Взобраться на руки к детям он не пытается, понимает, что им будет тяжело (Вилли весит 18 килограммов). Не доверяет людям с темными лицами и волосами. Одна знакомая, напевая ритмическую песенку, научила его хлопать в ладоши. Теперь, увидев ее, он сразу вспоминает ту игру. Бегая и прыгая на мягких матрацах, он также ударяет в ладоши.

Хотя он превосходит свою подружку силой и ростом, он гораздо трусливее ее. Его повергла в ужас скачущая резиновая лягушка с белыми, ярко намалеванными глазами. Он не просто боялся ее, он ею брезговал. Часто он смотрел на нее издали с приоткрытым ртом; если она неожиданно попадалась ему на глаза, он быстро отворачивался или прикрывал глаза рукой.

Куколка же быстро распознала, что лягушка неживая. Тщательно изучив игрушку, она вскоре начала пугать ею Вилли. Только через месяц Вилли перестал бояться страшной игрушки. Однажды я смазала ступни и руки Вилли кремом, запах которого ему ужасно не понравился. Теперь достаточно издали показать ему тюбик с кремом, и на его лице появляется гримаса отвращения. Ну и, конечно, он больше никогда не позволяет себя смазывать. Вилли не любит грязных рук и всегда протягивает их мне с тем, чтобы я их вымыла и вытерла тряпочкой. К каждой новой игре, придуманной нами, он сначала приглядывается, а потом уже принимает в ней участие. Не любит игр, во время которых я хожу или бегаю. С другими играет в догонялки. Если считает, что мне грозит опасность, кидается защищать меня, преодолевая страх. И тогда уж идут в ход и его мощные зубы. Как-то один знакомый, шутя, стал тянуть одеяло, на котором я сидела вместе с Вилли. Быстро подскочил к знакомому, укусил его за ногу и, вернувшись, испуганно ко мне прижался. У двухлетней Куколки, которая на год моложе Вилли, личико веселое, всегда смеющееся. Ее детские глаза смотрят доверчиво. Она быстро проникается доверием ко всякому новому лицу и тянется к нему ручками. Очень любит, чтобы, ее носили на руках, прижимали к себе. Игры у нее более спокойные. Она любит стучать погремушкой. Катая мячик, шлепает по нему руками; встает на ножки и пробует бить в ладоши, как Вилли.

Прекрасный аппетит заставляет ее часто прерывать игры, чтобы что-нибудь перекусить. Вилли полагает, что то, что она ест, лучше того, чем кормят его. Куколка отдает ему лакомства без сопротивления, а порой сама его кормит. Иногда она угощает и меня и при этом внимательно смотрит, ем ли я.

Гориллы ласковы и уравновешенны. Только иногда в присутствии гостей — опять-таки как дети! — «расходятся» и становятся непослушными. В отличие от других обезьян, влезая на клетку или на окно, горилла делает это очень осторожно, а спрыгивает только в том случае, если человек протягивает ей руку, считая, что теперь он ее охраняет и должен заботиться, чтобы она не ушла. Она никогда не дергает за волосы и не хватает неожиданно человека за нос или за ухо, как другие обезьяны.

Мои питомцы уже понимают некоторые слова. Особенно реагируют на такие слова, как «уходи», «оставь», «не двигайся». Конечно, большое значение имеет здесь тон, которым они произносятся. Повседневно живя с нами, гориллы все время дают нам материал для новых психологических наблюдений».

Защитники «древнего благочестия» не только оплевывали учение Дарвина. Они требовали и вещественных доказательств. «Какими фактами, а не рассуждениями вы можете подтвердить животное происхождение человека? — спрашивали Дарвина противники. — Если бы на Земле существовали обезьянолюди, то костные останки этих существ ученые давно обнаружили бы в земных слоях. Однако этого нет».

Доказательства требовались и науке. Вот почему уже вскоре после опубликования Дарвином теории эволюции перед палеонтологами была поставлена задача: они должны подтвердить дарвиновскую теорию происхождения человека, найти останки, свидетельствующие о превращении обезьян в людей.

«Претендовать» на звание человека могло лишь обезьяноподобное существо, спустившееся с дерева на землю и ставшее на ноги. Освободившиеся руки должны были быть приспособлены не только к хватанию, но и к другим, более тонким и разнообразным движениям.

Мозг такого существа по размерам и развитию должен превосходить мозг крупной обезьяны и приближаться к человеческому.

И самое главное — это существо должно уметь изготовлять орудия труда. Ибо именно труд — общественный труд! — стал решающей причиной превращения древней человекообразной обезьяны в человека. О том, как и почему это произошло, рассказал Ф. Энгельс в своем знаменитом труде «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека».

Наши предки — человекообразные обезьяны — жили на деревьях. Здесь они часто передвигались в полувыпрямленном положении. При этом их верхние и нижние конечности выполняли роль рук и ног: нижними конечностями обезьяны опирались на толстые сучья и стволы деревьев, а верхними обхватывали расположенные выше ветки и сучья.

Несколько миллионов лет назад под влиянием изменившегося климата тропические леса, в которых жили наши предки, стали редеть, появились большие пространства, лишенные деревьев. Это вынудило многих человекообразных спуститься на землю. Не все обезьяны смогли выжить в новых условиях жизни, но те из них, которые отличались наибольшей приспособленностью и смышленностью, постепенно освоили землю и приучились ходить на двух ногах, уже не опираясь на руки. Это был важнейший шаг на пути превращения обезьяны в человека. Верхние конечности обезьян превращались в органы, при помощи которых можно было схватить палку, камень и использовать их как оружие защиты или как средство для добывания пищи.

Сначала наши обезьяноподобные предки использовали в качестве орудий труда и защиты только камни и палки, которые находили вокруг, а затем начали сами изготовлять первые орудия труда: заостряли камни, придавая им нужную форму.

Так у человекообразных обезьян зародилось новое явление, неведомое миру животных — труд; он стал основой, которая выделяла человека из царства животных. Труд, писал Энгельс, «…первое основное условие всей человеческой жизни, и притом в такой степени, что мы в известном смысле должны сказать: труд создал самого человека».

Все это хорошо, но где же скрывались вещественные останки такого превращения?

В середине XIX века ученые еще не знали о таких останках. Но вот в 1891 году голландский врач Эжен Дюбуа, изучая древние слои земли на острове Ява, нашел черепную коробку, бедренную кость и несколько зубов какого-то неизвестного существа. Находка заинтересовала ученый мир. Черепная коробка по своей форме почти не отличалась от обезьяньей. Однако по всей величине она была гораздо больше, чем у самой крупной обезьяны — гориллы. Но меньше, чем у человека. А бедренная кость была очень похожа на человеческую. Она свидетельствовала: неведомое существо ходило на двух ногах.

Продолжая изучение находки, антропологи пришли к окончательному выводу: впервые найдены останки древнего человека, который имел еще много сходства со своим предком — обезьяной.

Строго говоря, его еще нельзя было считать человеком, поэтому его назвали питекантропом, то есть обезьяночеловеком.

Прошло немного времени, и в Северном Китае, а затем и в других районах земного шара были найдены останки более развитых древних людей — синантропов. Эти уже знали огонь. Черепная коробка синантропа вмещала больше мозгового вещества, чем у питекантропа.

В местах захоронений синантропов вместе с их останками ученые обнаружили золу от костров, обугленные кости животных, а также грубые, но обработанные, несомненно, руками человека каменные орудия — ножи и скребки.

Что заставило наших предков изготовлять орудия? Ответ надо искать в одной важной черте зарождавшегося производства — в его общественной сущности. Именно общая нужда стада в орудиях охоты, обороны, разделки добычи заставляла отдельных его членов браться за изготовление простейших орудий труда определенного назначения. Это не могло не повлиять, и притом самым решительным образом, на все поведение обезьянолюдей. Оно все больше и больше обретало общественную природу. Члены стада все больше должны были руководствоваться в своих действиях не личными, а общественными потребностями и интересами.