Я сильно тосковал по Нестеренко, когда уехал в Германию. Среди немецких мальчишек у меня никогда больше не было такого друга. Даже сейчас ребята из нашей четверки все-таки немного не то. Я их очень люблю, я жизнью за них готов был рисковать, но Сема…

— Через рацию Пауля идет активная передача дезинформации для фашистского командования. Передаваемые материалы изготавливаются на самом высоком уровне, санкцию на передачу информации, кажется, дает сам Берия. Тексты радиограмм разрабатываются контрразведкой совместно с Генштабом Красной Армии, а особенно важные — даже со Ставкой Верховного Главнокомандования. Причем на 10–15 % эти сведения правдивы (иначе не вызовут доверия). Но что-то абвер все-таки беспокоит. Приходит указание «Немедленно новый шифровальный лозунг из 31 буквы: имя командира из «Бергмана», кличка его собаки, фамилия секретарши и девичья фамилия жены Шмеккера. Ну, фамилию своего начальника они на допросах нам назвали — доктор Оберлендер. Это был кадровый офицер разведки и крупный специалист по восточным вопросам, а звали его Теодор. Кличка собаки и фамилия секретарши тоже особого затруднения не вызвала. Но вот как звали в девичестве фрау Шмеккер, фрицы усиленно вспоминали всей группой. Четко помнят, что оберштурмфюрер частенько ругал своих тестя с тещей за жадность: якобы он женился на их толстухе Эльзе только ради богатого приданого, а пивной заводишко обанкротился в первый же год. Вспоминают почти как «лошадиную фамилию» по Чехову: то ли Зильберштейн, то ли Зильберштайн, то ли Зальдерштайн. После долгих споров останавливаются на втором варианте. Вроде прокатило!

Одно странно, наших фрицев абвер никак не информировал о высадке следующего десанта. Нашими постами ВНОС (службы войск наблюдения, оповещения и связи) было зафиксировано появление над Галашкинским районом вражеского транспортного самолета. Срочно вызванные с ассинского аэродрома истребители зажали «Юнкерс-52» в клещи и принудили к посадке. Экипаж самолета оказал вооруженное сопротивление прибывшим на место посадки чекистам, а затем немцы подожгли самолет. Почти все летчики были убиты, а тяжело раненный стрелок-радист был взят в плен.

— Посреди ночи меня неожиданно подняли с постели.

— Что случилось? — быстро одеваясь, спросил я у конвоира.

— Придешь, узнаешь, — неопределенно буркнул он.

Как ни странно, идем не в штаб, а в госпиталь. Нас встречает печально знакомый мне старший лейтенант Джапаридзе: «Будешь переводчиком! Надо срочно допросить пленного летчика!» Вот это новость! Участвовать в допросе, да еще в паре с таким, как Гия! Он и сам сознает своеобразие момента и ухмыляется.

Захваченный летчик лежит в отдельной маленькой комнатушке: это молодой худощавый парень не старше меня, с бледным от пережитых страданий лицом, его голова и грудь наспех перевязаны, на бинтах запеклась кровь.

— Спроси, где они выбросили десант и сколько человек, — командует старлей.

Склоняюсь к раненому и повторяю вопрос по-немецки.

— Я не знаю. Я только бортрадист. Командир знал, — чувствуется, что парню трудно говорить, голос еле слышен от слабости, на лбу выступили капли холодного пота.

— Что он сказал?

— Он не знает.

— Не знает или не хочет говорить?! — кулаки Джапаридзе угрожающе сжались. — Я умею развязывать языки!

Господи, неужели он посмеет бить раненого!

— Он в самом деле не знает. В его обязанности не входит прокладка курса, — мой голос дрогнул. — Пожалуйста, не бейте его, он и так едва жив!

— Гроне, я, кажется, просил тебя быть переводчиком, а не адвокатом!

Старлей хватает меня за руку и вытаскивает в коридор. У меня полное впечатление, что сейчас тумаки, предназначенные летчику, достанутся мне. Гия резко разворачивает меня к себе лицом: «Ты что, и в правду считаешь меня зверем?! Думаешь, я бездушный садист?!»

Вот такого поворота событий я не ожидал! Потрясенно молчу.

— Ладно, извини, что я так обошелся с тобой на том допросе! Ты же знаешь, что я был сильно пьян. И у меня, черт возьми, была причина так напиться! Просто забудь о том случае!

— Уже забыл, — говорю я.

— Ладно, я уйду, а ты останься с летчиком. Попытайся разговорить его, может, он хоть что-то скажет. Но если у тебя не получится, тогда я вынужден буду расстрелять его. Эта сцена всегда производит сильное впечатление, не правда ли? Ты ведь и сам тогда сильно испугался?! — иронически улыбается Гия.

«Да уж, товарищ старлей, — думаю про себя, — вы мастерски умеете взвинтить человеку нервы». Тем не менее понимаю, что это максимально щадящий для пленного вариант.

Рассказываю летчику о нашей группе и обо всем, что сам знаю о жестокости и коварстве местных повстанцев, особо упирая на их «псевдосотрудничество» с германскими войсками. Он потрясен не меньше меня. «Восточным варварам нельзя доверять!» Парень рассказал, что был сброшен десант в количестве 15 человек.

— Чуть позже мы перехватили радиограмму этой группы, фашисты просили своих о помощи. Абвер возложил эту задачу на группу Пауля.

При прочесывании территории около аула Аршты из леса навстречу нашим солдатам вышел один из диверсантов и бросил оружие. По дороге он охотно рассказал о себе: он чеченец из аула Шали, зовут Асухан. Первый день войны застал его в Брестской крепости; вместе с другими чеченцами (а их было достаточно много в составе гарнизона) отважно сражались, невзирая на голод и жажду. Раненным, в бессознательном состоянии был захвачен в плен. Когда в концлагерь пришли вербовщики из «Бергмана», то решил вступить в отряд ради того, чтобы потом попасть на родную землю. Охотно согласился сотрудничать с НКВД, клялся кровью смыть позор плена.

Конечно, у чекистов сначала были подозрения, что все это тщательно разыгрываемый спектакль. Но Асухан подробно рассказал им все, что знал о задании группы и о приметах ее членов. Так же обстоятельно он описал школу по подготовке диверсантов (причем он никак не мог знать, что все эти сведения мы можем легко перепроверить через «своих» немцев, они могли слышать ход допроса из-за тонкой перегородки). «Он не врет! — кивнул головой Гюнтер. — Горцев-диверсантов действительно готовят в рамках «предприятия Шамиль», или иначе «Предприятия доктора Ланге», а этот доктор на самом деле обер-лейтенант вермахта Герхард Ланге».

Но наше руководство интересовали еще пароли, коды, явки и шифры, которые Асухан как рядовой член группы знать никак не мог. Зато он сказал, что их группа решила двигаться в Веденский район для соединения с находящейся там бандой Мачека Байсаева.

Лагодинский уехал на несколько дней в Москву, на совещание с B.C. Авакумовым и начальником 3-го отдела Г.В. Утехиным. В его отсутствие операцией руководит майор Петров. Именно у него созревает следующий план (ведь ему обязательно надо захватить диверсантов живьем для допроса. Особенно его интересуют командир и оба радиста).

«Мы легко можем перестрелять их как кроликов, — сообщает он «нашим» фрицам. — Но если вы не желаете им напрасной смерти, может, попробуете уговорить их сдаться?»

Немцы нерешительно переглядываются. Предложение русского майора, с одной стороны, кажется проявлением гуманизма, но… они прекрасно понимают, что НКВД имеет в этом деле свой интерес.

«Ладно, — говорит Гюнтер, — мы с Паулем попробуем».

— Вечером вместе с Гюнтером едем на лошадях в сторону аула Харачой. С нами пятеро всадников-энкавэдэшников из местных во главе с капитаном Чермоевым, одетых в бешметы и папахи. Они должны изображать чеченских абреков из банды Сахабова. Прекрасно знаем, что за нами скрытно следует еще несколько спецгрупп НКВД. Как говорится, «шаг вправо, шаг влево карается расстрелом».