забот дирекции и парткома.
Ядром обновленного и пополненного коллектива кировских конструкторов на Урале явилось СКБ-2, эвакуированное из Ленинграда, в которое входили старейшие, испытанные коллеги Ж. Я. Котина — Н. Л. Духов, Е. П. Дедов, А. С. Ермолаев, Л. Е. Сычев. К ним присоединились конструкторы Челябинского тракторного завода Б. Е. Архангельский, М. Ф. Балжи, Н. Д. Швелидзе; конструкторы-турбинисты ленинградского Кировского завода во главе с Н. М. Синевым и Г. А. Михайловым; гидравлики во главе с профессором Н. В. Вознесенским из Ленинграда; дизелисты из Харькова во главе с И. Я. Трашутиным и Я. Е. Вихманом, группа конструкторов из Москвы и ряд других специалистов, эвакуированных в Челябинск из разных городов страны. Так под руководством Ж. Я. Котина собрался большой коллектив конструкторов, способных решать разнообразные, в том числе и перспективные, задачи по проектированию новейшего бронетанкового вооружения.
Наступило 7 ноября 1941 г. Советская страна строго и скромно отметила 24-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Участники разработки «котинских» танков вспоминают то особое чувство гордости за свой труд, которое вызвало у них сообщение об участии в праздничном параде на Красной площади в Москве танков КВ. В составе 33-й отдельной танковой бригады прошли они мимо Мавзолея. Колонну возглавлял KB с надписью «Ленин» на башне. Командовал этой машиной коммунист старший лейтенант Т. Паршков. Его танк, ведомый славным экипажем, не раз отличился в последующих боях.
А война тем временем предъявляла все новые и новые требования. Государственный Комитет Обороны ориентировал конструкторов Танкограда на разработку новых машин для решающих боев и сражений. Одной из таких разработок, предложенных Наркоматом танковой промышленности, стала самоходная артиллерийская установка КВ-7, предназначенная для сопровождения танков в наступательных боях. Необходимость создания машины подсказали фронтовые танкисты. Артиллерия, вместе с которой им приходилось действовать, будь она на механической или на конной тяге, не поспевала за танками, и командиры танковых войск настоятельно просили конструкторов вооружить их самоходными пушками, обладающими такой же проходимостью и скоростью, как и танки.
Учитывая сжатые сроки проектирования самоходки, Ж. Я. Котин решил взять за основу серийный танк КВ-1, хорошо освоенный производством. На его базе кировские конструкторы в течение двух недель разработали самоходную установку.
Самоходка имела в передней части корпуса боевую рубку, сваренную из катаных броневых листов толщиной 100 мм. Рубка закрывалась броней со всех четырех сторон, а в самой широкой своей части выходила за очертания корпуса танка и нависала по бокам над гусеницами.
Артиллерийскую часть самоходной установки КВ-7 поручили разработать конструкторскому бюро Уралмаша, где работало немало эвакуированных в Свердловск инженеров-артиллеристов Кировского завода. Конструированием вооружения для КВ-7 занимались ленинградцы — заместитель главного конструктора Уралмаша Л. И. Горлицкий и инженер-конструктор Н. В. Курин. С пушками, смонтированными в специальные блоки, Л. И. Горлицкий приехал в Челябинск и там сразу же приступил к их установке в боевых рубках самоходных установок.
В первом из двух вариантов, предложенном Г. Н. Москвиным, самоходная установка имела три орудия. 76-мм пушка ЗИС-5 устанавливалась посередине, а две другие калибром 45 мм располагались по бокам. Боекомплект центрального орудия составлял 93 снаряда, а 45-мм пушки имели по 100 снарядов каждая. Механизм наводки для всех трех пушек был общим, и монтировались они все в одной рамке, закрываемой общей маской. Пушки могли вести как залповый огонь, так и одиночную стрельбу с высокой скорострельностью из каждого орудия в отдельности. По вертикали пушки могли наводиться до 20 градусов, по горизонтали грубая наводка осуществлялась поворотом всей машины и точная наводка ± 7 градусов за счет поворота пушки в рамке. В переднем лобовом листе, так же как и на танке КВ, устанавливался пулемет ДТ в шаровой опоре. Второй такой же пулемет имелся в кормовой стене боевой рубки, а третий устанавливался в башенке на крыше рубки, откуда можно было вести круговой обстрел.
Во втором варианте КВ-7 на машине предусматривались только две пушки, но зато обе калибра 76 мм с общим боекомплектом 150 выстрелов.
