Александр Николаевич замолчал. Он вспомнил, что в самом деле шесть лет назад подарил Гоше на день рождения конверт с довольно большой суммой денег. Гоша тогда как раз переживал сложную фазу взросления и болезненно переживал свою зависимость от известного отца. Подаренные деньги он взять категорически отказался, а не менее упрямый отец засунул конверт между полок шкафа: «Будут лежать здесь. Понадобится — возьмешь…»

Александр Николаевич провел рукой по щели между полками, понял, что конверта там действительно нет и растерянно сел обратно в кресло. Выходит, Гоша взял только то, что ему причиталось… Сумма в конверте была во много раз больше украденной, и Гоше не было никакого смысла интересоваться еще и шкатулкой…

Баженов вошел в просторный ресторан. Обычно, если было время, он приходил сюда на обед. Еще теплое сентябрьское солнце шевелило разрисованную вручную занавеску на большом приоткрытом окне. Мягкие синие диваны и коричневые полированные столики казались необычайно уютными.

Олег устроился в любимом месте, у задней стены, и стал ждать официанта.

— Разрешите, Олег Григорьевич?

Голос был до удивления знакомым. Он поднял глаза и увидел Ларису Куликову. Видеть Ларису ему было неприятно, настолько неприятно, что в последний год он даже перестал бывать у Куликовых в гостях. За прошедшее время он так и не смог понять, какая дьявольская сила надоумила его совершить невероятный, как ему казалось, поступок — стать любовником жены своего друга. Лишь недавно, когда благодаря его протекции Максим получил неплохое продвижение по службе, Баженов более менее избавился от угрызений совести. Но злость на Ларису все еще не прошла. Дело было даже не в том, что он винил ее в случившемся. На его взгляд, Лара была слишком молода и импульсивна, чтобы в полной мере отвечать за свои поступки. Отвращение к Ларе было вызвано лишь тем, что она ему слишком ясно и слишком очевидно напоминала о собственной ошибке… Увидев ее сейчас, Баженов, не затрудняя себя правилами хорошего тона, произнес:

— Нельзя, занято!

— О, я еще очень вам нравлюсь, Олег Григорьевич. — Игнорируя его слова, Лара устроилась на соседнем диване.

То, что она сказала, было правдой, и Баженов разозлился еще больше. Конечно, не будь она женой его старого приятеля, он бы ни за что не упустил возможность завести с ней роман. Но он и так позволил себе слишком много… Не желая искушать судьбу, Олег встал с места:

— Не буду мешать…

Лара шустро вскочила и схватила его за локоть:

— Подождите, Олег Григорьевич, нам с вами надо поговорить.

Он еще раньше понял, что ее появление здесь не случайно, но в глубине души надеялся, что сможет от нее отделаться. Выходило, что не может. Наверное, Олег чувствовал это. Следовало уйти прежде, чем она начнет разговор (он был уверен, что ее слова ничего хорошего ему не сулят), но почему-то, как кролик перед коброй, все же чувствовал, что должен ее выслушать. Он не мог представить, что же она может ему сказать, но он знал, что, не выслушав ее, будет потом мучиться от любопытства.

С видом приговоренного к смертной казни Баженов снова сел за стол:

— Я слушаю!

Лара, довольная, устроилась напротив. Небрежно и неторопливо стала доставать из сумки сигареты, закурила — очевидно чувствовала, как раздражает его ее медлительность.

Баженов сумел сдержать себя, подавив готовый сорваться с губ вопрос. Он ждал и молчал.

Лара поняла, что ей придется начать первой.

— Я жду ребенка.

Баженов окинул взглядом ее несколько округлившуюся фигуру в просторном сарафане и понял, что Лара не врет.

Заметив его взгляд, она красиво выпустила к потолку струю дыма и, выдержав драматическую паузу, продолжила:

— Максим думает, что она будет похожа на него… Но мне кажется, в ней должно быть больше от тебя…

— Каким образом? — холодея душой и по-прежнему делая вид, что не понимает, Олег посмотрел на Лару ледяными глазами.

— Она твоя дочь, Баженов! — произнесла Лара, глядя ему в глаза. Она долго репетировала эту фразу перед зеркалом, но все равно получилось фальшиво и мелодраматично. Отрепетированная пьеса сбилась с ритма, и вместо растерянного лица Баженова она увидела, что он заливисто смеется.

Отхохотавшись, Олег взглянул в ее растерянное лицо и поинтересовался:

— Это все новости, Лара? Или ты еще хочешь мне сообщить, что у меня четверо детей — один в Саратове и три на Таймыре?

Это была цитата из старого фильма. Циничность Олега покоробила Лару, она не могла понять, почему Баженов так безразличен к ее сообщению. А он уже вставал из-за стола:

— Ларочка, добрый совет — не морочьте мне голову. Ваш ребенок от Максима…

Лара, ошарашенная его безразличной реакцией, подскочила как ошпаренная и зашипела ему в след:

— Ты никогда не узнаешь, чья она дочь! Ты всю жизнь будешь мучиться, думая об этом…

Олег повернулся и, улыбаясь уголками губ, уверенно сказал:

— Не буду.

И ушел.

Лара осталась сидеть в полной растерянности. Она не сомневалась в том, что последние слова Баженова были чистой правдой. Ей даже в голову не приходило, что на самом деле она была очень близка к своей цели… Как хорошо он врал… За время, прошедшее после их разговора на лестнице, Лара успела забыть то, что она поняла тогда: Баженов, несмотря на его открытость и коммуникабельность, очень непрост.

Баженов же уходил из ресторана с ощущением побитой собаки, с чувством, что снайперская винтовка выстрелила ему прямо в сердце. Однако об этом никто и никогда бы не догадался. Одной из сильных сторон его характера было умение молниеносно принимать решения и действовать — качество, благодаря которому Баженов вернулся с войны без единой царапины.

Он мгновенно понял, куда клонит Лара, успел просчитать в уме варианты и принять решение: от кого бы она ни была беременна на самом деле, у Лары был муж — Максим Куликов. Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы хоть что-то нарушило его радость от рождения ребенка… Да, может быть, как предрекла Лара, он всю жизнь будет ломать голову над тем, кто же настоящий отец ребенка. Но в чем он был уверен наверняка — так это в том, что его сомнения так и останутся его сомнениями и никто и никогда о них не узнает.

Александр Николаевич буквально одеревенел от мыслей, вихрем проносившихся в его голове:

«Боже мой, неужели Гошка в самом деле не виноват? Почему я так легко поверил в его виновность? Потому, что оправдать его было проще, чем Лизу или Егора? Он был далеко, они — близко, и, обвинив его, можно было легко выкинуть все из головы…

Нет, я всегда знал, что Гоша в душе честен… Может, он казался мне слишком правильным и прямым? Может, мне было приятно обнаружить, что и он способен на маленькую подлость, потому что такие честные и правильные хороши для романов, но плохо приспособлены к реальной жизни?

Черт возьми, как я мог так обмануться! Ведь с самого начала было ясно, что деньги взял Егор…

Бог мой, как не хочется выяснять с ним отношения… Завтра ему везти меня на встречу, на следующей неделе международная конференция, послезавтра семинар — и все это организует он… Да, Егор бездарен, в нем нет ни моего, ни Гошиного таланта, но он хороший организатор, он трудолюбив… Оказывается, я сильно от него завишу… Трудно будет его заменить, если вдруг возникнет такая необходимость…»

Уже полностью занятый новыми неприятными мыслями, Александр Николаевич все же решил на всякий случай уточнить:

— Если это были твои деньги, какого черта ты пробрался в кабинет тайком, а не спросил меня?

Тут Гоша в самом деле покраснел, причем так сильно, что даже кончики ушей запунцовели…

Сервизная чашка звякнула о блюдце:

— Я же обещал их не брать… — произнес он почти шепотом…

Александр Николаевич вздохнул. Похоже, все было именно так. Это было очень похоже на Гошу. Взять свои, законные, подаренные отцом деньги втихаря, чтобы отец не узнал…